Контроль – это все, что было реальным. С малых лет я знала, что планирование, расчет и наблюдение могут помочь избежать самых неприятных вещей – неоправданного риска, разочарования, и, самое главное, душевных страданий.

Хотя, планирование избежать неприятное не всегда было легким, это был факт, который стал очевидным в приглушенном свете паба Каттерс.

Дюжина неоновых знаков, висящих на стене, и слабый свет светильников, отражавшийся от потолка, и ярко освещая бутылки с ликером за барной стойкой, был лишь слегка утешающим. Все остальное только делало очевидным то, насколько далеко я была от дома.

Стены были отделаны высушенной древесиной, и светлая сосна с черными пятнами была использована специально для того, чтобы это место на окраине выглядело как бар, напоминающий дыру в стене, но там было слишком чисто. Краска не была пропитана столетним дымом. И стены не шептали о Капоне или Диллинджере.

Я сидела на одном и том же стуле уже два часа с того момента, как закончила распаковывать коробки в моей новой квартире. И пока я могла стоять, я хотела бы забыть о тех вещах, которые напоминали мне, кем я была. Исследование моего нового района было куда более интересным, особенно в удивительном полуночном воздухе, даже несмотря на то, что это был последний день февраля. Я ощущала свою новую независимость и свободу от того, что кто–то ждет меня дома с рассказами о том, где меня носило.

Сиденье, которое я согревала собой, было обито оранжевым заменителем кожи, и после потраченной мною на выпивку приличной доли премии за переезд, которую Федеральное Бюро Расследований так великодушно перечислило на мой счет сегодня днем, я удачно удерживалась на нем, не падая.

Последний из моих пяти «Манхэттенов» за вечер выскользнул из модного стакана прямо мне в рот и, обжигая, потек по моему горлу. Бурбон и сладкий вермут на вкус напоминали одиночество. Что хотя бы заставило меня почувствовать себя как дома. Хотя дом был в тысячах миль отсюда, и чем дольше я сидела на одном из двенадцати стульев возле барной стойки, тем дальше он казался.

Тем не менее, я не была потеряна. Я была в бегах. Кучи коробок лежали в моей новой квартире на пятом этаже, коробки, которые я собирала с таким энтузиазмом, пока мой бывший жених Джексон, надувшись, стоял в углу нашей крошечной коммунальной квартиры в Чикаго.

Переезд был одним из ключевых моментов для повышения в Бюро, в котором я достаточно преуспела за короткий промежуток времени.

Джексону было все равно, когда я в первый раз сказала ему, что меня переводят в Сан–Диего. Даже в аэропорту, прямо перед моим отлетом он пообещал, что мы сможем с этим справиться. Джексону никогда не удавалось с легкостью отпускать что–то. Он пригрозил мне любить меня вечно.

Я поболтала бокал для коктейля с выжидающей улыбкой. Бармен помог мне со звоном поставить его на барную стойку и налил мне еще. Апельсиновая кожура и вишня слились в медленном танце где–то между поверхностью и дном – как и я.

– Это твой последний, милая, – сказал он, вытирая бар с обеих сторон вокруг меня.

– Прекрати работать так усердно. Я не даю таких щедрых чаевых.

– Федералы никогда не дают, – сказал он без осуждения.

– Это настолько очевидно? – спросила я.

– Вас много тут живет. Вы все говорите одинаково и напиваетесь в первый же вечер вдали от дома. Не беспокойся. Ты не кричишь своим видом, что ты из бюро.

– Слава Богу за это! – сказала я, поднимая свой стакан. Я не имела в виду ничего плохого. Я люблю Бюро и все, что с ним связано. Я даже любила Джексона, который тоже был агентом.

– Откуда тебя перевели? – спросил он. Его слишком строгий V–образный вырез, ухоженные кутикулы и идеально уложенная гелем стрижка сводили на нет его флиртующую улыбку.

– Чикаго, – ответила я.

Его губы сморщились так, что он стал похож на рыбу, а его глаза широко раскрылись.

– Тогда ты должна праздновать.

– Думаю, я не должна быть расстроена, по крайней мере, пока не закончатся места, куда я смогу сбежать. Я сделала глоток и слизнула обжигающий бурбон с губ.

– Оу! Так ты в бегах от бывшего?

– В моей работе никогда по–настоящему не убежишь.

– О, черт! Он тоже федерал? Не гадь там, где спишь, деточка.

Я провела взглядом по ободку стакана.

– Они, знаешь ли, не учат тебя этому на самом деле.

– Я знаю. Такое часто случается. Вижу такое все время, – сказал он, покачивая головой, пока мыл что–то в наполненной мыльной пеной раковине за баром, – Ты живешь недалеко?

Я посмотрела на него, опасаясь тех, кто может вынюхать агента и задавать слишком много вопросов.

– Ты часто будешь приходить сюда? – уточнил он.

Понимая, к чему он клонит подобными расспросами, я кивнула. – Возможно.

– Не переживай по поводу чаевых. Переезд – это дорого и, и напиться и забыть все, что оставил позади, – тоже. Можешь компенсировать это позже.

Его слова заставили мои губы изогнуться в такую форму, в которой они не были долгие месяцы, хотя, скорее всего, это было заметно только мне одной.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Энтони.

– Кто–нибудь зовет тебя Тони?

– Я запомнил.

Энтони обслуживал еще одного постоянного клиента в баре этой поздней ночью понедельника, или это уже можно было назвать ранним утром вторника. Пухленькая женщина средних лет с выпученными красными глазами была одета в черное платье. Когда он делал это, дверь распахнулась и мужчина моих лет, сидящий через два стула от меня, вздохнул. Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу его идеально выглаженной рубашки. Он взглянул в моем направлении, и в ту же половину секунды его каре–зеленые глаза поняли обо мне все, что он хотел знать. Потом он отвернулся.

Мой сотовый телефон зажужжал в кармане моей спортивной куртки, и я достала его, чтобы проверить экран. Это было еще одно очередное сообщение от Джексона. Кроме его имени, в скобках стояла маленькая цифра 6, показывая число сообщений, которые он прислал.

Это упрятанное в ловушку число напомнило мне про последний раз, когда он дотронулся до меня – в объятиях я пыталась отговорить его. Я была в двух тысячах одной сотне и пятидесяти милях вдали от Джексона, и он до сих пор был способен заставить меня чувствовать себя виноватой, но недостаточно виноватой.

Я нажала боковую кнопку на телефоне, выключая экран, не ответив на сообщение Джексона. Затем я подняла свой палец бармену, допивая остатки шестой порции о. Я обнаружила паб Каттерс сразу за углом моей новой квартиры в середине городка Сан–Диего, расположившегося между международным аэропортом и зоопарком. Мои чикагские коллеги были одеты в стандартные парки ФБР поверх их пуленепробиваемых жилетов, а я в то время наслаждалась куда более теплой погодой Сан–Диего в облегающем топе, спортивной куртке и узких джинсах. Я почувствовала себя слегка расфуфыренной и немного вспотевшей. Вполне возможно, это было из–за количества спиртного внутри меня.

– Ты слишком маленькая для того, чтобы находиться в таком месте, как это, – сказал мужчина через два стула от меня.

– В таком месте, как это? – сказал Энтони, вздернув бровь, буквально сжимая стакан.

Мужчина его проигнорировал.

– Я не маленькая, – сказала я , перед тем, как выпить, – Я изящная.

– А разве это не одно и то же?

– А еще у меня есть электрошокер в сумочке и сильный хук слева, так что не кусай больше, чем сможешь прожевать.

– Ты сильна в кунг–фу.

Я не удостоила мужчину внимания. Вместо этого, я смотрела прямо, – Это было расистское замечание?

– Ни в коем случае. Ты просто кажешься немного вспыльчивой по отношению ко мне.

– Я не вспыльчивая, – сказала я, хотя бы предпочла уклониться от возможности стать легкой мишенью.

– Что, серьезно? – и он не спрашивал. Он сопротивлялся, – Я недавно прочел, что наградили одну из азиатских мировых лидеров. Я предполагаю, ты не была одной из них.