— Предлагаете выбор оружия убивать время? Предпочел бы козла забивать.

— У вас там приносят языческие жертвы в полете?

— Я про домино. Но, пожалуй, здесь не будет компании.

— Я предпочла бы прогулки верхом. Но, боюсь, здесь тоже не будет компании.

— Кстати, о компании. Есть информация, кто наши соседи и какова слышимость?

— Об этом позаботились. Нас не подслушают, даже используя стетоскоп или стержень.

В дверь постучали. Стюард с колокольчиком проверил, нет ли в каюте провожающих, предупредил о том, что судно готовится к взлету, посоветовав встретить момент отрыва от земли сидя, и, уходя, оставил на столе коробку леденцов "от закладывания в ушах". Эмма взяла леденец и стоически присела на койку.

"А ведь в наше время такой полет стоит бешеных денег" — мелькнуло у Виктора.

Чихнули и застрекотали моторы, над головами путешественников что‑то загудело, зашипело и начало поскрипывать. Виктор на всякий случай откинулся назад и взялся руками за края койки. Послышался звук рожка, гондолу качнуло и дернуло вправо, и мимо окна упало что‑то вроде троллейбусных вожжей; Эмма инстинктивно ухватилась за руку Виктора. Спустя секунду она уже взяла себя в руки и сидела ровно.

— Хотите взглянуть, как взлетаем? — вежливо предложил ей Виктор. — Извините, а то я у окна…

— Не сейчас.

Земля медленно и неторопливо поплыла вниз и назад. Моторы шумели не слишком сильно — казалось, что дирижабль сопровождают три кукурузника. Вскоре выяснилось, что и летит от на высоте кукурузника — метров пятьсот, не более, и со скоростью кукурузника, вот только своим покачиванием напоминает речной теплоход. Внизу, как на игрушечном макете, проплывали рощи и деревеньки, а чуть поодаль виднелась железная дорога, и сизый паровозный дымок стелился по окрестности. Виктор понял, что дирижабль ориентируется на линию. "А как же ночью?" — подумалось ему, и от этой мысли стало довольно тоскливо. Чтобы развеяться, он встал и вышел в коридор.

В салоне — столовой стоял негромкий гул голосов — наверное, это был бы полушепот, если бы не срекотанье моторов. Два из четырех столиков заняли картежники, за остальными на плетеных диванчиках и креслах кучковалась и беседовала штатская публика; фраков, золотых цепанов и других атирибутов роскоши, Виктор не заметил, и отнес пассажиров по виду к интеллигенции. Дам было всего четыре; одна из них, молодая и стройная, была в ярко — сиреневом авангардном платье с крупными черными пуговицами и кружевным шарфом на шее, конец которого свешивался из‑под косого клапана на груди, опускаясь до пояска. С ней уже вели беседу, распушив перышки, два кавалера. Виктор спокойно подошел к крупной тарелке иллюминатора и посмотрел вниз.

— Добрый день. Вы есть русский?

Спрашивающий его человек был невысоким мужчиной за тридцать, с большой залысиной на лбу, усами Кисы Воробьянинова из гайдаевского фильма, в пепельно — серой тройке с широким галстуком и с пенсне со шнурком на вытянутом вниз носу; лицо его чем‑то напоминало пасхальное яйцо. Судя по запаху табака, он был только что из курилки.

— Добрый день. Виктор Еремин, из России.

— Конрад Майснер, Германия, репортер. Вы напоминаете мне эльзасца, и я решил говорить с вами. Путешествия есть возможность найти интересного человека, собеседника. Я имел много путешествий по России, это есть много фотографических снимков, есть несколько книг, что я написал здесь. Но время другое, и я вынужден совершать этот полет. Я расскажу о нем в моей новой книге.

— Я совершенно неинтересен для прессы.

— Но есть причина ехать с супругой в Швейцарию на этом летательном аппарате, так?

— Дела коммерции. Можно было обойтись и без меня, но фирме нужен взгляд технического специалиста. Жена — переводчик.

— Подробности есть тайны коммерции? Да, это обычное дело. Наверняка это что‑то относится к производству оружия, скоро вся коммерция станет производством оружия. Этот воздушный корабль тоже часть производства оружия, многое в нем есть большой секрет, такой, что не знает сам Цеппелин. Я не расспрашиваю. Чужие тайны не всегда полезны для здоровой жизни.

— Почти угадали. Россия предстоит масштабная война с голодом и болезнями, противник должен быть полностью истреблен.

Конрад машинально подправил усы параллельно полу.

— Да, это так, я не буду спорить. Но политики имеют странные методы бороться с голодом и болезнями. Я видел тайную карту будущей Европы — не надо спрашивать, как это получилось. Русский император хочет иметь свою территорию до Штеттина у моря, дальше Острава, Нойзоль и Кашау. Он считает, это славянские земли, это есть часть России… должна быть.

— А разве не Босфор и Дарданеллы?

— Нет, это обывательские разговоры о Константинополе есть бросить тень на плетень. Это манипуляция. В то же время Россия хочет территории до Штеттина. Именно поэтому царь Николай устроил в Германии красную революцию. Я не совсем это понимаю. Я знаю, русский народ очень мирный, русские не есть завоеватели, зачем вам Штеттин?

Добродушная жертва германской пропаганды, подумал Виктор. Опасность не столько в оголтелых юнцах, на которых начинает коситься само общество, а в этих добродушных обывателях, с молчаливого согласия которых бесчинствует будущее пушечное мясо. "Какой фашизм? Где у нас в республике вы видели фашизм? Какая война? Это Россия хочет на нас напасть…".

— Значит, царь Николай устроил революцию и хочет напасть на государство, которое имеет в разы более мощное производство? И отобрать кусок территории? Я верно понял?

— Именно так. И еще царь Николай хотел убить эрцгерцога Фердинанда…

— На дуэли?

— Вы шутите… Он нанял убийц. Он одурманил русских и теперь рабочие и крестьяне хотят быть его рабами. Они не хотят свободы, я в этом сам убедился.

— Весь народ?

— Почти весь. Есть мыслящие люди, их очень мало в России.

— Ну, в таком случае… — Виктор сделал паузу, — царь Николай просто величайший человек в мировой истории, и я рад послужить России.

— Вы не шутите, — произнес Майснер после небольшого молчания. — Мне очень приятно было с вами познакомиться.

— Были в кают — компании? — спросила его Эмма после возвращения.

— А здесь больше некуда, кроме мест общего пользования. Камбуз не интересует, в рубку не пускают.

— Что говорят?

— Имел вербальный контакт с журналистом Конрадом Майснером. Кто‑то ему показывал карту с захватническими планами России. Похоже, пятая колонна иностранцев провоцирует. Короче, он решил мотать из России.

— Это не новость… Да, прошу не придавать значения тому, что я давеча взяла вас за рукав.