Эту «самоубийственную» тенденцию усиливает еще и то, что хищники с широким спектром видов жертв в ряде случаев переключаются на питание видом, обычно занимающим отнюдь не главное место в их рационе, если особи этого вида, например, сильно поражены ртутью и потому становятся легкой добычей.

Еще в большей степени это относится к тем хищникам, которые по своей природе не являются особо проворными охотниками. Именно они чаще ориентируются на добычу, ослабленную воздействием биоцида. Может быть, этим и объясняется, почему орлан-белохвост так чутко реагирует на биоциды в пищевых цепях? Он и вообще-то неважный охотник, а если и сам отравлен ядами, то будет еще менее удачлив в охоте и в конце концов сможет ловить только самых ослабленных биоцидами особей.

В озере Сайма в Финляндии рыбы были не слишком загрязнены ртутью. Это казалось тем более удивительным, что у обыкновенной нерпы содержание ртути в организме доходило до 180 мг/кг. Но все станет понятным, когда мы узнаем, что нерпы избирательно охотятся за рыбами, сильно ослабленными воздействием ртути (которые уже не могут нормально плавать). И это могло даже привести к искажению статистики, если на содержание ртути исследовались только выжившие рыбы, в которых этого токсиканта меньше!

Некритичный наблюдатель мог бы здесь впасть в ту же ошибку, что и прилежный контролер-исследователь, пытающийся выяснить спустя несколько дней после применения аэрозольного инсектицида, сколько его еще осталось в воде: он не находит никаких остатков, поскольку они (как, например, в случае с ДДТ) уже поглощены микроорганизмами донного ила, т.е. включились в пищевую цепь.

О том, что вообще значение поведения в связи с токсикацией окружающей среды вряд ли можно переоценить, свидетельствует и опубликованный отчет об одном совещании по токсикологии поведения (Weiss, Laties, 1975). Дьюс (Dews) определил эту «новую область науки», касающуюся человека, как дисциплину, предметом которой является «влияние нетерапевтических, нефизиологических химических агентов на поведение более или менее интактных людей». И тут сразу же возникают трудности, например с отграничением этой области от психофармакологии, и это еще больше усиливает наши опасения.

В упомянутом отчете рассмотрены, в частности, следующие темы:

1) методические проблемы анализа и оценки изменений в поведении, вызываемых химическими факторами;

2) влияние угарного газа на интеллектуальные функции и поведение человека и животных;

3) поведенческо-токсикологические исследования ингибиторов холинэстеразы и других химических классов пестицидов;

4) общие вопросы токсикологии и тератологии поведения.

Внимательный наблюдатель при знакомстве практически с каждой темой, касающейся влияния токсикантов окружающей среды, найдет в ней и поведенческие аспекты. Уместно будет отметить, что эти аспекты вкратце уже обсуждались в разделе 17 и будут еще затронуты в разделе 56. К подобному ряду явлений относятся в конечном счете и такие факты, как, например, то, что при массовом разведении или откорме свиней на крупных животноводческих комплексах иногда 25% животных погибает от «разрыва сердца» (инфаркта).

В орнитологической литературе накопилось много данных о том, что сокращение численности некоторых птиц, уже ставших редкими (прежде всего хищных), в значительной степени объясняется фактором беспокойства со стороны человека в период насиживания. Я уж не говорю о фактах браконьерства — даже просто приближение любопытных к гнездам, туристические привалы вблизи гнездовий, пикники с радиоприемниками и т.п. отнюдь не так безобидны, и пресечение таких действий должно рассматриваться как важная задача охраны природы. На эти «факторы беспокойства» ссылаются даже некоторые оптимистично настроенные работники в области защиты растений, стараясь доказать, что вовсе не пестициды (или не одни только пестициды) повинны в сокращении популяций ряда видов птиц. И в принципе такая аргументация в какой-то части небезосновательна.

Однако все же при этом упускается из виду, что чувствительность к факторам беспокойства у гнездящихся хищных птиц — не постоянная величина: как и всякая другая восприимчивость к раздражителям, она в свою очередь зависит от многих факторов, и величина ее порога может меняться. Например, нам достаточно хорошо известно, что отравление ртутью ведет к повышению возбудимости. В случаях отравления органическими соединениями ртути, особенно широко применяемыми в качестве пестицидов, поражение мозга выражено намного сильнее, чем при отравлениях неорганической ртутью.

Попытаемся уяснить себе ситуацию с орланом-белохвостом: во всяком случае, в Средней Европе в его организме находят весьма высокие концентрации метилртути. В тех случаях, когда эта концентрация еще не приводит непосредственно к гибели птицы, она повышает ее возбудимость и делает ее более чувствительной ко всякого рода внешним помехам, особенно в период гнездования. Даже небольшое беспокойство в это время может привести к тому, что насиживание яиц не завершится, хотя считать этот фактор единственной причиной такого исхода было бы тоже ошибочным. Пусть и назовут это рассуждение в его общей форме умозрительным, но оно правдоподобно, и на это указывают многие факты.

В данном случае следует прежде всего подчеркнуть то, что ситуация «орлан-белохвост и ртуть» в приведенных рассуждениях служит лишь моделью для понимания более широкого круга ситуаций: ведь и многие другие птицы чувствительны к беспокойству в период насиживания, и при отравлении другими биоцидами одним из первых симптомов бывает повышенная возбудимость.

Пусть эта гипотеза поможет нам разобраться в положении дел, поскольку теоретически она кажется приемлемой, — и она стала бы более убедительной, если бы я смог привести данные о том, что раньше (когда «инсектицидная нагрузка» была для птиц не столь высокой) птицы не были такими чувствительными к беспокойству. Но таких фактов у меня нет, и потому все обстоит не так просто. Что касается орлана-белохвоста и черного журавля (как и некоторых других видов), современного орнитолога не может не удивить тот факт, что эти птицы почти перестали бояться человека (О. Henze, личное сообщение). Не покажется ли тогда слишком поспешным утверждение, что именно беспокойство в период насиживания — частая причина гибели птичьего потомства? Разве не инсектициды в первую очередь повинны в гибели птиц?

Шиллинг и Кёниг (Schilling, König) приходят к выводу, что нельзя считать биоцидную нагрузку единственной причиной сокращения численности соколов-сапсанов (во всяком случае, в Баден-Вюртемберге), что это лишь один из многих факторов. Они указывают, в частности, на возможность того, что «заметное действие биоцида способно привести к латентному поражению в сублетальном диапазоне»; эту возможность еще следует изучить.

На территории Баден-Вюртемберга много кладок яиц сокола-сапсана было уничтожено каменной куницей, численность которой заметно возросла в результате преобразования ландшафта в рекреационных целях (создание мест для привалов и отдыха, замусоривание территории), и куница вместе с другими антропогенными помехами отрицательно влияет на выведение потомства хищными птицами (Schilling, König). Возникает к тому же подозрение, что именно любопытные туристы привлекают внимание куницы к гнездам хищных птиц и только после этого она их опустошает. Вот еще один пример того, насколько сложен анализ таких взаимодействий!

Если в настоящее время стало возможным делать заключения о действии минимальных остаточных количеств ядов, то следует знать, что этому способствовало стремительное развитие аналитической химии за последние десятилетия. Если в 50-е годы пределом мечты был порог порядка 1 мг/кг, то сегодня реальным стало выявление яда в количестве около 10^–6 мг/кг (т.е. 1 часть на триллион; это равно соотношению между отрезком длиной 0,4 мм и расстоянием от Земли до Луны). Согласно данным фирмы BASF, современные высокочувствительные измерительные приборы способны обнаружить при анализе остаточных веществ три молекулы какого-либо соединения среди трех миллиардов молекул исследуемого материала.