— Владимир Ильич, но ведь либеральные течения есть в разных странах, не только в Англии. И у них разные принципы. Знаете, у нас, то есть, не унас, а на Западе, был такой известный философ, классик либерализма, Карл Поппер… в Интернете как‑то на него наткнулся… так он считает, что политику следует ограничиться борьбой со злом, вместо того, чтобы бороться за "позитивные" и "высшие" ценности — такие, как счастье и прочее.

Владимир Ильич расхохотался.

— Ваш Поппер берется философствовать и рассуждать о политике, не имея ни малейшей способности даже просто логически мыслить! — воскликнул он. — Между добром и злом есть диалектическое единство. Кризис перепроизводства — это зло?

— Да.

— Борьба с кризисом — это борьба со злом?

— Конечно, Владимир Ильич.

— А что является идеальной целью борьбы с кризисом? Вы же инженер, вы же тут про ТРИЗ рассказывали.

— Такое общество, где не надо бороться с кризисом. Где кризис перепроизводства невозможен.

— Ну вот, а это уже борьба за позитивную и высшую ценность — бескризисное развитие экономики. Либералы предлагают народу следить за тем, как политики соскребают плесень со стен сырых подвалов, где этот народ живет, вместо того, чтобы выдвинуть вождей, которые будут бороться за переселение в светлые квартиры с сухими стенами. Так что у вашего классика либо неумение мыслить, вызванное страхом перед империалистическими мировыми войнами, либо это обычная демагогия мелкого буржуа, который возводит в культ свои мелкие эгоистические интересы!

"Похоже, логика — это его конек, как юриста" — подумал Виктор. Переспорить Ильича в этом вопросе было явно бесполезным.

— Но самое страшное, Виктор Сергеевич, то, что у вас нет даже своих Попперов, нет влиятельных здравых либералов. Практически нет. Есть либерасты. Внутри российского либераста сидит российский нигилист — разночинец девятнадцатого века, радикальный анархист. Кредо ваших либерастов — это слепая, непримиримая вера в то, что бонапартистское государство есть архизло. Это культ, обожествление государства, как машины господства одного класса над другим, через парламент и демократию. Либераст видит только одно правильное государство — которое служит классу, классовым интересам, и ему наплевать, способен ли этот класс свои интересы разумно сформулировать, или это кто‑то будет делать за него. Российский либераст защищает не интересы народа, и даже не интересы российского капитала, он служит американскому лорду — протектору, которые и диктуют России свою волю от имени российских политических недорослей. Если вы покопаетесь в их организации, то наверняка найдете прямую или косвенную поддержку колониальных держав. Политики Европы и Америки были бы бесконечными глупцами, если бы не использовали этот шанс. Взывать к разуму либерастов бесполезно, это движение, несмотря на псевдо интеллигентное обличье, основано не на знаниях и разуме, и даже не на рассудке обывателя, а на животном, суеверном страхе. Либерасты постоянно накачивают себя страхом репрессий, голодоморов, любовно собирают все гнусности, которые произошли в период бонапартизма и упиваются ими с мазохистским наслаждением. Они патологически ненавидят всех, кто имеет отношение к казенной службе и стремятся уничтожить их, как класс, ликвидировав учреждения и должности, а оставшихся превратив в быдло, в трактирных лакеев.

— Владимир Ильич, но не все же у нас либерас… либералы! — воскликнул Виктор. — Есть и патриоты.

— Слабость вашего патриотического движения, Виктор Сергеевич, в том, что оно тоже незрело. И как только оно в силу обстоятельств внешней угрозы станет массовым, его может захлестнуть волна того, что у вас называют поцреотизмом. Поцреот, Виктор Сергеевич, это не патриот, это по своей психической сути тот же либераст, но верящий, что бонапартистское государство есть архидобро. Либераст не верит в способность третьего класса создать разумное государство, поцреот не верит, что создать разумное государство сможет кто‑то, кроме третьего класса. Поцреоты накачивают себя страхом падения общественной морали, всеобщего невежества, спаивания и физического вымирания народа. Поцреоты вытесняют тихий, здравый патриотизм, и дают бюрократии развиваться в самых уродливых формах, которые ведут к загниванию и краху третьего класса.

— Ну, хорошо. Ну, допустим. Но ведь всегда есть какие‑то люди с тараканами. Неужели они вот так вот все прямо не дают нам придти к этому самому Возрождению? И в чем оно, Возрождение?

— Сейчас, Виктор Сергеевич, ваша Россия должна прежде всего выжить, как государство, как общество, которое способно что‑то выработать взамен той мясорубке, в которую глобальный капитал превращает планету. И главная опасность — это не столько наличие внешнего врага, который стремится поставить ваш народ на колени и сделать рабами, готовыми работать за миску похлебки, а недопонимание того, что происходит. Ваше общество, пытаясь понять причины провала реформ, стоит перед проблемой осознания классовой незрелости — как класса буржуазии, так и рабочих — невозможностью построения государства, служащего интересам рабочих, бизнеса, среднего слоя, кого угодно, потому что у вас еще долго не будет разумного бизнеса, рабочих, другого слоя, кроме самого государства. Общество должно осознать необходимость вынужденного, продуманного и планируемого отступления к современному государству бонапартистского типа не на месяц, не на год, а на десятилетия, необходимость найти способы развивать и реконструировать это государство, чтобы оно не превратилось в бюрократическую тиранию. Это тяжело и будет вызывать массу протестов. И наибольшая опасность, которую я у вас вижу — это раскол общества на либерастию и поцреотизм. И те, и другие мешают холодному, здравому, практическому взгляду на социальное государство, как необходимый временный инструмент, которым должны овладеть новые трудящиеся массы и сделать орудием не примирения классов, а постепенного стирания раздела общества на классы.

"Так. В нашей реальности Ленин призывал отступить к нэпу, к вынужденному отступлению к капитализму. Здесь он призывает уже нас отступить к бонапартизму. Нэп свернули ради бонапартизма. И тоже вынужденно. А ради чего свернут бонапартизм?"

— И как долго должно у нас быть такое государство? И не получится так, что этот третий класс просто не захочет уступать своей власти никому?

— А это зависит от того, как будет идти осознание классами своих интересов и целей и рост активности масс. Это стихийно — исторический процесс. Люди должны понять угрозу пассивного, скотского существования ради того, чтобы делать деньги и получать удовольствия. Могу лишь сказать, что подтолкнет их к этому. Это угрозы и насилие со стороны высшей касты, Соединенных Штатов, которые разрушат мечты об умной нации, которая покорит глупую нацию, и угрозы со стороны вашего собственного бизнеса, разрушающего ради наживы природу и нравственную среду общества, которые разрушат либеральные иллюзии об инвесторе, как благодетеле. Выбор у россиян очент простой: либо бросить страну на произвол судьбы и проиграть, либо бороться за то, чтобы стать хозяевами в собственной стране. Готового же рецепта, как действовать потом, как перейти от социального государства к коммунистическому обществу, где свободное развитие каждого станет условием свободного развития всех, у меня, человека девятнадцатого столетия, нет. Эту задачу придется решать людям двадцать первого века.