Тогда же, в подземелье, эти мысли просто не могли родиться. Ослушаться владыки казалось преступлением.

Доверенный страж вывел меня по тайному ходу из замка. В глухом буреломе я спрятала тяжелый сосуд.

Когда позднее я пыталась вспомнить о том что произошло в последующие несколько дней, прошлое вспыхивало в памяти яростными, безумными мгновениями…

Огромная овальная тень звездного корабля накрыла башню, где стоял великий владыка. Он выхватил меч — крохотная бессильная фигурка на фоне неотвратимо надвигающейся горы. Внезапно и остро ударил из днища корабля голубой огонь. Посыпались вниз раскаленные брызги металла и камня. Пустой шлем отца гулко звенел, подскакивая на неровных ступенях башни…

Отборная гвардия погибшего владыки сражалась со слепым упорством раз и навсегда заведенных механизмов. Дымились камни разрушенного замка, от вспышек голубого огня становилось больно глазам. Крики воинов, вопли раненых — наших и тех, кто высадился из кораблей, разрывали воздух.

На плечах моих сверкали латы, пальцы сжимали шершавую рукоять меча. Могла ли я сделать иной выбор? Не знаю. Не всегда и не все решает разум. Особенно в минуту, когда огненная стрела с визгом ударяет в шлем и, опалив висок, падает в траву. Я вскинула голову и увидела расширенные от злобы глаза зеленого рыцаря, несущегося на страшном, словно из металла выкованном звере.

Этот миг расставил все по своим местам. Я была воительницей, он — моим врагом. Скорее инстинктивно, чем сознавая что-то, я метнула крестатый нож, и тот распорол нападавшему горло.

Мир потемнел и сузился в глазах моих, они различали только ненавистные зеленые пятна чужих лиц…

Я опомнилась в сумерках, в глубине бурелома. Руки и лицо были в крови, я не различала, где своя, где чужая… Осторожно подняв сосуд, разняла две половины, ожидая, что изнутри вырвется огненный смерч и поглотит всех и вся.

Но ничто не нарушало лесной тишины. Из сосуда выпало крохотное, ослепительно белое зерно. Выпало и пропало в траве.

Тщетно заглядывала я внутрь — сосуд был пуст. Я отбросила металлическую скорлупу, обманувшую мои надежды, и побрела прочь.

Война с зелеными рыцарями длилась недолго. Уже к середине дня жалкие остатки войск владыки были рассеяны по лесам. Там же прятались и женщины с детьми. Завоеватели не трогали их, но всех, на ком блестела броня лат, истребляли беспощадно. Никто не знал лучше меня окрестности замка — я спаслась. Даже самые хитроумные машины зеленых рыцарей не могли помочь им отыскать моих убежищ, которые я постоянно меняла. Наверное, я осталась единственной из могущественного войска великого владыки.

Униженная постоянным бегством, едва живая, я жаждала мести.

Рассудок мой был потрясен, душа стала, как раскрытая рана, и, чтобы унять боль, я должна была убивать.

Дочь жестокого владыки, я стала жестокой воительницей.

Я научилась отыскивать такие места в доспехах врагов, которые могла пронзить металлическая стрела — и ни разу не дала промаха.

Я была вездесуща и неуловима, я превратилась в осу, жалящую великана. И пока он нагибался, с удивлением рассматривая место укуса, мое жало было готово поразить его неповоротливое тело в другом месте. Эти мелкие укусы не могли убить, но могли довести до бешенства.

В конце концов за мною стали охотиться, как за кровожадным зверем. Меня преследовали отрядами и поодиночке, подстерегали в засадах, устраивали смертельные ловушки на лесных тропах. Только странное, необъяснимое предчувствие опасности спасало меня от гибели.

Однажды, уходя от погони, я оказалась неподалеку от бурелома, где прятала когда-то заветный сосуд. Оглядевшись, я не узнала знакомого места.

Там, где громоздились полусгнившие стволы, теперь вздымало над лесом мощную бугристую крону никогда не виданное мною дерево-исполин. Круто изгибаясь, толстые канаты его ослепительно белых обнаженных корней вгрызались в землю. Листва на дереве-гиганте была темной, почти черной, и время от времени вздрагивала, словно какая-то невидимая чудовищная рука сотрясала его.

Что-то холодное и скользкое коснулось моей ступни. Я опустила глаза и вскрикнула от ужаса — хвост длинной, в руку толщиной змеи обвивал мои сандалии. Змею, казалось, покрывала не чешуя, а гладкая белая кожа.

Выхватив меч, я обрубила хвост гадины. Трава вокруг подозрительно шевелилась, и я поспешила уйти. Несколько раз мне приходилось перепрыгивать через огромных, похожих на живые бревна белокожих тварей, переволакивающих по тропе свои громоздкие тела. Некоторые из них обвивали стволы деревьев, те гнулись под тяжестью пресмыкающихся. Долго пришлось пробираться чащей, покуда не осталось в стороне гибельное место.

…На одной из полян я увидела пасущихся эльфаузавров. Остатки боевой упряжи еще сохранились на них, но животные уже заметно одичали. Стоило немалого труда приблизиться и вскочить на одного из них.

Но тут что-то с силой обхватило меня сзади и сбросило вниз. Я увидела над собою зеленое лицо и зажмурила глаза, ожидая роковой вспышки. Но вместо этого услыхала пораженный шепот:

— Ты — жива! Какое счастье — ты жива!..

Я раскрыла глаза. Это был Итт.

Я долго рыдала, уткнувшись лицом в его плечо, тело мое трясло, словно в ознобе, и прошло немало времени, прежде чем я смогла выговорить хоть слово.

Я поведала Итту обо всем, что произошло со мною после изгнания зеленых рыцарей из замка.

— А теперь я хочу умереть, — заключила я. — Отчего ты не убил меня, Итт? Ведь мы враги и это непоправимо.

— Это непоправимо, — согласился он. — И я обязан лишить тебя жизни так же безжалостно, как ты лишала ее других. Но только я никогда не сделаю этого.

— Почему?

— Я вернулся сюда, чтобы видеть тебя, — отвечал Итт. — Я понял, что если не увижу тебя, то погибну.

— О, как же нам не повезло, Итт, — что-то похожее на стон вырвалось из моей груди. — Даже убить меня ты не можешь, а на мне столько крови…

— На мне тоже кровь. Мы были неосмотрительны, позволив зверю вырваться на волю, но не заметили, как сами превратились в зверей. А это непростительно для тех, кто мудрее и старше. Все запутано теперь…

— Не хочу больше так жить, не хочу убивать, — шептала я.

— Мы не должны больше убивать, — проговорил Итт. — Мир так велик, а нас так мало. Неужели нам не дано понять друг друга? Понять и помиловать?

— Ничего уже не изменить, Итт…

— Мы уйдем, — быстро сказал он, — туда, где не убивают, где нас будет только двое: ты и я.

— Осторожно, Итт! — воскликнула я.

Белая длинная тень выбросилась из-за куста ему на грудь. Итт отшатнулся, и змея упала в траву. Итт глядел на нее с изумлением.

— Кругом полно этих гадин, — сказала я.

— Странно, — проговорил Итт, — какое невероятно длинное тело у этой змеи. Взгляни, оно тянется до той зеленой горы…

Я взглянула туда, куда он показывал, и похолодела от ужаса. За несколько часов дерево-исполин поднялось еще выше, простирая над лесом частокол могучих ветвей, и теперь действительно напоминало зеленый холм. Его подножие укрывала узловатая сеть мощных переплетенных корней. Корни шевелились, они были живыми…

Страшная догадка обожгла мой мозг. Зерно, выпавшее из сосуда, было ослепительно белым, как и эти чудовищные корни…

Они добирались до нас. Куст поблизости сник буквально на глазах, треща под тяжестью заползающей на него белой твари. Ветви его почернели, словно чудовище высосало из растения всю влагу.

Итт, не говоря ни слова, повлек меня прочь.

Дождавшись ночи, мы забрались в один из кораблей. С интересом и страхом вглядывалась я в окружающие меня вещи. Это был незнакомый, странный мир.

Итт ободряюще кивнул мне. Внезапно все задрожало. Я оказалась втянутой в нечто, напоминающее расплющенное ложе, невесть откуда взявшиеся широкие лепестки спеленали меня по рукам и ногам, не давая сделать малейшего движения. Всем телом, тяжелеющим, словно закованным в невидимый панцирь, я ощутила приглушенный нарастающий звук. Неотступный, вязкий, он буравил мозг. Веки мои смыкались под собственной тяжестью, внутренности будто обливало жидким металлом. Я закричала, но не расслышала собственного крика. Не знаю, сколько длилась эта пытка…