Но молитвенный зал мечети Фатих пустовал, хотя совсем недавно муэдзин призвал правоверных к молитве. Обычно на хутбу зал набивался до отказа; десяткам людей приходилось стоять в коридоре и во дворе, лишь надеясь услышать слова муфтия Баттала, хоть мельком увидеть его. Но не в этот раз.

В зале стояли едва ли с полусотню самых преданных последователей, когда Баттал взошел на возвышение у михраба. Когда-то преисполненный могущества, сейчас он выглядел так, будто постарел на два десятка лет за последнюю неделю. Глаза ввалились и уже не пылали огнем, лицо стало бледным и безжизненным. Самодовольство и тщеславие, которые двигали им на пути к власти, исчезли. Глядя на поредевшие ряды последователей, он слегка дрожал, еле сдерживая гнев.

Муфтий произнес проповедь тихо и подавленно, в очередной раз начав привычно критиковать распущенность и неосторожность властей. Совершенно не в своей манере, вскоре он начал говорить беспорядочно, сбиваясь на угрозы и обвинения. Пришедшие на молитву уныло и разочарованно глядели на него, не понимая его обличительных речей. Закончив проповедь резко и неожиданно, муфтий прочел краткий фрагмент Корана, посвященный искуплению, и начал всеобщую молитву.

Не желая оставаться среди своих последователей, по окончании молитвы Баттал быстро ушел в свой небольшой кабинет в пристройке. Войдя туда, он с удивлением увидел бородатого мужчину, сидящего у его стола. Тот был одет в поношенную белую рубашку и рабочие брюки; на голове у него была широкополая шляпа, слегка закрывавшая лицо.

— Кто тебя сюда пустил? — рявкнул Баттал.

Незнакомец встал и, поглядев ему прямо в глаза, сорвал накладную бороду.

— Я сам вошел, Алтын, — ответил Батталу усталый голос Оздена Челика.

Его вид не сильно отличался от наружности Баттала. Осунувшееся бледное лицо, серая кожа. Лишь глаза горели еще сильнее, почти пылали безумием.

— Ты подвергаешь меня опасности, приходя сюда, — шепотом ответил Баттал. Быстро подошел к задней двери, открыл ее и выглянул наружу. — Пойдем, — сказал он Челику, выходя за дверь.

Муфтий провел его по коридору и привел в кладовку на заднем дворе мечети, в которую мало кто заходил. В одном углу стояла стиральная машина, отгороженная висящими на веревке старыми полотенцами. Когда Челик вошел внутрь, Баттал закрыл дверь на замок.

— Зачем ты сюда пришел? — спросил он раздраженно.

— Мне нужна твоя помощь, чтобы выбраться за пределы страны.

— Да, твоя жизнь в Турции кончена. Как и моя, впрочем.

— Я все принес в жертву ради тебя, Алтын. Богатства, дом, даже родную сестру, — дрожащим голосом сказал Челик. — Все, ради того чтобы сделать тебя президентом.

Баттал ответил ему презрительным взглядом.

— Ты разрушил мою жизнь, Озден, — ответил он, и его лицо зарделось от гнева. — Я провалился на выборах. Мои благодетели оставили меня. Паства моя отвернулась от меня. И все из-за того, что ты испортил мою репутацию. А теперь еще и это…

Он достал из кармана письмо и бросил Челику. Тот не обратил на него внимания, лишь покачав головой.

— Письмо из «Диянет». Меня освободили от должности муфтия Стамбула. — Глаза Баттала запылали. — Ты уничтожил меня, понимаешь?! — зарычал он.

— Все было сделано во имя нашего предназначения, — тихо ответил Челик.

Баттал более не смог сдерживаться. Схватив Челика за воротник, он бросил его через всю комнату. Озден ударился в бельевую веревку, которая лопнула, и упал на пол, накрытый полотенцами. Попытался встать, но Баттал уже повалил его. Схватив оборванный конец веревки, он обмотал ее вокруг шеи Челика и затянул. Озден начал отчаянно отбиваться, размахивая руками и молотя Баттала кулаками, но муфтий был крупнее и тяжелее его, и им двигала жажда мести. Наполненный долго сдерживаемой яростью, он не обращал внимания на удары Челика и все туже затягивал веревку.

Страх быть удушенным породил в Челике ужас особого рода. Он вспомнил всех тех, кого задушил. Жизнь оставляла его тело. Последний раз отчаянно дернувшись, он посмотрел на муфтия глазами, в которых были страх и покорность. Затем глаза его закатились, а тело обмякло. Баттал сдавливал его горло еще минут пять, не из желания завершить дело, а от бешенства и ярости. Отпустив веревку, он медленно перешагнул через мертвое тело и, шатаясь, вышел из кладовки, с дрожащими руками и вне себя от содеянного.

На следующее утро тело Челика обнаружил в Босфоре рыбак. Тайком выброшенное в залив Золотой Рог, оно всю ночь плыло по течению, пока его не выбросило на берег у мыса Сераль.

Безжизненное тело Оздена Челика, последнего в мире представителя Оттоманской династии, нашли буквально в нескольких шагах от стен Топкапы, величественного дворца, возведенного его славными предками.

Питт и Джордино пришли к Ласло на третий этаж стамбульского госпиталя, в красивую, но усиленно охраняемую палату с видом на Босфор. Когда их впустили, спецназовец лежал в кровати и читал израильскую газету «Гаарец» трехдневной давности.

— Только не говори, что твое имя на родине до сих пор на первых полосах газет, — с улыбкой сказал Питт, пожимая тому руку.

— Рад вас видеть, друзья, — ответил Ласло, смущенно откладывая газету в сторону. — Да, новости о нас до сих пор на первом плане в Израиле. Но, к сожалению, судя по всему, всю славу приписали мне. Хотя обезвредили танкер именно вы, — сказал он Питту. — А без вашей «Пули» все это вообще оказалось бы невозможным, — добавил он, обращаясь к Джордино.

— Думаю, правильнее всего будет сказать, что это был успех нашей команды.

— Помимо всего прочего, благодаря вам отношения моей страны с Турцией многократно укрепились, — гордо заявил Ласло.

— Не говоря уже о том, что светский статус государства, установленный Ататюрком, гарантирован еще на несколько лет, — заметил Питт.

— Может, кто-нибудь выдвинет нас на Нобелевскую премию? — подмигнув, сказал Джордино.

— Слышал, сегодня утром нашли тело Челика? — продолжал Ласло.

— Да, судя по всему, его придушили, а потом бросили в Золотой Рог, — ответил Питт.

— Вы меня опередили?

— Нет уж, — улыбнувшись, ответил Питт. — Следователь полиции сообщил, что они почти уверены в виновности муфтия Баттала. Тайный агент полиции, посещавший молитвы в его мечети, видел человека, по описанию совпадающего с Челиком, в предполагаемый день его смерти.

— По-моему, они друг друга стоят, — сказал Ласло.

В палату ненадолго вошла хорошенькая медсестра, проверила капельницу и вышла, провожаемая внимательным взглядом Ласло.

— Не терпится домой добраться, лейтенант? — спросил Джордино.

— Не особенно, — ухмыльнувшись, ответил Ласло. — Кстати, теперь я коммандер. Мне сообщили, что меня повысили в звании.

— Тогда я буду первым, кто тебя поздравит, — сказал Джордино, доставая из кармана бутылку виски, которую он тайком пронес в госпиталь. — Может, найдешь, с кем ее здесь распить, — подмигнув, добавил он.

— Вы, американцы, всегда найдете что-нибудь полезное, — широко улыбнувшись, ответил Ласло.

— Что говорят врачи? — спросил Питт.

— Меня отправят в Тель-Авив, в хирургическое отделение еще на неделю, а потом на несколько недель в общую терапию. Но обещают, что я скоро полностью поправлюсь и к концу года вернусь на службу.

Их разговор прервал мужчина в кресле-каталке, который въехал в палату. Нога у него была в гипсе.

— Здравствуй, Абель, — сказал Ласло. — Пришло время тебе познакомиться с людьми, которые помогли спасти тебе жизнь.

— Абель Хамет, капитан «Даяна»… вернее, бывший капитан, — представился тот, пожимая руки Питту и Джордино. — Ласло мне тут уже рассказал обо всем, что вы сделали. Вы действительно ходили по краю, а я и моя команда даже не знаем, как вас отблагодарить.

— Жаль, что ваш танкер все-таки утонул, — ответил Питт.

— «Даян» был неплохим судном, — задумчиво сказал Хамет. — Но есть и хорошие новости. Нам дадут новенькое, ничуть не хуже. Турецкое правительство пообещало построить нам новое судно, не хуже старого, судя по всему, на деньги, конфискованные со счетов Оздена Челика.