— Как давно.

— Несколько недель.

— У Рэнди Брюера были основания полагать, что вы двое вместе?

Я качаю головой. — Я ясно дала ему понять, что не хочу с ним ничего общего.

— Скажите, как вы оказались наедине с ним. Вы в темном коридоре с парнем, который, как вы утверждаете, пытался вас ранее изнасиловать. В короткой юбке. Как это случилось?

В короткой юбке? Что за черт?

— Я пошла за водой. Я не знала, что Рэнди был на вечеринке, но он появился на кухне, пока я была там, и вытолкнул в коридор. Я пыталась уйти от него.

— Итак, ты пошла по собственной воле и привела его в коридор.

— Нет! Почему вы говорите со мной так, будто это моя вина?

— Мисс Томпсон, я просто пытаюсь добраться до сути произошедшего. Молодой парень находится в больнице с подозрением на перелом основания черепа. Мне надо знать, играли ли вы в какие-нибудь игры. Может, пытались заставить вашего парня ревновать? В том плане, что я бы ревновал, если бы пришел и нашел девушку как вы в темном коридоре с парнем, чья рука под вашей юбкой.

Я ничего не могу поделать и начинаю плакать, в отвращении и гневе.

— Вы не правы. Понятия не имеете, о чем говорите.

— Тогда помогите мне понять.

— Я уже сказала вам. Я пыталась обойти его. Он прижал меня к стене, и я закричала, а потом он закрыл мне рукой рот. Я боролась изо всех сил, — мой голос срывается на крик. — Хотите, покажу вам чертовы синяки?

— Не думаю, что это будет необходимо, мисс, знаю, что персонал больницы сделал снимки. Хорошо, давайте пройдем это снова. Прошлой весной вы встречались с Брюером.

— Мы встречались ровно два раза.

— Точно. Пока твой парень был в армии.

— После того как мы расстались!

— Итак, вы идете с ним, несовершеннолетняя, пьяная и начинаете заниматься сексом и хотите остановиться?

— Нет! Он толкнул меня на кровать! Если бы его соседи не вернулись, когда они вернулись, не знаю, чтобы произошло!

— Попались. Его соседи пришли, вмешались, и вы… что? Позвонили в полицию? Сообщили? Сбежали?

Я уставилась в пол.

— Да, я сбежала. И я пыталась забыть об этом.

— Итак, он приходит на престижную вечеринку в пентхаусе и пытается изнасиловать вас, и в итоге заканчивает с переломом основания черепа. У меня это все не вяжется. Если бы вы хотели сообщить об этом прошлой весной, это одно. Вы говорите, что Дилан не пьет. Знали ли вы, что он употребляет наркотики?

— Что?

— О, вы не знали. Да, он напичкан ими. Наркотики, в том числе.

Я качаю головой. — Вы знали, что кость в его правой ноге была измельчена бомбой на обочине в Афганистане девять месяцев назад? Обезболивающие по рецепту.

— Что случилось с его рукой? Почему она в повязке?

Я сглатываю и шепчу: — Мы спорили, и он… он ударил стену.

— Господи, говорит Кэмпбелл. — Он ударил стену достаточно сильно, чтобы повредить собственную руку?

Я киваю. — Это не то, чем кажется.

— Ты должна быть благодарна, что он не ударил тебя, малышка.

— Дилан никогда так не сделал бы.

— Послушайте, мисс Томпсон. Хорошо, я понял. Я сам служил в Ираке. Но позвольте сказать вам, когда кто-то подсаживается на наркотики и зол, иногда они не могут различить стены, которые бьют, и девушек, которых бьют. Вам нужно прекратить защищать его и побеспокоиться для разнообразия о себе.

— Я не хочу больше с вами разговаривать.

— Я не спрашиваю, хотите ли вы этого, мисс Томпсон.

— Если вам больше нечего мне сказать, вы можете поговорить с моим адвокатом. Дискуссия окончена.

Я встаю и смотрю на них, а потом медленно и спокойно говорю. — То, чего я не понимаю, заключается в следующем. Почти все вопросы, которые вы мне задавали, были с целью обвинить меня, жертву, или Дилана, который защищал меня. Почему вы не задавали вопросов про Рэнди Брюера? Почему вы не заинтересованы в нем? Он насильник! — мой голос поднялся до крика, когда я закончила предложение.

Я поворачиваюсь, открываю дверь и выхожу из кабинета.

— Мы уходим, — говорю я Керри и Келли. — Шерман звонил?

Кэрри кивает. — Он сказал… никакого контакта. Дилан должен явиться на слушание по поводу предъявления обвинения в понедельник, где решиться, назначить ли залог.

Понедельник. Боже, две ночи в тюрьме. Только Бог знает, что происходит там с ним. Это так несправедливо. Я с трудом сглатываю. Нет ничего, чтобы я могла сделать, кроме как стараться изо всех сил помочь ему, когда придет время.

— Тогда давайте пойдем спать. Не возражаете, если мы соберемся вместе, все мы, чтобы понять, если и как мы можем помочь ему?

Кэрри и Келли уставились на меня, раскрыв рты.

— Я не знаю, что мы можем сделать, — говорит Келли.

— Это то, что мы должны понять. Что я знаю то, что он там один, потому что защищал меня. Теперь моя очередь защищать его, и я сделаю, что смогу, с вашей помощью или без нее.

Все выглядят потрепанными. Когда мы собираемся за большим круглым столом в задней части «Закусочной Тома» следующим утром. Глаза Кэрри покрасневшие и опухшие, и она одета в джинсы и свитер-пуловер. Она выглядит такой же расслабленной, какой я всегда ее вижу, но также опустошенной. Она сидит рядом с Реем Шерманом, меня позабавило бы это, если бы это происходило в другое время. Шерман единственный, кто выглядит нормально. Бодрствующий, заполняющий свой желудок тысячью футами еды. Эти двое прибыли вместе, и у меня забавное чувство, что они провели вместе всю ночь.

Келли и Джоэль сидят вместе, выбирая себе завтрак. Джоэль вчера закончил тем, что остался с нами, но из вежливости ко мне и, вероятно, истощения, они просто спали вместе. Джоэль храпел, словно носорог, бегущий от грузового поезда, и даже если бы у меня не было проблем со сном, я бы все равно бодрствовала.

Я лежала в постели, уставившись в потолок, слушая его храп и тихое дыхание Келли, и думая, что если бы была в мире справедливость, я бы проводила ночь в постели Дилана, безусловно, не засыпая.

— Мой зять — адвокат по уголовным делам, — говорит Джоэль. — Я не гарантирую, что он возьмется за это дело, но надо спросить. Однако он дорого берет.

Шерман высказывается:

— Дилан получил деньги или получит. Если нет, я могу раскошелиться.

Я наклоняю голову. — Ты не должен делать это.

Он наклоняется вперед и говорит: — Да, должен. Дилан ближе мне, чем мой собственный брат. Я заплатил бы все до копейки. Ясно? Не спорь со мной в этом.

Я киваю, смаргивая слезы на глазах. Кэрри кладет свою руку на руку Шермана, и что-то шепчет ему, не знаю что. Затем она говорит то, что почти заставляет меня упасть замертво. — Я тоже могу с этим помочь. В начале учебного года отец дал мне сорок тысяч.

Моя челюсть отвисла. Во-первых, от мысли, что отец просто дал ей такую сумму, и, во-вторых, из-за того, что она готова отказаться от них ради этого.

— Папа разозлится, — говорю я.

— Это будет хорошо для него, — отвечает она, ее глаза горят.

— Мне нужно улетать сегодня вечером, но я дам тебе столько денег, сколько смогу, прежде чем уеду, ладно? Если ты не используешь их — хорошо, отправишь их обратно.

— А я пойду с тобой на слушанье, — говорит Келли. Джоэль кивает. — Мы все пойдем. А ты, Рей?

Шерман кивает.

Не знаю, что я сделала, чтобы заслужить таких друзей.

Джоэль выходит на улицу, чтобы сделать звонок своему зятю, и Шерман говорит:

— Алекс, прежде чем мы все разойдемся, нам нужно поговорить. Наедине.

Кэрри и Келли обе приподнимают брови в знак любопытства.

— Хорошо, — говорю я нерешительно.

— Давайте немного пройдемся, это не займет много времени.

Я киваю и обнаруживаю, что уже стою, мои ноги онемели. О чем Шерману нужно поговорить со мной? Очевидно о Дилане. И это путает меня. Очень пугает. И я не знаю почему.

Снаружи мы проходим полквартала, и он поворачивается, прислоняясь к стене.

— Слушай, — говорит он. — Я сказал тебе прошлой ночью… Дилан… он как младший брат для меня.