Вот цитата из газетного комментария тех дней — из статьи Максима Соколова в только что начавшей выходить газете «Коммерсантъ». Здесь есть одна очень важная мысль, которая объясняет неизбежный провал Ново-Огаревского процесса после путча. Вчитайтесь:

«Если в других странах путч обыкновенно является затеей дюжины злоумышленников, которых затем сажают в тюрьму и потом живут, как жили, то августовский путч оказался беспрецедентен. Под различные статьи УК дружно подвело себя практически все союзное руководство: силовые структуры (верхушка армии, МВД и КГБ), власть исполнительная (кабинет министров), власть законодательная (Лукьянов и “союзники”) и власть партийная (верхушка КПСС). А когда вся верхушка государства, состоящая либо из преступников, либо из их пособников, терпит от народа сокрушительное поражение, такое государство не может устоять. Все руководство государства проваливается в политическое небытие, и из политического вакуума возникает некоторое другое государство. Оно и возникло, причем не одно».

Однако вернемся к фактам.

2 сентября открылся съезд народных депутатов СССР. «Никто уже не собирался заниматься… — пишут помощники Ельцина, — перетягиванием каната между центром и республиками. Важно было хотя бы начать процесс согласования приемлемой для новых условий модели государства…» Депутаты принимают Закон «Об органах государственной власти и управлении Союза ССР в переходный период». То, что период «переходный», понятно уже всем.

К 10 сентября только три из бывших пятнадцати союзных республик не объявили о своей независимости (речь идет уже о полномасштабном государственном суверенитете) — Россия, Казахстан и Туркмения. Еще через месяц останутся только Россия и Казахстан.

Горбачев, психологически оправившийся после августовского путча, возобновляет переговоры в Ново-Огареве. Ельцин участвует в каждом заседании. Но вот беда: эти заседания торпедируют другие главы республик.

На первом же заседании в Ново-Огареве, созванном 14 ноября для согласования текста нового договора (Горбачев отчаянно торопился с его подписанием), представлены только десять из пятнадцати республик, причем только четыре — главами государств (среди них был и Ельцин). Остальные предпочли прислать вторых или даже третьих лиц.

Внешне все выглядело точно так же, как и до путча. За тем же столом, в том же зале загородной резиденции президента СССР сидят Горбачев, руководители крупнейших республик: Ельцин, Назарбаев, Шушкевич и др. Перед ними те же документы. (Кстати говоря, работа шла и после 19 августа, рабочими группами было подготовлено пять (!) вариантов нового Союзного договора, последний из них, разработанный как раз к 14 ноября, назывался «Договор о Союзе Суверенных государств» и широко обсуждался в прессе.)

Но что-то изменилось в этом историческом зале. Тягостная пустота витает в воздухе. Если до путча еще действовали союзное правительство и министерства, сейчас их по сути нет. Если до путча в руках Горбачева еще был властный ресурс, то сейчас он им утрачен. Судьба договора — в руках представителей республик. И это налагает свой отпечаток на атмосферу переговоров.

Первый вопрос повестки дня — название новой страны.

Рабочее предложение — Союз Суверенных Республик. Слова «советский» и «социалистический» потеряли свою актуальность. Стенограмма:

«Ельцин. Скажут: по пути потеряли одно “С”.

Назарбаев. ССГ нельзя?

Горбачев. ССГ так ССГ. Надо решить главный вопрос: будем создавать государство союзное или нет?

Назарбаев. У меня складывается такое впечатление, что люди все равно без нас придут к этому. А у нас есть такая воля?

Ельцин. Союз создавать есть воля.

Назарбаев. Тогда второй вопрос: какой Союз?

Горбачев. Я категорически настаиваю. Если мы не создадим союзное государство, я вам прогнозирую беду…

Ельцин. Союз государств!

Горбачев. Если нет государства, я в этом процессе не участвую. Я могу прямо сейчас вас покинуть. А вы тут работайте.

Ельцин. Это называется эмоции.

Горбачев. Ну, что вы, ей-богу.

Перерыв. Горбачев определил для себя предел уступки — от федеративного государства — к конфедерации» («Эпоха Ельцина»).

25 ноября состоится финал этой драмы. Ельцин и другие главы республик настаивают на конфедеративном устройстве нового союза. За Центром остаются только оборона, межгосударственный парламент, фигура президента. Горбачев согласен. Но в какой-то момент, не выдержав, уходит из зала. Ельцин просит Шушкевича вернуть Горбачева, чтобы после заседания они могли все вместе выйти к журналистам. Горбачев, быстро переходя от отчаяния к эйфории, выходит к журналистам и, потрясая текстом договора, заявляет прессе, что они «обо всем договорились». Ельцин говорит журналистам правду: «Все зависит от позиции Украины».

Горбачев, Ельцин и другие возвращаются в зал заседаний. Стенограмма:

«Горбачев. Как мы условились на предыдущем заседании Госсовета, на сегодняшнее заседание внесен вопрос о парафировании Союзного договора.

Ельцин. Не конфедеративное демократическое государство, а конфедерация демократических суверенных государств.

Горбачев. Что же говорить за Верховный Совет, давайте дадим им наше мнение… Не вижу смысла возобновлять дебаты.

Ельцин. Тогда я при парафировании прилагаю протокольное заявление.

Горбачев. Ну, если Президент России выходит с замечаниями и против того, чтобы сохранить государство, — о чем речь дальше вести. Не понимаю, как ты можешь так быстро менять позицию. Как можно с тобой договариваться. Это же наш проект с тобой.

Ельцин. Нет, я тогда оставил за собой этот вопрос, Михаил Сергеевич, вы просто забыли.

Горбачев. Давайте решением Госсовета считать текст согласованным. Направить его на рассмотрение Верховного Совета.

Ельцин. Думаю, можно еще короче: направить данный вариант проекта на рассмотрение Верховного Совета.

Горбачев. А какая разница?

Ельцин. Разница в “согласованно”.

Горбачев. А если не согласованный, то его нельзя направлять. Слушайте, давайте так сделаем, останьтесь, договоритесь без свидетелей, мы покинем вас. Решите, что вы хотите. Но я хочу вас, своих товарищей, с которыми мы проходили через такие испытания, предупредить. Я, как говорят, каждой своей клеткой чувствую, что мы схлопочем, если, выйдя сейчас с Госсовета, не скажем: “Государство будет! Новое, другое, но будет!” Я оставлю вас, поговорите».

Через 24 минуты вышли Ельцин с Шушкевичем и спустились к Горбачеву. Еще через полчаса они вместе с Шушкевичем поднялись в зал заседаний. Еще около получаса продолжалась дискуссия о том, как парафировать договор, возможны ли новые согласования, в каком виде представлять его на Верховный Совет. Наконец президент России подошел к самому главному:

«Ельцин. Еще один принципиальный вопрос. Конечно, подписание Договора, парафирование без Украины — это бесполезное дело. Союза не будет. Тогда Украина сразу примет решения такие, которые сразу развалят Союз. Этого допустить нельзя! Только они примут решение о своей валюте национальной — и всё, мы кончились.

Горбачев. Ну, я думаю, что и там должно быть так же. Я прямо скажу: если мы сейчас с вами не договоримся, это подарок будет всем сепаратистским силам.

Ельцин. Это уважение будет Украине, мол, мы хотим вместе с ней.

Горбачев. Ну, ей-богу, я уже всё… Как кто-то сказал: “Горбачев себя исчерпал”. Наверное, и у вас такое мнение. Давайте вы тогда сами договаривайтесь. А я стою на своем. Вот с этим согласен и буду работать, а дальше — нет. Не хочу себя связывать с дальнейшим хаосом, который последует за этой расплывчатой позицией. Это просто будет беда. Если у кого-то есть замыслы не создавать Союз, надо прямо и говорить. А то ведь как: все говорят — Союз, Союз, а как только подошли к созданию Союза и сохранению государства, так начинаются маневры. И тут даже и Украина…