На лице Люсиль засияла улыбка. В своей памяти она вновь была в чудесном 1966 году. Она снова чувствовала себя молодой и гордой матерью.

– Все было залито солнечным светом! Небо казалось невероятно ярким и синим. В наши дни такое трудно себе представить.

Она покачала головой.

– Теперь везде слишком много загрязнений. Не могу даже сказать, что осталось привычным и прежним.

Она внезапно замолчала и, быстро повернувшись, посмотрела через стеклянную дверь. Ее сын по-прежнему находился в смежной комнате. Он все еще был жив. В таком же восьмилетнем возрасте. Такой же красивый и милый.

– Все поменялось, – продолжила она через секунду. – Жаль, что вы там не были, Мартин Беллами. Джейкоб и его папочка буквально лучились от счастья. Харольд полдня носил мальчишку на плечах. Я думала, он рухнет в обморок от усталости. Тот день мы провели на ногах: ходили, ходили и ходили. Иногда ребенок даже засыпал на его плече – висел, будто мешок картошки. А еще они придумали игру. Заходили в какой-нибудь павильон, осматривались, говорили друг с другом как ни в чем не бывало. Затем Джейкоб срывался в бег, и Харольд начинал преследовать его. Они бежали через толпу людей, едва не сбивая с ног прохожих. А я кричала им вслед: «Немедленно прекратите! Вы оба! Перестаньте вести себя, как животные!»

Она еще раз взглянула на Джейкоба. Казалось, что ее лицо не знало, какое выражение принять. Поэтому оно стало нейтрально выжидающим.

– Это было реальное счастье, Мартин Беллами, – сказала она, растягивая каждое слово. – Благословение от Бога. И если порою человек не понимает смысла Божьих деяний, это не лишает его благословения. Верно?

Девушка знала, что он приедет за ней, поэтому она ждала и верила. Он всегда был лучше, чем казался, – такой умный, дисциплинированный. У него было много достоинств, хотя он мало рассказывал ей о себе.

Она почти добралась до него. Путь на восток оказался неблизким. Элизабет поймали в Колорадо. Местный шериф заметил ее на стоянке для отдыха дальнобойщиков. Один из парней согласился подвезти молодую девушку. Он интересовался «вернувшимися» и все время задавал ей вопросы о смерти. Когда она отказалась разговаривать на эту тему, он высадил ее на стоянке для отдыха, где каждый встречный относился к ней с заметной антипатией.

Сначала ее отвезли в Техас. На допросах она постоянно умоляла следователей из Бюро помочь ей найти Роберта Питерса. Затем ее отправили в Миссисипи и поместили в лагерь временного содержания. Там находились другие «вернувшиеся», которых охраняли мужчины с оружием.

При любой возможности она подходила к охранникам и просила их:

– Помогите, пожалуйста. Мне нужно найти Роберта Питерса.

В лучшем случае она получала насмешливый ответ:

– Его здесь нет.

Но он должен был приехать за ней. Она не сомневалась в этом. Элизабет знала, что он найдет ее и все снова станет на свои места.

Пастор Питерс сердито ворчал, ударяя пальцами по клавишам компьютера. Только Богу было известно, как он не любил это делать.

Несмотря на средний возраст – хотя в свои сорок три года пастор выглядел довольно моложаво, – он плохо владел навыком мануального набора текстов. Ему не повезло родиться в те времена, столь удаленные от эпохи компьютеров, когда люди спокойно обходились без клавиш, панелей и кейбордов. Однако техническая революция оказалась такой стремительной и неизбежной, что заставила все его поколение страдать от плохого знакомства с размещением букв на клавиатурах современных машин. Он мог печатать только двумя пальцами, поэтому походил сейчас на огромного кибернетического богомола.

Тук. Тук-тук. Тук, тук, тук, тук-тук, тук.

Питерс начинал письмо четыре раза и удалял его пять раз – в последнем случае он так расстроился, что даже выключил компьютер.

Главный недостаток его двупалого набора текста заключался в том, что слова в голове убегали далеко вперед, в то время как его указательным пальцам требовалась целая вечность для нахождения нужных клавиш на кейборде. Будь пастор более суеверным человеком, он мог бы поклясться на стопке священных книг, что буквы на клавиатуре меняли свои позиции через каждые несколько минут, вводя его в ярость и замешательство. Конечно, он мог бы написать письмо от руки, а затем перепечатать его на компьютере, но это вряд ли бы упростило задачу.

Пару раз его жена входила в кабинет и предлагала ему напечатать письмо, как она это часто делала. Но он вежливо отказывался от ее помощи, что прежде никогда не случалось.

– Я никогда не улучшу свой навык, если буду перекладывать работу на тебя, – сказал он супруге.

– Мудрый человек знает свои ограничения, – ответила женщина.

Она не хотела обидеть его – просто пыталась начать диалог. Провести обсуждение вопроса, как он сам недавно говорил жителям Аркадии. Он уже несколько недель сторонился ее, а пару прошлых дней вообще почти не разговаривал. Она желала выяснить причину.

– Я считаю это слабой тренировкой, а не ограничением, – возразил пастор. – Возможно, мне удастся использовать все остальные пальцы, и тогда… Давай подождем, и ты увидишь. Клянусь, я научусь. Я покажу тебе чудо.

Когда супруга начала обходить стол, решив посмотреть, над каким текстом он работал, пастор тут же удалил ту дюжину драгоценных слов, которые отняли у него столько времени.

– Это просто вздор, который мне нужно выбросить из головы, – сказал он. – Ничего важного.

– Значит, ты не хочешь посвятить меня в свои дела?

– Какие дела? Это пустяк. На самом деле.

– Хорошо, – произнесла его жена, подняв руки в жесте покорности.

Затем она улыбнулась, показывая, что не сердится на него.

– Храни свои секреты, – сказала она, покидая комнату. – Я полностью доверяю тебе.

Ее слова о доверии еще больше замедлили работу над текстом. Она намекнула ему, что содержание его письма не только требовало ее покорности, но и, хуже того, напоминания о супружеском доверии. Она была умной женой. Той, которая заботилась о сохранении семьи.

Вот как далеко он зашел, зарываясь в свои воспоминания. Проходя весь путь к началу. Разозлившись на себя, пастор вытер брови тыльной стороной ладони и продолжил составление письма.

Тук. Тук. Тук. Тук-тук. Тук…

Я пишу вам, чтобы выяснить…

Питерс задумался. Он вдруг понял, что не знал, о чем хотел спросить.

Тук-тук-тук…

Я пишу вам, чтобы выяснить статус мисс Элизабет Пинч. Вы прислали мне письмо, в котором говорится, что мисс Пинч пытается найти меня.

Удалить, удалить, удалить.

Я пишу вам, чтобы выяснить статус мисс Элизабет Пинч.

Это было ближе к правде. В своем уме он уже представлял, как подписывает письмо и бросает его в почтовый ящик. Пастор решительно распечатал страницу, но затем, вернувшись в кресло, снова посмотрел на текст.

Я пишу вам, чтобы выяснить статус мисс Элизабет Пинч.

Он поместил лист на стол, взял карандаш и вычеркнул несколько слов.

Я пишу, чтобы выяснить статус мисс Элизабет Пинч.

Хотя ум был неуверен, его рука знала, что он пытался сказать. Пастор взял карандаш и внес новые поправки. Он несколько минут записывал и зачеркивал слова, пока в тексте не осталась только правда.

Я пишу об Элизабет.

Что еще он мог сделать? Смяв лист бумаги, пастор швырнул его в мусорную корзину. Он включил Интернет и ввел имя Элизабет Пинч в окно поиска. Все ссылки относились к женщинам с такой же фамилией. Ни одна из них не имела отношения к той пятнадцатилетней девушке из Миссисипи, которая однажды завладела его сердцем. Он настроил поиск на отображение образов.

Экран заполнился снимками женщин. Пастор внимательно просматривал их один за другим. Некоторые дамы улыбались, глядя в объектив фотокамеры. Другие даже не осознавали, что их фотографируют. Часть образов вообще не являлась снимками людей. На них отображались кадры из фильмов и телесериалов. (Очевидно, какая-то Элизабет Пинч работала в Голливуде. Она была сценаристом телевизионных детективных драм с высоким рейтингом. На многих страницах имелись ссылки на криминальные сериалы.)