Рука его снова скользнула между ее ног, и Джульетта напряглась в ожидании боли. Но боли не было. Его длинные пальцы нежно ласкали ее самые чувствительные места, и Джульетта почувствовала незнакомый жар, который она не в силах была сдержать или скрыть. Внутри ее нарастала волна восторга. Она знала, что это не продлится долго, что вот-вот к ней вернутся боль и страх. Но она уже получила куда больше, чем мечтала, и не собиралась останавливаться.
— Пообещай мне одну вещь, — вдруг едва слышно прошептала Джульетта.
— Все, что угодно! — тут же ответил Фелан, и его пальцы еще глубже проникли в ее лоно.
Джульетта заставила себя открыть глаза и заглянуть прямо в глубину его глаз, которые из серебристо-серых превратились в черные от пылавшего в них дикого огня страсти. Казалось, это должно было бы испугать Джульетту, но на самом деле ей совсем не было страшно.
— Не останавливайся, — попросила Джульетта. — Даже если я буду умолять тебя об этом — все равно ни за что не останавливайся.
Фелан вдруг замер, и это уже по-настоящему испугало Джульетту.
— Но я не могу… — начал он.
— Не останавливайся! — снова сказала она. — Пусть тебя ничто не смущает. Я знаю, чего хочу.
— И чего же ты хочешь? Мести? Что ж, совсем неплохой предлог. Но сейчас им обоим было не до предлогов.
— Нет, — решительно произнесла Джульетта. — Я хочу тебя.
Фелан тихо выругался — слова Джульетты лишили его последних остатков самообладания. Он прижал ее к кровати и встал на колени между ее ног. Она почувствовала его жар, его возбуждение, и по телу ее пробежала дрожь ответного желания. Но Фелан медлил, словно сомневаясь.
— Пообещай, что ни за что не остановишься! — снова потребовала Джульетта.
— Обещаю!
С этими словами он вошел в нее одним сильным рывком — и все, что скрывала Джульетта, наконец открылось ему. Фелан застыл в ее объятиях и слегла отодвинулся, но не вышел из ее тела совсем.
— Открой глаза, черт побери! — приказал он, и в голосе его звучала нескрываемая ярость.
Джульетте совсем не хотелось этого, но у нее не было другого выхода. Она молча посмотрела ему в глаза.
— Так ты девственница? — с горечью произнес Фелан.
— Да.
— Он никогда не прикасался к тебе?
— Пытался. Но не смог.
Джульетте вдруг захотелось плакать. Самые противоречивые чувства разрывали на части ее душу, самые невероятные ощущения, которым она не знала названия, владели ее телом. Она была уверена, что сейчас Фелан отстранится, оставит ее, и знала, что не переживет этого.
— Фелан!.. — дрожащим голосом позвала она.
— Мне кажется, я сказал тебе, что не жажду жертвы. — Холодный голос не вязался с жаром его тела, который продолжала чувствовать Джульетта.
— Но ты обещал мне! — Джульетта крепко прижимала его к себе. — Сказал, что не остановишься, даже если я буду молить тебя об этом.
Фелан посмотрел на нее долгим, странным взглядом.
— Я и не собираюсь останавливаться, — тихо произнес он. — Ты моя. Узы брака не имеют никакого значения. Все это ерунда. Это я заставил тебя ожить — и ты принадлежишь мне. — Теперь в голосе его, кроме ярости, звучала радость обладания, и Джульетта испытала вдруг гордость и восхищение. — И я возьму тебя! — С этими словами он проник глубоко в ее тело, делая ее женщиной, прежде чем Джульетта успела сообразить, что же происходит.
Джульетта тихонько вскрикнула — скорее от удивления, чем от боли. Но Фелан тут же зажал ей рот поцелуем. Несколько секунд они лежали неподвижно — тело ее привыкало к новым ощущениям, затем Фелан начал двигаться, то отстраняясь слегка, то проникая в нее еще сильнее и глубже. Джульетта обвила ногами его бедра, пальцы ее впивались в его плечи. Она все повторяла и повторяла себе, что делает это для него, ради счастья хоть раз в жизни принадлежать кому-то.
Что-то новое, неведомое поднималось из самой глубины ее существа — паника, смятение, желание, — она снова не могла ничего понять. Она прижималась к Фелану все крепче, пальцы ее скользили по его влажному от пота телу, и всякий раз, когда он проникал в нее глубже, она подавалась ему навстречу. Ей хотелось, чтобы это продолжалось вечно, и в то же время хотелось чего-то большего, чего-то такого, чего она никогда еще не испытывала. И не знала нужных слов, чтобы попросить об этом.
Но слов и не требовалось. Рука Фелана вдруг проникла между ними и коснулась ее самого чувствительного места. Он прижался губами к ее губам как раз в тот самый момент, когда все тело Джульетты содрогнулось, словно что-то взорвалось у нее внутри. Это длилось всего один короткий миг и в то же время бесконечность. Когда Джульетта открыла наконец глаза, Фелан смотрел на нее сверху вниз. Его напряженная плоть все еще была внутри ее.
— Так ты говорил именно об этом? — прошептала она. — Именно в этот момент хотел видеть мое лицо?
— Да.
Он вдруг резко возобновил свои движения, на сей раз в бешеном ритме, проникая все глубже и наполняя ее всякий раз таким неизъяснимым восторгом, что Джульетте захотелось попросить его остановиться. Ей казалось, что она не в силах больше выдержать это ни с чем не сравнимое наслаждение. Фелан двигался все быстрее и быстрее, а Джульетта обнимала его крепче и крепче, стараясь слиться с ним воедино. Наконец он вскрикнул, содрогнулся — и застыл в ее объятиях, наполняя ее лоно своим семенем. И Джульетта приняла его, изо всех сил прижимая к себе. Ведь на эти несколько коротких часов он действительно принадлежал ей, только ей. А она принадлежала ему. Очень скоро ей придется уехать, и ночь эта останется для Фелана лишь мимолетным воспоминанием. Но сейчас, на короткое мгновение, им вдвоем удалось заглянуть в вечность. Потому что перед тем, как он окончательно отдал ей себя, Джульетта успела расслышать одно-единственное слово, которое шептали его губы. И это было слово «любимая».
Слезая с кровати, Джульетта увидела на простыне пятнышки крови — неоспоримое доказательство ее утерянной девственности. Все тело ее немного побаливало. Джульетта посмотрела на мирно спящего мужчину, которого она собиралась покинуть, и сердце ее вдруг сжалось от боли.
— Черт бы тебя побрал, Фелан Ромни! — пробормотала она.
Ну почему ему удалось проникнуть в самое ее сердце, несмотря на то, что она так отчаянно сопротивлялась?! Ведь до сих пор она даже не понимала, какое действие оказывает на нее этот человек. И не надо было ей приходить к нему этой ночью. Тогда бы она так и прожила всю жизнь в блаженном неведении по поводу того, что потеряла, и никогда бы не вспоминала его…
Нет, в этом ей трудно было убедить себя. Может, она думала бы о нем иногда с тихой грустью и сожалением. Впрочем, и это тоже ерунда. Джульетта наконец призналась себе, что любит Фелана Ромни. И влюбилась она в него вовсе не сегодня ночью, когда он овладел ее телом и показал, какое счастье способны доставить друг другу мужчина и женщина. И даже не тогда, когда он поцеловал ее под дождем в саду. Это случилось в тот момент, когда, заглянув в его альбом, Джульетта увидела набросок, который он сделал с нее, спящей на берегу. Печальная, беззащитная женщина-ребенок. Дерзкая и необыкновенно красивая, но в то же время мягкая и женственная. Именно тогда, когда Фелан увидел ее такой красивой, она поняла, что способна полюбить этого человека…
Джульетта быстро оделась, решив, что помоется у себя в комнате. Ей больше не хотелось бросать вызов Марку-Давиду Лемуру. Если когда-нибудь он все же сумеет овладеть ею, то и сам поймет, что кто-то уже сделал это до него. И она не собиралась сообщать ему, кто именно.
Но прежде чем оказаться лицом к лицу со своей печальной участью, ей придется сделать еще одну остановку. Она должна проникнуть в кабинет Фелана, найти его альбом и забрать с собой тот самый рисунок.
Чтобы никогда не забыть о своей любви, какие бы испытания ни ожидали ее впереди.
18
«Черт побери, мне все-таки не удалось до конца убить в себе романтика!» — думал Фелан, одеваясь на следующее утро. Больше всего ему хотелось сейчас швырнуть в лицо Марку-Давиду Лемуру окровавленные простыни. У этого мерзкого червя не хватило духу даже овладеть собственной молодой женой. Он только сделал ей больно и напугал до смерти. Конечно, Фелан должен бы быть благодарен ему за это. Ведь теперь он первый и, черт возьми, единственный мужчина, которому будет принадлежать Джульетта Макгоун. Наконец-то Фелан готов был признаться себе, что именно об этом мечтал всякий раз, думая о Джульетте. Он не собирался размышлять о причинах — ему просто хотелось, чтобы эта девушка принадлежала ему. И теперь она принадлежит ему. Навсегда.