Когда допрос закончился, Уайт сказал:

— Теперь мы бы хотели, чтобы вы опознали тех троих, что напали на вас.

Уайт подал знак полицейскому в форме, и тестовые картинки на экранах пропали. Перед взором Эйнджел возник ряд лиц. Их было более двадцати или что-то около того. Они медленно проплывали, перед ней, сменяя друг друга.

— Во-первых, как я вам уже сказала, все они были бритоголовыми.

В ответ на это заявление картинки замерли, и компьютер начал стирать волосяной покров. Не прошло и секунды, как на экране красовался ряд лысых мужчин. Эйнджел пристально вглядывалась в лица, пытаясь отыскать Графа, Чико и того черного пижона. Первым она узнала Графа; у него было лицо, которое она никогда не забудет.

— Остановите номер двенадцатый. Это тот парень, которого я ударила.

Двенадцатый кадр замер, и помощник прокурора произнесла:

— Нас больше интересуют двое других…

— А может не стоит подсказывать свидетелю? — прервал тираду помощника прокурора хорек.

Эйнджел, проигнорировав реплики обоих, продолжала изучать ряд черных лиц. Она не знала его имени, но десять дней назад он стоял еще ближе к ней, чем теперь сидит Уайт.

— Шестой, это номер шесть.

Изображение шестого, безучастно глядя на них, застыло в неподвижности.

— Это второй.

— Вы уверены? — спросил хорек.

— Что вы говорили относительно подсказки свидетелю? — вмешалась помощник прокурора.

Лица Чико на экране Эйнджел не обнаружила.

— У вас есть другие изображения?

В ответ старый ряд исчез и на стене появились новые изображения лысых голов. В самом центре в упор на нее смотрел Чико.

— Пятнадцатый, этот сукин сын номер пятнадцать.

Застыл пятнадцатый кадр. Все остальные лица исчезли. К нему с обеих сторон присоединились двое других.

— Теперь мы хотим, чтобы вы совершенно точно…

— Именно эти негодяи и напали на меня.

— Вы нашли их что-то очень быстро… — начал хорек.

— Это они. — Она пригвоздила Игалеса взглядом. — Эти подонки, которых вы собираетесь защищать, могли бы убить вас только потому, что вы не человек.

Рука Уайта легла ей на плечо:

— Я полагаю, мы здесь закончили.

Уайт вывел ее из комнаты, и Эйнджел почувствовала явное облегчение, что наконец освободилась от присутствия Игалеса.

Возле стола их поджидал Анака. Вид его выражал явное нетерпение.

Она была права, ее вызвали, чтобы опознать тело. Они повезли ее в ветеринарную лечебницу Святого Луки. В то время как Уайт и Анака обсуждали свои полицейские проблемы, она, безучастная и безмолвная, сидела на заднем сиденье автомобиля.

Они собирались доставить ее к холодному телу Байрона, распростертому на столе, и Эйнджел была не вполне уверена в том, что сможет выдержать это. Черт, у нее было такое чувство, словно силы уже отказывают ей. С Игалесом она уже чуть не оступилась.

Но ведь она была достаточно мужественной, умела хорошо владеть собой.

Во всяком случае, надеялась, что умеет контролировать себя.

«Перестань изводить себя этим, — сказала она самой себе. — Скоро все кончится. Впрочем, все и так уже кончилось». Байрон стал теперь бесчувственным куском мяса, и она ровным счетом ничего не могла с этим сделать.

Анака и Уайт, сидя рядом с ней и не обращая на нее никакого внимания, продолжали о чем-то спорить.

— Говорят тебе, Эллис что-то скрывает.

— Сегодня я не желаю иметь никаких дел с твоими заговорщиками.

В голосе Уайта было больше негодования, чем аргументированного спокойствия.

— Почему она ведет дело Дорсета? Она не является специалистом по кошачьим.

— Чего ты кипятишься, Коуб? Наше дело — обуздать «Рыцарей», не забывай об этом.

— А если аутопсия покажет что-то интересное…

— Черт побери, Коуб, если мы сделаем все правильно, бритоголовые запищат и восстанут против собственных же хозяев, тогда нам не понадобится предъявлять тело…

Эйнджел снедало желание спросить их, зачем тогда им потребовалось пропускать через все это ее. Но она не сделала этого. Кому какое дело до того, какую внутреннюю политику ведут эти копы, ей же просто хотелось, чтобы проклятая пытка побыстрее закончилась.

Те двое всю дорогу до лечебницы так и продолжали вести словесную баталию. В конце концов Эйнджел надоело их слушать, и она утратила нить разговора.

По прибытии детективы отвели ее в морг, располагавшийся на цокольном этаже больницы, где пребывало тело Байрона. Звук, отражавшийся от стен длинного, выложенного белым кафелем коридора, разносился под его сводами гулким эхом. Дешевое, пахнущее сосновой хвоей дезинфицирующее вещество не могло заглушить впитавшийся в стены запах мертвой плоти.

В подвале Эйнджел стало холодно.

Байрон лежал на столе из нержавеющей стали. Как только Эйнджел увидела тело, у нее не осталось больше никаких сомнений, что это он. На шерсти запеклась кровь, но лицо оставалось прежним…

— Я люблю тебя, Байрон, — прошептала она в первый и единственный раз.

Эйнджел сказала это так тихо, что даже сама усомнилась в том, что в действительности произнесла эти слова.

— Это он? — уже в третий раз спросил Анака.

Эйнджел все еще не могла обрести дара речи. Она думала о том, насколько жестока жизнь.

Рана на шее, пересекавшая горло и щеку, искажала лицо и придавала ему брезгливую гримасу. Эйнджел была рада, что кто-то, кем бы он ни был, закрыл Байрону глаза. Если бы они были открыты, то неизвестно смогла бы он выдержать эту сцену или с пронзительным криком унеслась бы прочь.

Казалось, прошла целая вечность, когда она наконец смогла оторвать от тела взгляд. Эйнджел молча кивнула копам. Затем зажмурила глаза, но образ распростертого на столе Байрона не покидал ее. Она почувствовала, что рука Уайта легла на ее плечо.

— Мы отвезем вас домой.

Копы отвезли ее в Мишн Дистрикт. На этот раз машину вел Уайт, а Анака сидел рядом с ним. Заднее сиденье было предоставлено в ее полное распоряжение. Большую часть пути они проехали молча. Эйнджел это вполне устраивало. Она все еще пыталась разобраться во всем, но теперь ее волновал не столько Байрон, сколько ее отношение ко всему…

Она должна была спокойно воспринять все это, но сейчас у нее было такое чувство, что еще немного и она распадется на мелкие части. «Ну, ну, — успокаивала она себя, — ты ведь познакомилась с ним всего десять дней назад».