Ромни-холл, Йоркшир, лето 1815 г.

Фелан поспешно укладывал вещи в небольшой дорожный саквояж, стоя возле кровати.

Конечно, будущему лорду Ромни не полагалось собирать свои вещи самому — для этого в доме хватало слуг. Но Фелан Ромни был не из тех, кто заботится об условностях. Сам он считал себя замкнутым и циничным человеком и был абсолютно уверен, что слугам нечего совать свой нос в его дела. А его личный лакей, Ханниган, — единственный, кому Фелан доверил бы свои вещи, — испарился куда-то с самого утра, отправившись по каким-то малопонятным делам. И Фелан не собирался ждать его возвращения. Черта с два он останется еще хоть на одну ночь в этом мрачном старом доме, где жили его родители!

Ему вообще не следовало возвращаться домой. Фелана вовсе не тянуло в Ромни-холл, давно превратившийся из мирного жилища в поле сражений между его вечно пьяным отцом, не пропускающим ни одной юбки, и истеричной, полусумасшедшей матерью. После семи лет, проведенных на военной службе, Фелан окончательно отвык от родного дома, зато всем сердцем полюбил страны с жарким климатом, по которым он путешествовал все эти годы. Он ни за что не поселится в сырой, холодной Англии, особенно на проклятых йоркширских болотах, которые, непонятно почему, так обожал его младший брат.

Даже после окончания войны, на которую он ушел когда-то вопреки бурным слезам матери и пьяным крикам отца, Фелан не спешил возвращаться под крышу отчего дома. Он не приехал бы сюда ни ради отца, здоровье которого, расшатанное многими годами разврата и пьянства, стало в последнее время сдавать, ни ради полусумасшедшей матери, обожавшей единственного сына с каким-то неистовым исступлением. Но Фелан очень скучал по своему сводному брату. Вэл был одним из немногих на этом свете, до кого ему вообще было дело.

Но даже ради Вэла он не останется здесь ни на одну лишнюю минуту! Темные холодные йоркширские ночи и туманные рассветы вызывали у Фелана удушье. Бог даст, лорд Ромни проживет еще лет двадцать, прежде чем его старшему сыну придется вступать в права наследства, и Фелан сможет все эти годы мотаться по свету везде, где ему пожелается. А там, как знать, может быть, и у него появится тяга к оседлой жизни…

Внезапно где-то в глубине дома раздался душераздирающий крик, от которого у Фелана все похолодело внутри. Казалось бы, чем можно напугать прошедшего огонь и воду английского офицера? Тем более что Фелан безошибочно узнал голос своей матери, истошные крики которой вовсе не были редкостью в Ромни-холле. Но слово… всего одно слово, которое удалось разобрать в ее воплях, заставило его застыть на месте.

Убийство!

Выбежав из комнаты, Фелан кинулся туда, откуда раздавались крики. Он нашел свою мать в холодной спальне лорда Ромни, которую она никогда не делила с законным супругом, даже в лучшие времена. Леди Ромни стояла на коленях перед телом мужа. Кровь, расплывшаяся по полу, пропитала ее юбки. Глаза леди Ромни горели черным огнем на бледном лице, седые волосы были растрепаны.

— Убийца! — вопила она. — Мерзавец! Ты убил родного отца!

Проследив за взглядом матери, Фелан увидел в углу спальни Вэла. Юноша стоял, застыв неподвижно, не в силах отвести взгляд от тела отца. А леди Марджери, монотонно качаясь над телом мужа, которого презирала всю их совместную жизнь, и вскидывая время от времени руки, продолжала кричать:

— Фелан! Смотри, Фелан! Этот мерзавец убил твоего отца! Я видела, видела! Он заколол лорда Гарри на моих глазах. Заколол немощного старика, который всю жизнь любил этого ублюдка больше, чем тебя, своего единственного законного сына и наследника! Он…

— Замолчите! — Голос Фелана был подобен раскату грома.

Быстро взглянув в лицо младшему брату, он увидел застывшую в глазах юноши боль. В руке Вэл сжимал окровавленный нож, и рубашка его была в крови.

Леди Марджери поднялась с колен. Фелан, словно зачарованный, смотрел на ее юбки, пропитанные кровью.

— Сделай же что-нибудь, Фелан! — прошипела старая ведьма. — Ведь мне они могут не поверить. Они могут решить, что это ты убийца. Прикончи же, прикончи этого ублюдка, пока он не попытался бежать! А если не можешь, это сделаю я. Я не успокоюсь, пока не отправлю его на тот свет!

Решительно подойдя к брату, Фелан крепко взял его за руку.

— Тебе нужно где-то скрыться на время, пока здесь все не прояснится. Пойдем со мной.

— Я не собираюсь бежать, — упрямо заявил Вэл.

У Фелана было всего несколько секунд, чтобы принять решение. В конце коридора уже слышны были голоса слуг, спешащих на крики хозяев.

— Ты должен немедленно убраться отсюда, — твердо сказал он. — И я поеду с тобой.

Флетчер Мабре вышел на крыльцо своей гостиницы — самой лучшей гостиницы в небольшом портовом городке Хэмптон-Реджис — и увидел направлявшегося к нему по улице незнакомого паренька. Вообще-то «Пух и перья» была единственной гостиницей в Хэмптон-Реджис, но, поскольку хозяином ее являлся сам папаша Мабре, можно было не сомневаться в том, что и при более жесткой конкуренции она все равно оказалась бы на высоте. День только начинался, в баре было пусто, поэтому Мабре и решил подышать свежим воздухом и поразмышлять о том о сем. Тут-то на глаза ему и попался этот незнакомый парнишка.

Незнакомцы вовсе не были редкостью на побережье в разгар лета — месяц назад, например, в поместье Саттерз-Хед поселилась весьма экстравагантная пара. Да и моряки с кораблей, прибывавших в гавань, были частыми гостями папаши Мабре. Но молодой человек, идущий по улице грациозной размеренной походкой, совсем не был похож на моряка. Этот худенький паренек, на вид никак не старше семнадцати-восемнадцати лет, насколько мог судить Мабре по его нежной, хотя и темной от загара коже, еще ни разу не брился. Глаза молодого человека казались слишком большими на узком лице, а длинные черные ресницы вполне могли бы принадлежать девушке. Мабре отметил также узкие ступни ног и успел разглядеть гетры, коричневые бриджи и поношенную куртку, из-под кепки выбивались густые темные локоны. У молодого человека были узкие плечи и очень красивые, хотя и маленькие для мужчины руки. «Если бы не чересчур смуглая кожа, парень был бы просто красавчиком», — подумал Мабре.

— Добрый день, — вежливо сказал молодой человек, останавливаясь перед крыльцом. У него был открытый взгляд и приятный, мелодичный голос. — Мне сказали, что у вас может найтись для меня работа.

Мабре покачал головой:

— Сейчас тяжелые времена, парень. Все места заняты.

Молодой человек тяжело вздохнул, и папаша Мабре тут же понял, что ему немало пришлось испытать в последнее время и он наверняка отчаянно нуждается в деньгах.

— Но, может быть, у вас найдется какое-нибудь поручение, которое я мог бы выполнить в обмен на ужин?

Мабре с сожалением взглянул на парня. Хозяин гостиницы не верил в благотворительность, считая, что нет в ней ничего хорошего ни для тебя, ни для того, кому помогаешь, но он вовсе не был жестоким человеком. Поколебавшись несколько секунд, Мабре кивнул:

— Ну что ж, я вижу, от работы ты не бегаешь. Пожалуй, можешь вычистить конюшню, а там посмотрим. Как тебя зовут, парень?

— Джулиан. — Молодой человек снял кепку. — Джулиан Смит, сэр.

— А меня можешь звать просто Мабре. Или папаша Мабре. Здесь все меня так зовут. — Он пригляделся к юноше повнимательнее. — Уж не болел ли ты недавно, парень? Что-то мне не нравится твой цвет лица.

Джулиан Смит едва заметно побледнел.

— Нет, сэр. Просто я слишком много времени проводил на солнце. Я был на континенте.

— Тебе бы надо получше следить за собой, Джулиан. Это очень вредно — подолгу находиться на солнце, — строго произнес Мабре. — Что ж, иди за мной. Если увижу, что ты умеешь работать, может быть, придумаю для тебя что-нибудь еще на несколько дней. А то по тебе видно, что ты давненько не ужинал.