Если честно, это были две самые счастливые недели в моей жизни, по крайней мере, с поездки в Израиль в младших классах. К большому недовольству Келли, мы с Диланом проводили каждую минуту вместе, и я спала в его квартире на выходных. Три утра в неделю мы все равно бегали. Теперь, через восемь недель после того как он возобновил пробежки, он больше не шутил. Ни каких больше трех кварталов: вместо этого мы бежали по 110-ой улице Бродвея, пересекали Центральный парк, затем бежали по нему и обратно. Это около семи миль, и я была в лучшей форме, чем когда-либо.

Я, возможно, не продвинулась бы дальше, но у меня было чувство, что он только разогревается. Он говорил на прошлой неделе о возможности состязаться в марафоне.

Когда мы на цыпочках подходим к двери, стараясь не разбудить его таинственных соседей, с которыми я на самом деле не знакома, я замечаю, что его правая нога более соответствует левой, чем в первое утро нашей совместной пробежки два месяца назад. Его ноги все еще не совсем совпадают, но почти одинаковые. И не смотря на рубцы, они до сих пор чертовски сексуальные.

Как всегда мы начинаем с разминки, затем медленный бег. Когда мы доберемся до 110-ой улицы, он ускоряется.

— Когда твоя сестра… эм… эм… черт. Не могу вспомнить слово.

— Прилетает?

— Да. Во сколько она пролетает?

— В три. Я сказала, что встречу ее в аэропорту.

— Хорошо.

Мы бегали молча немного дольше. Он делал так иногда. Просто закрываясь от обычных слов. Дилан говорит, что это побочный эффект от черепно-мозговой травмы, которую он заработал, когда взрыв бомбы убил его лучшего друга. Он не говорит об этом с легкостью, но то, что он говорит об этом, уже прогресс.

Сегодня днем одна из моих старших сестер, Кэрри, прилетает в Нью-Йорк. Она окончила Калифорнийский университет два года назад, и это своего рода возвращение домой. Она сказала, что это просто визит в гости, но у меня неприятное ощущение, что она послана проверить меня. Потому что у меня такая семья.

Это нормально. Не смотря на разницу в возрасте, мы с Кэрри всегда хорошо ладили. Иметь пять сестер — иногда дар, но чаще — проклятье.

Она с ума сойдет, если увидит, как я пробегаю семь миль по утрам. Вряд ли это характерно для меня, учитывая мое прошлое отвращение к спорту и его любым видам. Как бы безумно это ни было, я получаю кайф от бега. Мы не говорили, просто бежали бок о бок и, как правило, заканчивали, принимая душ, затем шли завтракать.

Келли сказала, что Дилан проклял меня. В прошлом году самое раннее, когда я просыпалась, десять утра.

Мы вернулись в его крошечную квартиру около 7:30. На первой ступеньке сидел парень. Прическа ежик, в джинсах и футболке, его голова прислонена к двери, рот открыт, словно он спал.

— Твою мать, — пробормотал Дилан. Затем он подбежал к парню. Я была удивлена тем, что произошло потом. Медленно он протянул руку и зажал парню ноздри, затем наклонился вперед и прокричал: — Просыпайся, Косяк!

Парень поднимается в положение стоя, видит Дилана и кричит:

— Ни хрена себе! Это же жеребец! — затем хватает Дилана в медвежьи объятия. Они рычат друг на друга, обнажив зубы, затем Шерман, который, по крайней мере, на пять лет старше и на целую голову выше Дилана, отрывает его от земли и кружит по кругу. Словно балерина, но рыча и смеясь.

— Парень, что ты тут делаешь? — спросил Дилан, когда Шерман опустил его.

— Приехал, крошка! И я собираюсь так напиться, чтоб ослепнуть. Этим нью-йоркским девушкам лучше смотреть в оба, потому что Я. Здесь!

Дилан покачал головой, смеясь, затем сказал:

— Алекс, это мой так называемый друг Рэй Шерман. Шерман, это Алекс Томпсон.

Я улыбнулась ему и подошла. Его глаза немного расширились, и он сказал, обращаясь к Дилану.

— Алекс?

Дилан кивнул, уголок его рта дернулся в улыбке.

Он поворачивается ко мне и говорит:

— Ничего себе. Приятно познакомиться с тобой, Алекс. Дилан говорил о тебе все то время, что я его знаю, но… ничего себе. Он преуменьшал, насколько ты красива.

Я слегка улыбнулась, мои щеки покраснели.

— Приятно познакомиться с тобой. Дилан тоже кое-что о тебе рассказывал.

Он качает головой.

— Не верь ничему, что говорит обо мне этот парень. Это все ложь.

— Я уверена, это неправда.

— Хм. Ты, очевидно, не знаешь Париж так хорошо, как тебе кажется. Держу пари, он не сказал тебе, насколько я крутой и ужасно мужественный.

Я пожимаю плечами и усмехаюсь.

— Он говорил, что ты вроде милый.

Шерман взрывается громким смехом, сгибаясь пополам.

— Парень, она сделала нас обоих, Дилан. Я люблю эту девочку! Где ты снова нашел ее?

Дилан улыбается мне и говорит:

— Мы столкнулись друг с другом на самолете.

— Друг, я должен больше летать. Так что на повестке дня?

Дилан усмехается.

— Я не ожидал тебя так скоро. Эм… мы собираемся днем забрать сестру Алекс, она приедет в Нью-Йорк на несколько дней. Алекс тащит меня на вечеринку сегодня ночью. Ты должен пойти, чтобы мне было с кем говорить. Прямо сейчас мы хотим принять душ и позавтракать. Ты идешь?

— ЕДА! Да, черт возьми. Алекс, ты познакомишь меня со своей сестрой?

— Конечно, — говорит она.

— Потрясающе. Тогда поехали.

— Обещай вести себя тихо, — говорит Дилан. — Мои соседи даже не живы в такую рань.

— Почему, черт возьми, так тихо? — громко спросил Шерман.

Дилан одаривает его взглядом, и Шерман улыбается, показывая, что закрывает рот на ключ.

Мы заходим в квартиру, и Дилан показывает Шерману, где тот может сложить вещи. Я иду, чтобы первой принять душ, Дилан останавливает меня в коридоре и шепчет:

— Все нормально? Я знаю, что твоя сестра приедет. Я не ожидал Шермана раньше следующей недели.

Я целую его в щеку.

— Конечно, все в порядке.

Он усмехается.

— Я люблю Шермана. Он хороший парень.

— Я думаю, что уже знаю это.

Почти через час мы сидим в кабинке «Закусочной Тома». Я сижу справа от Дилана, Шерман напротив нас.

— Итак, — говорит Шерман. — Если ты не хочешь мне ничего рассказывать, ты не должен. Но два года слушая твои истории о любви и горе, мне очень любопытно. Последнее, что я слышал, вы двое расстались, и Дилан был занят тем, чтобы прикрепить бомбу к своему ноутбуку. Почему вы вместе?

— Я отвечу, если ты скажешь мне, почему называешь его… что это было? Жеребец? — я улыбаюсь, когда задаю этот вопрос.

Он смеется.

— Идет.

— О нет, — говорит Дилан. — Не позволяй этому случиться.

— Слишком поздно, парень. Я уже пообещал даме, а я никогда не нарушаю обещаний.

Дилан закатывает глаза и выпивает кофе.

— Что ж, — говорю я. — Мой второй день занятий, я иду по коридору на исследования, и там сидит неприветливого вида парень, скрывающийся в полумраке. Мы сталкиваемся друг с другом и первые слова, которые он мне говорит что-то вроде «не трогай меня». И это Дилан, любовь всей моей жизни. Одно за другим и вот мы здесь.

— Должно быть что-то больше, чем это.

Я смеюсь.

— Немного. Я должна была отвезти его в больницу, после того как он пробил стену.

Он приподнимает бровь. — Вот сейчас это похоже на Дилана.

Я спрашиваю:

— Так что было с его ноутбуком?

Он усмехается.

— Не знаю, должен ли я рассказывать эту историю.

— Ты не должен, — говорит Дилан.

— Теперь ты обязан, — возражаю я.

Шерман уперся руками в бока и пожал плечами.

— Прости, Пэриш. Я бессилен перед просьбой дамы, — он поворачивается ко мне и улыбается. — Пэриш, как известно, немного драматичный. В день, когда вы, ребята, расстались, он спокойно сидел за своим ноутбуком. Когда он закончил делать то, что делал, он спокойно закрыл его. Затем встал, поднял ноутбук и долбанул его об стол. Я практически получил медаль Пурпурное сердце[21] из-за полетевших осколков ноутбука.

— Неправда, ты идиот, — говорит Дилан. Он ерзает на своем сиденье, явно от дискомфорта.