В таком положении я провела три дня и три ночи, волны и течения тащили меня неизвестно куда. Горло горело от жажды, глаза болели, сожженные солью и солнечными бликами. Губы кровоточили и покрылись струпьями. Временами я засыпала, а иногда меня охватывало отчаяние, и я даже спрашивала себя, не стоит ли вознести одну из тех молитв, которым тетушка Доротея тайком обучила нас с Мартином, когда мы были детьми. Но я сопротивлялась этому, ибо не хотела таким путем оскорбить память отца, который ненавидел подобное. Сегодня я горжусь своей твердостью, тем, что бросила вызов страху и приготовилась умереть, как меня учили: в мире и спокойствии, без ханжества.
И тогда, пока я была погружена в ночную дремоту, полную кошмаров, стол мягко на что-то натолкнулся и повернулся вокруг собственной оси. Я тут же вздрогнула. Стояла ночь, но лунного света было достаточно, чтобы кое-что различить. На фоне неба возвышался огромный черный силуэт, и я услышала, как волны разбиваются о берег. Земля! Я попыталась осторожно соскользнуть в воду, приготовившись подтолкнуть мое транспортное средство к этой громаде, но тут выяснилось, что до дна не больше ладони. Я удивленно встала и пошлепала к берегу. Это был пляж из тончайшего песка, белого как снег. Я вытащила свою импровизированную лодку на берег и рухнула, скорее мертвая, чем живая, от усталости трех дней неизвестности, страхов и бодрствования.
Проснулась я от страшной жажды. Я огляделась, ослепленная солнцем, и не увидела нигде воды, а только лишь белый песок, а чуть дальше — нависшую вершину, которую заметила прошлой ночью. С тысячью стонов я поднялась и с охами и ахами, отгоняя жестоких москитов, кусавшихся просто как дьяволы, приложила все усилия, чтобы распрямиться и снять хубон и камзол, которые ужасно меня стесняли на этой жаре.
Всё мое тело дрожало, но я смогла шаг за шагом добраться до покрывавших холм деревьев. Раз там деревья, сказала я себе, то где-то должна быть и вода. И вот я вошла в густую рощу странных растений, где услышала непрекращающуюся песню многих тысяч птиц. Я шла, а, вернее сказать, тащилась наверх довольно долго, раздвигая руками ветки, что преграждали путь и хлестали по лицу. Такая буйная растительности нуждается в хороших ливнях, сказала я себе, а вода наверняка собирается в какой-нибудь лужице. Через некоторое время мне повезло наткнуться на великолепный колодец — выемку в земле, чью глубину я не смогла оценить на глаз, полную чистой и прозрачной воды, которой я утолила трехдневную жажду.
Я залпом и с закрытыми глазами выпила больше половины асумбре [4]. Какой вкусной мне показалась эта вода, какой свежей! И как же хорошо было сидеть в лесной тени! Ко мне вернулась жизнь, нужно было лишь поесть, чтобы почувствовать себя, как прежде. Но как только я подумала о еде, тело перестало меня слушаться. То ли из-за воды, которую я так жадно пила, то ли из-за палящего солнца три дня подряд в океане я лишилась чувств, вздохнув и покрывшись мурашками. Мне показалось, что я вижу брата и родителей, и это было такое утешение — находиться рядом с ними.
Когда я очнулась, покрывшись липким и холодным, словно мертвенным потом, день уже заканчивался. Меня трясло, пока я тащилась обратно к пляжу в поисках исходящего от песка тепла. Чего мне стоила эта прогулка — не передать. Видимо, мое здоровье совсем расстроилось, думала я, а поблизости я не видела никого, у кого можно было бы попросить помощь. Возможно, по другую сторону горы есть поселение, или на другом конце пляжа, но у меня не было ни сил, ни воли, чтобы отправиться туда на поиски помощи. Я снова приготовилась к смерти, когда теплый и белый песок пустынного пляжа примет меня в свои объятья.
Понадобилось два дня, чтобы оправиться от странной лихорадки, которая вынудила меня лежать плашмя, с жутким видом и с еще худшим состоянием духа, на самом пустынном в мире побережье. За всё это время мне не встретилось ни души, никого, чтобы позаботиться обо мне, ни единого рыбака или пастушки. Когда меня одолевала жажда, как бесплотный дух я ковыляла к колодцу, и возвращалась к морю, как только начинала дрожать от холода. Вот так, бродя от солнца к тени, от холода к теплу, я наконец-то пришла в себя, хотя и была ужасно слаба — то ли от болезни, то ли от голода.
Когда я снова стала хозяйкой своего тела и разума, я решила, что нужно срочно раздобыть пищу, чтобы восстановить силы, необходимые для поисков ближайшего поселения. Пока я находилась в этом месте, я не увидела ничего съедобного, но для поднятия духа сказала себе: что-то наверняка должно найтись, и стала искать фрукты или что-либо подобное, и не обнаружив ничего во время длительных поисков, пришла к мысли соорудить удочку для ловли рыбы, какие я видела в Толедо.
Я вошла в воду, чтобы посмотреть, не плавает ли поблизости какая-нибудь палка или деревяшка, и обнаружила, что в море полно рыбы. Рот наполнился слюной, и я в отчаянии попыталась поймать что-нибудь руками, но это мне не удалось — я была слишком слаба, чтобы тягаться с этими созданиями. Я не заметила ни веток, ни досок, которые могли бы мне пригодиться. По контрасту с водами реки Тахо или Гвадалквивира, в этом море совершенно не было мусора и всяческих отходов — весьма прискорбная для меня потеря.
Я двинулась вдоль берега и немного погодя к своей радости нашла скалы, где в мелких щелях, наполненных водой, застряла рыба. Или прибой и прилив оставили их для меня в таком легкодоступном месте. Но как же их приготовить? Как развести огонь? Как доставить в мой маленький редут поблизости от стола-шлюпки? Понадобится определенное время, чтобы решить эти проблемы, а я была голодна, так голодна, что посмотрела на рыбу, схватила одну руками и без особых раздумий отрезала ей голову кинжалом, выпотрошила и съела. Она произвела магический эффект. Каждая съеденная рыбина возвращала мне силы, и когда я поглотила шесть или семь, то воспрянула духом, а после тринадцати или четырнадцати была сыта и довольна.
— Хватит, Каталина! — осадила я себя, вымыв окровавленные руки в воде и намочив шляпу, чтобы не напекло голову. Я чувствовала себя так хорошо, что, несмотря на дрожь в ногах, добежала до своего суденышка, как сорвавшийся с привязи скакун.
В тот же день я отправилась в путь и прошла весь пляж до его западного края, в сторону заходящего солнца. Я обнаружила несколько бухточек и заливов, но никаких поселений, и в конце концов достигла того места, где песок заканчивался и начинались громадные скалы, круто спускающиеся к морю. Там береговое течение разбивалось о камни, создавая опасные водовороты. Я вернулась на то место, которое уже начинала считать своим домом, в готовности продолжить исследование, не зная отдыха, пока не пойму, где нахожусь.
На следующее утро я пошла в противоположном направлении, ступая по белому песку на восток, и примерно через одну лигу [5] добралась до таких же скал, как и днем ранее, только с другой стороны. Это сбило меня с толку. У меня не осталось другого выбора, кроме как подняться на вершину горы, чтобы убедиться в своих подозрениях: я оказалась на одном из маленьких и необитаемых Наветренных островов, о которых говорили моряки на галере, когда по вечерам рассказывали истории про пиратов и спрятанные сокровища. По их словам, островов было столько, что невозможно занести на лоции. На многие никогда не ступала нога человека, ни один корабль не швартовался в их водах. Лишь пираты и корсары знали эти места, потому что они служили им укрытием.
Тогда мне показалось, что пляж, море и гора вращаются вокруг меня, как мельничные жернова, и еще не добравшись до вершины, я проливала слезы по своей горькой судьбе. Я снова оказалась рядом со своим источником прекрасной воды, но на сей раз продолжила подъем, шпагой и кинжалом помогая пробивать себе путь в зарослях. Растительность в этих широтах была трудным противником, не говоря уже о кусающих без устали москитах и прочих животных, которых я обнаружила на своем пути: зеленых ящерицах размером с мастифа с колючими гребнями и зобом, стрекозах, которых из-за размеров можно было спутать с птицами, дроздах, колибри, синих и оранжевых попугаях... Эта странная фауна была достойна созерцания, со всем своим многоцветьем и формами, и, к счастью, не выглядела опасной, обороняться от этой живности не было необходимости. Похоже, это было тихое местечко, единственной опасностью которого, в худшем случае, был неожиданный визит кошмарных пиратов — английских, французских или голландских.
