— Он не хотел вас посылать. На этом настоял сам Ленин. Главное условие. Столыпин только воспользовался случаем.

— Умыл руки… И никакой революции не будет?

— Вот теперь как раз будет. Революция сверху. Перед вашим приездом Ленин закончил работу "Государство и социализм", о чем Столыпин не знает. После убийства Ленина эту работу прочтут в России десятки тысяч людей, она станет их святыми писанием. Помните, у Маяковского — "Стала величайшим коммунистом — организатором даже сама Ильичева смерть"? После войны и победы они совершат социалистическую революцию сверху, и Столыпин будет вынужден либо плыть по течению, либо его сметут. И этот, новый социализм, уже не рухнет в восьмидесятых, потому что в нем не будет ни своих Хрущевых, ни Горбачевых.

— Но ведь из‑за меня убили людей. Понимаете?

— Понимаю. И без вас бы убили людей. Убьют миллионы людей, потому что начинается мировая война. России нужна эта жертва.

— И обновленному СССР — тоже? Вы ведь тоже воспользовались ситуацией?

— С чего вы взяли?

— Вы же сами сказали, что были в Москве. Чтобы добраться сюда, нужно несколько дней. Что вам стоило с вашей телепатией связаться с большевиками и предупредить, а не одной сюда ехать?

— Могу сказать, чего стоило. Несколько сот тысяч ни в чем не повинных жизней. Да, все прекрасно, большевики предупреждены, Ленин скрывается, книгу "Государство и социализм" начинают понимать в конце тридцатых после Великой Депрессии. А до этого — процент невиновных, погибших от руки царских чекистов, разгул бюрократии, бессмысленные репрессии, культы личности. А теперь эту книгу в России поймут в начале двадцатых.

— Но это же убийство!

— Виктор Сергеевич, а будущие жертвы столыпинского террора — это не убийство? Жертвы, которые вы могли сократить — но не захотели?

— Понятно. Все тот же почерк. Уничтожим единицы, чтобы спасти тысячи. Не боитесь скатиться до терроризма?

— Да, боимся! Вы не знаете, не можете знать, как я сама хотела, чтобы меня убили вместо Ленина и Крупской! Но я не имею права! И вы не имеете права! Сворачивайте сюда, тут у меня рояль в кустах, то — есть, мотоцикл.

Армейский "Харлей — Дэвидсон" с литровым двухцилиндровым мотором, двумя цепями, хромированными деталями и большой, похожей на колокольчик фарой, смотрелся основательно. Такой винтажный боард — трекер, мечта байкера.

— Я потребовала, чтобы приделали второе седло, — сказала Варя. — Тут сил, как у "Иж — Планеты", должен вытянуть.

…Они неслись по ночной Швейцарии. Точнее, "неслись" — это громко сказано. Дороги здесь были довольно укатанные, а иной раз чуть ли не ровнее иных мест в Брянске с разбитым асфальтом, но нестись по дороге, которая все время виляет и чуть ли не делает мертвую петлю, не имеет смысла, если нет погони, а погони не было. В основном их облаивали собаки, но под колеса не кидались — воспитанные. Несколько раз на дороге попадалось что — то вроде полицейских постов, которые равнодушно пропускали двухколесную машину; правда, один раз въедливый блюститель порядка просто стал на дороге и замахал руками, требуя остановиться, а когда подъехали ближе — неожиданно отскочил в сторону и заорал "Хайль Гитлер!". Часа через полтора езды они свернули на луг где‑то в глухом месте, где дорога серпантином подымалась в горы и неподалеку шумела невидимая в темноте река.

— Вот здесь я сложила тур, — сказала Варя, глуша мотоцикл и сдвигая на лоб очки. — Как вы в тот раз в Америке ночью место нашли? Кстати, с вами все в порядке? Как прогулка?

— Нехорошо смеяться над чувствами зомбируемых. У нас это вообще считается пропагандой нацизма.

— А, вы про того полицейского? Этой Европе нацисты уже внушают. И народ ну очень быстро схватывает.

Она повернула руль, и поймала лучом фары маленькую кучку камней.

— Вот там станете, когда я скажу. Надо еще минут сорок подождать.

— Как, уже все? Это переход в Россию?

— В Россию, в Россию. Удобно, правда?

— Вы раскрыли секрет?

Варя вздохнула.

— Ничего мы не раскрыли. Нам просто подбросили информацию. Ученые спорят… Но мы пока не настолько знаем тайны этого мира, не позволяет наша техника такие приборы делать, чтобы их раскрыть. Вот, решили попробовать.

— А вы как же? Остаетесь, или со мной?

— Есть вторая точка. Потом и подальше. И третья, запасная. Есть гипотеза, что на этот раз перебросит туда, в зависимости от того, кого переправляют. Если вас — в Россию, если меня — в СССР. На случай, если к этой не успеем.

— А нельзя так — вы сначала, а я — потом и подальше? Список хочу сократить.

Варя вздохнула.

— Кажется, я начала уставать… Что за список?

— Длинный список. Погибшие на Пэ Эм Вэ, от испанки, потом ихняя Че Ка дров наломает… Вы же само говорили.

— Понятно… Вам нельзя долго здесь. Как только присутствие хроноагента станет всеми признанным фактом, этим ту же воспользуются. Враги России скажут: "Русские третьесортная раса, дикари, пришельцы их специально выводят в лидеры, чтобы уничтожить мировую цивилизацию. Великие цивилизации должны объединиться и спасти человечество, указав дикарям их место." Разве вы не видите, что эта Россия не готова воевать со всем миром? Кто будет здесь вашим союзником? Движение неприсоединения в ООН? Где оно здесь, ООН, где они, третьи страны?

— А не поздно пить боржом? Или всех, кто меня видел, тоже, как Ленина?

— Виктор Еремин в этой реальности должен стать мифом. Легендой охранки для дезинформации противника. Этот прием войдет во все здешние учебники.

— Архивы моего предшественника тоже вы спалили?

— Не мы. Но, похоже, те, кто это сделал, думали так же. И не ошиблись. Разве то, что вы видели здесь, построили не русские? Разве это придумали не русские, российские ученые и инженеры? Вы же видите, эта Россия сама меняет свою жизнь, осознав свое будущее. Не лишайте Россию ее победы! Это же моя… ваша Родина.

— Ясно… А если немцы свалят все трупы на меня?

— Не свалят. Охранка полагала, что вас после выполнения главной задачи вытащат назад в свое время. Потому и не побоялась оставить вас немцам. В Бежице вы этой задачи еще не выполнили. А здесь вы дрались, как лев, ликвидировали трех германских террористов, но у вас не было противоядия. А потом лже — Еремина настигнет вражеская пуля по дороге в Россию. Не волнуйтесь, никого не станут убивать, просто подберут подходящий труп. И похоронят с почестями.

— Это уже неважно… Слушайте, Варя, мне все здесь внушают, что у нас после всей этой демократизации и попыток строить гражданское общество, неизбежна эпоха сталинизма, бонапартизма, авторитарного государства какого‑то. И что мы должны воспринять это нормально. Вот вы скажите, у вас там все же к демократии идут, ну неужели мы не можем быть свободной страной?