Черная бейсболка свешивалась с кончика его пальца – похоже, он про нее забыл. Наши глаза встретились, и я почувствовала, что в груди у меня что-то зашевелилось. Его магнетические глаза были ярко-голубыми. Такой цвет имеет послезакатное небо, когда день закончился и вот-вот наступит ночь – в общем, цвет сумерек. В его взгляде я заметила неподдельный интерес ко мне и озабоченность.

– Это мой бойфренд? – шепотом спросила я с надеждой и одновременно со страхом. Будь он моим бойфрендом, я не знала бы, что с ним делать. Или нет, знала – внезапно в голове у меня возникло множество ассоциаций, связанных с поцелуями, прикосновениями и прочими забавными делами… Этот парень был… соблазнительно великолепным, и это пугало меня, что называется, до смерти.

Скотт давился от смеха.

Гость, стоявший в дверях, смотрел на моего брата, затем перевел взгляд на меня. Жар буквально опалил мне щеки. Тот самый интерес все еще был в его глазах, и мои губы изобразили подобие улыбки. Он был счастлив видеть меня, но… Но вдруг его глаза превратились в ледышки.

– Бойфренд? Да… – медленно произнес он глубоким и мягким голосом. – Ну уж нет, даже если бы ты в следующем году заплатила за мою учебу в Пенсильванском универе.

Уязвленная и смущенная его ответом, я отпрянула назад, но вопрос сорвался с моих губ прежде, чем я сумела их сжать.

– А почему нет?

Незнакомец смотрел на меня так, словно из моей головы торчала рука, которой я размахивала во все стороны. Он повернулся к моему брату, поднял брови.

– Я подожду тебя на улице.

– Заметано, Кар, выйду через секунду.

– Почему его так странно зовут?[6] – удивилась я, складывая руки на груди.

Парень с автомобильным именем остановился и обернулся ко мне.

– Кар – это Карсон Ортиз.

Ой. Все понятно. Я опустила руки, казня себя за свою несусветную глупость.

Глаза Карсона сузились.

– Она действительно не имеет понятия о… Ни о чем?

– Да, – подтвердил Скотт и поджал губы.

Карсон снова собрался уходить, но снова остановился. Пробормотав что-то себе под нос, он посмотрел на меня.

– Я рад, что ты в порядке, Сэм.

Прежде, чем я успела ответить, он ушел. Я снова повернулась к Скотту.

– Я ему не нравлюсь.

У Скотта был такой вид, будто он вот-вот снова рассмеется.

– Да, похоже, что так.

Какое-то странное томление возникло у меня в груди.

– А почему?

Слезая с кровати, брат вздохнул.

– Он не нравится тебе.

Не нравится мне? У меня что, нет вкуса? Он же просто потрясающий, и, без сомнения, во всем! А откуда, кстати, я это знаю?

– Я что-то не врубаюсь.

– Ты для него одна из тех сучек… В последние два года…

– Но почему?

По выражению его лица я поняла, что ему надоели мои бесконечные «Почему?».

– Да потому, что его отец наемный работник, а ты не больно расположена к наемным работникам. А также к их отпрыскам и всем, блин, кто имеет к ним отношение.

Мои ослабевшие руки опустились на колени, я совершенно не представляла, что сказать в ответ. Он, должно быть, снова разыгрывал меня.

– А у нас разве есть наемные работники?

Глаза Скотта округлились.

– Мать и отец нанимают работников; это наверняка покажется тебе смешным, но мама не работала в своей жизни ни одного дня. – Его передернуло, когда он увидел выражение моего лица. – Господи, да с тобой говорить все равно что с новорожденным.

Злость, казалось, впивается в мою кожу, причиняя сильную боль.

– Прости. Кар уже ждет тебя, чтобы потрепаться. И уж он наверняка не страдает от пониженного коэффициента умственного развития.

В его взгляде на меня мелькнуло сожаление, и Скотт снова тяжело вздохнул.

– Послушай, мне действительно жаль. Я не это имел в виду, Сэм, но все так странно. Как в фильме «Вторжение похитителей тел»[7], где люди превращались неизвестно в кого.

Это было странно. Обеспокоенная и даже немного испуганная, я смотрела на пустой дверной проем. И вдруг поняла, что не хочу оставаться одна.

– А куда ты с парнями идешь?

Скотт, еще раз посмотрев на свои спортивные штаны, удивленно приподнял бровь.

– У нас тренировка по бейсболу.

– Можно я тоже пойду?

Его лицо превратилось в изумленное.

– Ты же ненавидишь бейсбол. Единственной причиной, по которой ты туда ходила, был Дел.

– Да я не знаю, кто такой Дел! – Мои ладони беспричинно сжались в кулаки. – Я не знаю, что именно я ненавижу. Или что мне нравится. Или что мне следует делать или говорить. Мне все это незнакомо. Но что еще хуже, теперь я знаю, что все, похоже, ненавидят меня – в том числе и моя лучшая подруга, которая исчезла одновременно со мной, – а почему, я даже не могу вспомнить. – Я оглядела комнату глазами, к которым подступили слезы. – А еще мое второе имя Джо. Ну кто дал ребенку такое ужасное второе имя?

Несколько секунд Скотт хранил молчание, а потом опустился передо мной на колени. Это было более чем странно – смотреть в его лицо, а видеть свое собственное, но более твердое и решительное.

– Сэм, все будет в порядке.

Моя нижняя губа задрожала.

– Все так говорят… Ну а что, если этого не будет?

Он ничего не ответил.

Ведь если что-то было не в порядке, то вряд ли уже будет иначе. Я застряла в жизни, которую не помню, втиснутая в оболочку этой девушки – Саманты Джо Франко, и чем больше я узнаю ее, тем сильнее начинаю ненавидеть.

В субботу я встречалась со своими подружками… в первый раз. Они говорили. Без умолку. Говорили одно и то же и выглядели одинаково. Их волосы с модным блондированием были аккуратно уложены. Все девушки выглядели такими тощими, что им наверняка стоило бы есть побольше пончиков, которыми объедалась я.

Они толпились вокруг, обнимали меня и плакали. Моя мама сидела на кухне, потягивая вино, хотя было еще одиннадцать утра. Одна из трех девушек стояла чуть поодаль. Я почти сразу запомнила ее имя.

Вероника Ходжес.

Блондинка. Загорелая. Стройная. Девушкам такого типа только пляжные шезлонги рекламировать и с легкостью становиться королевой выпускного класса, если бы конкурс проводился в бикини.

Поправляя холеной ладонью с наманикюренными пальцами свой белый кашемировый свитер, Вероника, поджав напомаженные ярко-красные губки, смотрела на пончики и круассаны так, словно их начинка была из тараканов.

– Мы так рады тому, что ты в порядке, Сэмми. Мы буквально все переволновались.

Я стряхнула с ладоней крошки.

– Спасибо вам.

Вероника быстро оглянулась на мою маму, а потом, склонившись ко мне и подавшись немного вперед, едва слышно сказала:

– И мы очень надеемся, что и Касси тоже отыщется.

Озадаченная тем, что она сообщила мне это шепотом, я посмотрела на других девушек. Они все кивали головами, как хорошо дрессированные маленькие собачки.

– Я тоже, – кивнула я, взяв круассан.

Вероника нахмурилась.

– Но… твоя мама говорит, что ты ее не помнишь.

– И нас тоже, – вступила в разговор Кэнди Олдерман. Она так же, как и я, смотрела на коробку с конфетами. – Радостно видеть, что аппетит у тебя прежний.

Моя рука с круассаном застыла на полпути ко рту.

– Неужели правда?

Кэнди кивнула.

– Ты всегда ела, как парень.

– Да, это точно, – пробормотала мама, чуть касаясь губами бокала с вином и закатив глаза.

Опустив круассан, я терялась в догадках, хорошо или плохо то, что я сохранила свой прежний аппетит. Я обвела глазами комнату – но все мои мысли занимала та самая девушка, натуральная блондинка, выглядевшая настолько счастливой и настолько естественной. Я хотела узнать, кто она.

– Итак, – начала Кэнди и после короткой паузы добавила: – Ты ничего не помнишь?

И вдруг ни с того ни с сего мой аппетит пропал. Я бросила круассан обратно в коробку и посмотрела на маму. Теперь ее взгляд обратился к нам.