Он расхохотался и вышел, оставив меня растроганной и в слезах. Бумаги прибыли в следующем, 1603 году, в тот год, когда умерла Елизавета, королева Англии, и это могло означать заключение мира с этой страной, что положит конец проклятым набегам пиратов и корсаров. Сей год обернулся особенно тяжелым для короля Бенкоса из-за участившихся нападений на его поселения и травли злобными собаками, выдрессированными для охоты в горах и зарослях тростника на чернокожих, которых они раздирали на части.

Но тем не менее с каждым днем становилось всё больше беглых рабов, присоединяющихся к Бенкосу, и их хозяева начинали впадать в отчаяние. Чиновники в Картахене и Панаме много раз обсуждали, как разрешить эту проблему, и в результате решили засылать к беглым рабам агентов, которые получали свободу за то, что вели солдат тайными тропками к поселениям. Таких нелегко было найти, несмотря на призывы и уговоры по всей Твердой Земле, но всех, кто соглашался на роль Иуды, находили зарезанными на тех самых улицах, куда они мечтали вернуться, обретя свободу за счет чужих жизней.

В 1603 году мы тяжко трудились. Мы бессчетное число раз совершали плавания на «Чаконе», поскольку фламандцы хотели всё больше табака за то же количество оружия. Мушерон, гордо раскуривая свою тонкую изогнутую трубку и притворно улыбаясь, предупредил, что однажды, если мы не привезем больше, он лично донесет о нашем контрабандном промысле испанским властям и позаботится о том, чтобы нас поймали, при этом безо всякого риска для себя, потому что его отношения с этими властями были просто превосходными благодаря заключенному с ними незаконному соглашению. Отец переменился в лице и сглотнул с таким видом, будто принял яд, но промолчал.

Я знала, что в тот год флот под предводительством адмирала Херонимо Португальского привез очень мало товаров и плохого качества, и на ярмарке в Портобело почти нечего было купить. Колонисты, включая власти, не имели другого выхода, как прибегнуть к контрабанде.

С тех пор, если это был не сезон сбора урожая, мы стали пользоваться поездками в Картахену для выплат, чтобы купить там несколько арроб [31] табака низкого качества, испорченного во время сушки. Раз Мушерон хотел больше табака по той же цене, мы без зазрения совести примешивали в недавно собранный табак низкосортного. Также с той поры наше плавание пролегало между Пуэрто-Рико и Санто-Доминго, что на острове Эспаньола [32], в поисках больших табачных плантаций, раз уж мы не могли изменить законы природы и собирать три урожая в год вместо двух, как бы мы в этом ни нуждались. Так что с сентября по ноябрь и с апреля по июнь мы не отдыхали ни дня, пересекая Карибское море с востока на запад и с севера на юг.

После стольких плаваний к концу сухого сезона 1604 года «Чакона» продвигалась уже с трудом, слишком погружаясь в воду из-за водорослей и ракушек, наросших на корпусе. Потому через несколько дней после того, как мы забрали груз табака в Кабо-де-ла-Веле и находились в нескольких часах хода от Борбураты, отец решил заняться кораблем в живописной мелководной бухте под названием порт Консепсьон.

Мы все обрадовались этой новости, поскольку в Борбурате, где добывали жемчуг, в ее лучшие времена находился полный жизни порт. Это была маленькая деревушка, окруженная стеной, хотя и бедная, чье гостеприимство привлекало многочисленные суда, нуждающиеся в ремонте. По этой причине по порту всегда слонялось так много моряков. Находящаяся неподалеку река Сан-Эстебан позволяла пополнить запасы воды, местные игорные дома не просто славились по всем Карибам, но и слыли превосходным местом, чтобы обменяться новостями с Твердой Земли и встретиться со старыми знакомыми. Там имелся и бордель, хотя не пользовался той же славой, что и заведение моей матушки.

В первый день пребывания в Борбурате мы надрывались, отскабливая корпус корабля, с тех пор как начался первый отлив. Мои товарищи, по примеру Гуакоа и Хаюэйбо, ничуть не стесняясь помочились на руки (индейцы утверждали, что моча отлично заживляет раны, царапины и ожоги), а мне пришлось по-тихому удалиться, чтобы приложить к пальцам тряпку и унять боль.

Наконец, на закате, наскоро поужинав на пляже, мы уже больше не могли продолжать и направились на площадь, где столько раз посещали рынок, прежде чем превратились в контрабандистов. Многие прохожие приветствовали отца, а многие, наоборот, старались, чтобы два альгвасила, гордо прогуливающиеся вверх-вниз по узким переулкам Борбураты, не увидели их в компании моего отца. Альгвасилы следили за пьяными моряками, уличными музыкантами, попрошайками, бродячими торговцами и задирами со шпагами, которые тут крутились.

Вскоре мы разделились, все нашли себе место по вкусу. Отец по привычке направился в самую оживленную таверну, а меня, следующую за ним по пятам, вдруг остановил окрик Родриго:

— Братец Мартин! — позвал он, прибавив еще что-то неразборчиво. — Братишка! Хочешь зайти в игорный притон?

Отец, услышав, посмотрел на меня и покачал головой.

— Отец, сделай милость! — попросила я, загоревшись идеей посещения настоящего игорного дома. — Даю слово, что не потеряю благоразумия. Я лишь хочу посмотреть, клянусь.

— Как можно потерять то, чего не имеешь, голубчик? — ответил он, смягчившись.

— Честно, отец, я правда лишь хочу взглянуть! — пылко взмолилась я и поклялась, что буду вести себя хорошо и осторожно, призвав в свидетели Родриго, который дал слово за мной присмотреть, так что с моей головы и волос не упадет. Мы оба так настаивали, что отец наконец сдался и дал мне разрешение.

— Но никаких игр, Родриго, — велел он, повернулся и пошел прочь.

— Он не прикоснется ни к одной карте, капитан. Клянусь.

— Правда? — огорченно прошептала я.

— Правда, Мартин, — подтвердил бывший игрок, потащив меня по оживленным улицам. — Тебе не повредит увидеть игорные дома и научиться тем штучкам, которыми там занимаются, чтобы избегнуть того зла, которое приносят карты, они стольким разрушили жизнь, но я беру тебя туда только лишь для этого, чтобы, став мужчиной и действуя по собственной воле, ты знал об опасностях игры.

Я не это хотела услышать, но если он решил прочитать мне нотацию для успокоения совести, то пусть читает, лишь бы не жалел о том, что взял с собой. Я не возражала против того, чтобы выслушать его советы в качестве расплаты за посещение одного из известных игорных домов, которые также называют притонами или логовами льва. По дороге мы столкнулись со множеством зазывал, которые занимались ни чем иным, как заманивали игроков, чтобы опытные шулеры могли их обчистить.

Игорный дом, в который мы вошли, представлял собой большой барак и состоял из множества комнаток, которые все называли будками. В каждой из таких будок под свисающим с потолка канделябром имелся стол, покрытый толстой тканью, он занимал центральное место. За ним сидели игроки с картами в руках, далекие от всего, что их окружает, а вокруг них стояла толпа зевак, лишая воздуха. Я последовала за Родриго по узким и темным коридорам, по обеим сторонам которых располагались «будки», пока, наконец, мы не добрались до одной из них, где как раз начиналась партия. Насколько я поняла, в этот вечер за всеми столами играли в примеру [33], а я знала, что Родриго в этой игре нет равных, и потому развеселилась.

Родриго уселся на незанятый стул и положил на стол деньги. Там играли короткие партии и на деньги, а потому никто не шутил и не подначивал других игроков, как это было на «Чаконе». Все сидели с серьезными лицами, а быстро начавшие собираться зрители группировались по кучкам, как вражеские армии. Тут же появился и хозяин игорного дома — мужчина суровой внешности в сопровождении не то помощников, не то слуг, и среди этих людей с дерзкими физиономиями я заметила ростовщика, который вручил деньги человеку, сидящему справа от Родриго.