Вода… но с ней было что-то не то. Темная маслянистая вода.

Открылась дверь, и вошла медсестра, а с ней врач, который накануне вечером осматривал меня. Он мне нравился. Улыбался он искренне, по-отечески.

– Вы помните, как меня зовут? – Я ответила не сразу, но его улыбка оставалась прежней. – Я доктор Уэстон и всего лишь хочу задать вам несколько вопросов.

Он задал мне те же самые вопросы, что и все остальные. Помню ли я свое имя? Знаю ли я, как попала на ту дорогу и что делала до того, как помощник шерифа нашел меня? Ответ на все его вопросы был один и тот же: нет.

Но когда доктор перешел к другим вопросам, на них у меня появились ответы.

– Вы когда-нибудь читали книгу «Убить пересмешника»?[1]

Мои пересохшие губы треснули, когда я улыбнулась. Все проще простого!

– Конечно, это книга о расовой несправедливости и о разных проявлениях мужества.

Доктор Уэстон одобрительно кивнул.

– Отлично. А вы знаете, какой сейчас год?

Мои брови изогнулись и приподнялись.

– Сейчас две тысячи четырнадцатый.

– А какой сейчас месяц, вы знаете?

Я замолчала, и улыбка сползла с его лица.

– Сейчас март. – Я облизала языком сухие губы и почувствовала, что начинаю нервничать. – Но не знаю, какое сегодня число и какой день.

– Сегодня двенадцатое марта, среда. А какой последний день вы помните?

Я заерзала на краешке кровати и ответила, но мой ответ прозвучал полувопросительно:

– Вторник?

Губы доктора Уэстона снова изогнулись в улыбке.

– Вы пропали гораздо раньше. Когда вас доставили сюда, ваш организм был сильно обезвожен. Давайте попробуем еще раз?

Я могла бы попробовать, но какой от этого прок?

– Не знаю, – ответила я.

Он задал мне еще несколько вопросов, но тут санитарка принесла еду, и я почувствовала, что ненавижу картофельное пюре. Таща за собой, как багажную тележку, штатив с капельницей, я стала пристально всматриваться в незнакомое лицо в зеркале ванной комнаты.

Этого лица я никогда прежде не видела.

Но это было мое лицо. Я наклонилась вперед, рассматривая свое отражение. Длинные, все в колтунах, медного цвета волосы. Слегка заостренный подбородок. Высокие скулы. А цвет глаз располагался в цветовом спектре где-то между коричневым и зеленым. Нос был маленьким – это открытие меня обрадовало, и я предположила, что могла бы сойти за хорошенькую, не будь этого пурпурного кровоподтека, протянувшегося через весь лоб и почти полностью закрывавшего мой правый глаз. Кожа на подбородке была содрана, и на этом месте красовалось огромное малиновое пятно.

Я попятилась от раковины, волоча за собой в свою крохотную палату надоевший штатив с капельницей. Из коридора послышались голоса, и я задержалась у двери.

– Вы хотите сказать, что она вообще ничего не помнит? – спросил высокий женский голос.

– У нее сложное сотрясение мозга, которое повлияло на ее память, – терпеливо и спокойно объяснял доктор Уэстон. – Потеря памяти, как я полагаю, является временной, но…

– Что «но», доктор? – прозвучал мужской голос.

Теперь разговор зазвучал словно из телевизора за закрытой дверью: звук его вы слышите, а изображения не видите.

«Мне действительно жаль, что вы тратите так много времени на эту девочку. От нее можно ждать только неприятностей, и мне не нравится, что вы уделяете ей столько внимания».

Это был его голос – голос человека за дверью, однако я не могла вспомнить, кто это, и никаких связанных с этим голосом ассоциаций.

– Потеря памяти может быть постоянной. Такие случаи трудно предсказать. В данный момент мы просто не знаем. – Доктор Уэстон откашлялся. – Хорошая новость – это то, что остальные ее травмы являются поверхностными. И, как показало дополнительное обследование, насилию она не подвергалась.

– О боже! – вскричала женщина. – Насилию? Подобно…

– Джоанна, доктор же сказал, что в этом плане с ней все в порядке. Ты должна успокоиться.

– Как я могу быть спокойна, Стивен, – оборвала она мужчину. – Ее искали четыре дня.

– Парни из нашего округа нашли ее рядом с государственным лесным заповедником «Майко», – сообщил доктор Уэстон и, немного помолчав, спросил: – Вы не знаете, почему она там оказалась?

– У нас там летний дом, но с сентября он закрыт. И мы это проверили. Верно, Стивен?

– Но сейчас с ней все в порядке, верно? – не отступался тот самый мужской голос. – Проблема только с ее памятью?

– Да, но это не просто случай амнезии, – ответил доктор.

Я попятилась от двери и залезла на кровать. Мое сердце снова гулко стучало. Кто эти люди и почему они здесь? Я натянула одеяло на плечи и принялась анализировать обрывки фраз и отдельные слова из сказанного доктором. Что-то о травмах, причиненных серьезным шоком, в сочетании с обезвоживанием организма и сотрясением мозга, – с медицинской точки зрения это настоящая буря, по причине которой мой мозг утратил связь с идентификацией моей личности. Слишком все это сложно.

– Я не понимаю, – донесся до меня голос женщины.

– Ну вот представьте: вы написали что-то на своем компьютере, сохранили этот файл, но не запомнили, где именно, – объяснял доктор. – Этот файл все еще в компьютере, и вам просто надо его найти. Девочка не утратила свои личные воспоминания. Они у нее в голове, но она не может добраться до них. И может вообще никогда их не найти.

Встревоженная, я откинулась на подушку. Куда же я поместила этот файл?

Вдруг дверь распахнулась, и я испугалась при виде женщины – этой силы, с которой нельзя не считаться, – ворвавшейся в мою палату. Ее волосы глубокого красновато-коричневого цвета были собраны в элегантный узел; такая прическа полностью открывала ее худое, но красивое лицо.

Сделав несколько шагов, она остановилась и уставилась на меня пронзительным взглядом.

– О, Саманта…

Я вздрогнула. Саманта? Это имя ничего мне не говорило. Я повернулась к доктору. Он ободряюще кивнул. Са-ман-та… Нет, по-прежнему никаких ассоциаций…

Женщина подошла ближе. Ее льняные брюки и белая блузка были идеально выглажены. Золотые браслеты звенели на тонких запястьях; она протянула руки, собираясь обнять меня. От нее пахло фрезией.

– Детка моя, – сказала она, гладя мои волосы и смотря мне в глаза. – Господи, как я счастлива, что с тобой все в порядке.

Я отстранилась от нее, вытянув руки по швам.

Повернув голову, женщина оглянулась. Этот незнакомый мужчина, который тоже находился в палате, был бледен и выглядел потрясенным. Его темные волосы были спутаны, а приятное лицо покрывала густая щетина. В отличие от женщины, он едва сдерживал свое отчаяние. Я смотрела на него, пока он не отвернулся, потирая дрожащей рукой щеку.

Доктор Уэстон подошел к кровати.

– Это Джоанна Франко, твоя мать. А это Стивен Франко, твой отец.

Какая-то неведомая тяжесть сдавила мне грудь.

– Так… меня зовут Саманта?

– Ну да, – ответила женщина. – Саманта Джо Франко.

Выходит, мое второе имя Джо? Серьезно? Мой взгляд метался между этими людьми. Я сделала глубокий вдох, но на выдох сил у меня уже не было.

Джоанна – моя мама, прикрыв рукой рот, смотрела на этого растрепанного мужчину, который, вероятно, был моим отцом. Потом ее взгляд остановился на мне.

– Ты действительно не узнаешь нас?

Я покачала головой.

– Нет. Я… Мне очень жаль.

В растерянности Джоанна попятилась от кровати, вопросительно глядя на доктора Уэстона.

– Как же она может не узнавать нас?

– Миссис Франко, не надо так спешить. – Повернувшись ко мне, он кивнул: – Ты держишься молодцом.

Но мне так не показалось.

Он снова повернулся к ним – моим родителям.

– Мы хотим еще день подержать ее в больнице под наблюдением. Все, что ей необходимо сейчас, так это хороший отдых и полный покой.

Я снова взглянула на мужчину. Он тоже смотрел на меня и выглядел при этом ошеломленным. Папа. Отец. И в то же время совершенно чужой мне человек.