— Я не присутствовал при допросе. Но там был ваш внук и после допроса юноши были сильно измучены. Все — таки раскаленные щипцы, да и в самых болезненных местах.

— Кто еще присутствовал при дознании, кроме моего внука?

— Палач и писарь. Но палач слишком туп, а писарь подтвердит то, что посчитает, что мы хотим от него услышать.

— Объясните.

— Если он увидит, что мы сомневаемся, что юноши воры, скажет, что они себя оговорили. В противном случае будет утверждать, что они действительно воры, укравшие кошельки у вашего внука.

— А ты сам что думаешь?

— Мое мнение должно основываться на подтвержденных фактах, а таких фактов нет. Но скажу одно. Когда их схватили стражники, юноши сообщили, что кошельки им отдал баронет Лазерс.

— С чего это ему швыряться кошельками с серебром? Глупость, с помощью которой они хотели отвертеться от наказания.

— Возможно, вы правы, милорд. Но нельзя исключать возможности, что юноши не соврали. Лазерс им дал кошельки, а затем обвинил в воровстве. Деньги, разумеется, вернулись обратно.

— И зачем ему это делать?

— Ваш внук не пропускает зрелищ наказания провинившихся слуг. И казней воров и убийц.

Граф нахмурился. То, что ему сообщил начальник стражи, он знал. Но пытался не заострять на этом внимания. Ласкарий сейчас в таком возрасте, когда хочется веселья и разнообразия вместо скучной жизни двора. Будущий правитель, без разницы, королевства или графства, должен быть человеком сильным и жестким, когда надо, то жестоким. Только так можно удержать бразды правления в своих руках. Мягкотелым и слабым не место на троне. Покойный Фредриг не был мягкотелым, но характером не вышел. Вот и оказался под полным влиянием Тарена, брата жены. Лишился одного за другим сыновей — наследников, потом умер сам, став полной развалиной — и это в его — то годы! Поэтому на посещение Ласкарием сцен наказания преступников и рабов граф смотрел сквозь пальцы, даже временами с удовлетворением, что внук не растет мягкотелым.

Но в свете последних событий граф задумался всерьез. И ему это очень не понравилось. Казненных юношей, обвиненных в воровстве, ему было не жалко — простолюдины. Хотя с другой стороны, сыновья уважаемого члена гильдии конезаводчиков. Вполне можно было обойтись клеймением. Но в последние дни он был занят вопросами внешней политики, опять же приезд человека от союзника, пиренского герцога. Упустил известие о пойманных ворах, думал заняться позднее, но тех быстро казнили — внук поторопил палачей.

И вот теперь семья Бруна, а тот все — таки дворянин, да еще и с родословной. Хотя это все ерунда. Бруна граф не любил. А за что любить? Внук посмеялся, пообещав своей любовнице, что сделает ее отца то ли бароном, то ли графом, а Брун показал всем свою глупость — поверил. Кто ж его графом сделает? Освободившиеся графские места после захвата Лоэрна получат верные ему люди. Кстати, первым будет его младший сын, не вечно же ему быть виконтом?

Граф сейчас даже усмехнулся над глупостью Бруна. Но усмешка застыла на его лице. А ведь Ласкарий давно уже мнит себя королем, велит всем обращаться к нему, как к «его величеству». И, возможно, уже всерьез считает, что будет отдавать королевские приказы, раздавать титулы и замки.

Брун, конечно, в любом случае не стал бы графом, а сейчас и подавно, но теперь не в Бруне дело, а в Ласкарии. Сейчас ему четырнадцать. Когда коронуется, будет старше и тогда… Да, но на кого он обопрется, если решит править единолично? На таких, как Лазерс? Глупый мальчишка, ведь его же съедят. Лоэрнская знать после падения Лоэрна… А что будут делать лоэрнские аристократы, когда его войска войдут в Лоэрн? Большинство местной знати понимает, что они ничего не потеряют. Вместо Пургеса будут кланяться Ласкарию.

А наиболее приближенные к Пургесу? Разбегутся по всему Атлантису, благо скупили все свободные поместья? Но надо еще успеть уйти, а они все, как один, до сих пор безмятежно живут, как будто не понимают, что Пургесу долго не продержаться. Эймуд, Ларск, Пирен, Гендован, Амарис — все они сейчас против Пургеса. Тот до сих пор держится у власти только чудом, благодаря своей чудодейственной настойке. Но это не вечно. А они безмятежны! Глупы? Да, тот же Волан, граф Сейкурский, блаженный идиот, вряд ли понимает всю ситуацию.

А другие, основная масса лоэрнской знати? Теперь ему стали понятны некоторые сообщения его разведчиков, посланных в Лоэрн. Они рассчитывают на Ласкария, его внука Ласкария! Рассчитывают, что и при новом короле будут жить хорошо. Они — то и поддержат его внука. А Ласкарий наломает дров. Хотя, куда же больше, чем уже сделано Пургесом?

Граф последние годы жил мечтами о том, что именно он будет от имени своего малолетнего внука реально править Лоэрном. И править до своей смерти. И предпосылки были хорошие. Пока Ласкарий мал, тот будет под полным контролем семьи, а когда подрастет, войдет в возраст совершеннолетия, тогда на всех ключевых постах уже будут люди, лично преданные ему, графу Эймуду. Двух — трех лет для того, чтобы полностью расставить своих людей по всем важным и даже совсем не важным местам королевства, будет достаточно.

Но через год или два, когда Ласкарию исполнится пятнадцать, а то и шестнадцать лет, будет поздно. Он, граф, уже не успеет, а внук, заручившись поддержкой лоэрнской знати, отправит его с сыновьями в опалу, обратно в Эймуд. Сам же будет править самостоятельно. Вот чего хочет Ласкарий. И вот почему так безмятежны лоэнские аристократы. Только они не учли одного: Ласкарий растет жестоким и коварным. Лоэрнская знать почувствует это вскоре после коронации. И взбунтуется? Вряд ли, ведь за спиной у Ласкария будет эймудский род, который всегда придет на помощь даже из почетной опалы. Опалы? Или?.. Нет! А почему нет? Ласкарий может не только отправить в опалу, но и казнить. Что же делать?..

А через неделю после неприятной беседы деда с внуком, личный представитель герцога Пиренского барон Арбадун въезжал в пиренский замок. Черный Герцог пожелал видеть его немедленно.

— Ваше сиятельство!

— Присаживайтесь, мой друг. Итак, какие новости из Эймуда?

— Граф после прошлогоднего поражения до сих пор не может оправиться. Наемники не очень любят невезучих. А теперь, после того, как Ларск показал себя с наилучшей стороны, наемники предпочитают его, а не Эймуда. И денег в казне нет. Война, пусть и такая вялая, стоит дорого. Граф так и сказал.

— Просил деньги или только намекал?

— Открыто не просил, но слова о деньгах можно считать именно просьбой, а не тонким намеком.

— Надеюсь, ты ему привел пример Каркела?

— Как граф зарабатывает на продаже дворянства? Привел, только впустую. Он мнит себя слишком благородным. Даже хочет, чтобы люди сравнивали его и каркельского графа. Надеется, что сравнение будет только в его пользу.

— Каркел ему не конкурент. Он человек Пургеса. А после падения Лоэрна, каркельскому графу будет очень сложно удержаться у власти.

— Я думаю, что граф Эймуд это понимает, только причина подспудно кроется в другом. Хаммийцы со своими деньгами не очень — то захотят ехать в Эймуд за титулами. Каркел и ближе и находится под властью Лоэрна. А они все детищи новых лоэрнских порядков.

— А как Алиция?

— Я ее не видел. Пытался встретиться, но не удалось. А сильно настаивать я остерегся. Знаю, что приближается срок родов и что она полностью послушна воле и желаниям мальчишки.

— В Хаммии над ней основательно поработали. При Френдиге она была совсем другой. Ты считаешь, что она забыла, кто ее настоящий хозяин?

— Не думаю, милорд. Когда настанет нужное время, она выполнит все приказания своего настоящего господина.

— А не выполнит, то всем покажем ее черного ублюдка?

— Точно так, милорд.

— Хорошо, продолжай. Что скажешь о мальчишке?

— За прошедшее время он совсем испортился. Там целый букет расцвел. Себя мнит королем, хочет, чтобы к нему обращались: «Ваше величество». Жесток. Даже очень. Ленив. Глуп. Завел себе кучу любовниц. Из взрослых женщин, между прочим. Чуть ли не каждой обещает сделать ее виконтессой или даже графиней. Жениться обещает. А Алицию грозится отправить к храмовникам.