Лучший друг (исключая шеллан) – Бутч/Ви.

Когда в последний раз ты плакал? – Сегодня утром. Думал «La Vie en rose» ни­когда не кончится.

Когда ты в последний раз смеялся? – Пока ел. Бутч сегодня сам делал блинчики, и вы бы видели выражение лица Фритца, когда он понял, в каком состоянии кухня после этого. Бутч неплохо готовит, не так хорошо, конечно, как Ви, но мои мальчики не знают о правиле «приготовил – убери за собой». Там был не просто бардак. Кухню словно… осквернили. Потом мы помогли убрать все это: Я, Бутч и Ви, – с парой дод­женов, которые, пережив тот же шок, что и Фритц, отлично провели время за уборкой. Доджены любят убирать, я люблю есть.

Интервью с Рейджем

На следующий день после интервью с Рофом в той реке, я покинула дом Ривенджа примерно в пять. Я рада, что провела там ночь. Роф и Бэт, Фьюри с Кормией и Избранные – замечательная компания для времяпровождения, и после нескольких часов разговоров я спала словно младенец… доказательство того, что король был прав, впрочем, как и всегда: интервью с Братьями пройдут лучше, ведь теперь я не буду полумертвой после долгой по­ездки.

Дорога на автомобиле через горы Адирондак в Колдвелл была приятной. Северное шоссе – одно из моих самых любимых, оно проходит через горы, в которых в детстве я часто отдыхала летом. Листва уже миновала свой «осенний пик», но неровные посадки леса по обе стороны дороги по-прежнему купались в красных, золотых и зеленых цветах, переливающихся на солнце, словно драгоценные камни.

Управляя арендованным автомобилем, я думала, насколько сильно Братья изменились по сравнению с тем, что было три осени тому назад, когда начались их истории. В смысле… столько потерь и приобретений. Столько взлетов и падений. Я помню ту первую встречу, в гостиной Дариуса, сразу после его смерти… а потом представила, как они вы­ходят из леса, чтобы вернуть Фьюри в свои ряды, в конце «Священного любовника». Столько перемен, хороших и плохих.

Я встречаю Фритца на парковке «Мариот» в Олбани. Он ждет меня в Мерседесе и, закрыв арендованный Форд Эскейп, я сажусь на заднее сиденье S550, и дворецкий везет меня на юг, по меньшей мере, час. Он очень разговорчив, и мне нравится его голос: с лег­ким акцентом, как у Мариссы, и с жизнерадостным темпом, напоминая концерт Моцарта.

Я понимаю, что мы приближаемся к месту назначения, когда Фритц поднимает пе­регородку и включает внутреннюю связь.

Когда мы, наконец, подъезжаем к особняку, ночь только начала опускаться, и я рада тому, что включено освещение во внутреннем дворике, потому как Фритц поднимает пе­регородку, и теперь мне все видно. Он паркуется между Ауди Бэт и железно-серой Кар­рера 4S Зи. С другой стороны от Порше стоит незнакомый мне черный Хаммер, без капли хрома… даже диски черные. Без пояснений Фритца я понимаю, что машина при­надлежит Куину. Машина резвая и, без сомнений, полезная в бою, но, блин, к своему стыду автомобиль оставляет за собой гигантский след углерода.

Фритц подтверждает мое невысказанное умозаключение относительно владельца Хаммера, и, проходя мимо, я вижу, что на новеньком капоте джипа виднеется вмятина… размером с человеческое тело. Принюхавшись, я ощущаю что-то сладкое, вроде детской присыпки. Это напоминает мне, что «мальчики» - теперь новоиспеченные солдаты, и без причины мною овладевает ностальгия.

Фритц впускает меня в особняк, забирает у меня пальто и докладывает о местоположении жителей… точнее, где они находились, когда он уезжал за мной: Мэри была в Яме с Ма­риссой и Ви, они работали над информационной базой для Безопасного Места. Бутч, Куин и Блэй стреляли в тире тренировочного центра. Джон был в комнате Тора, сидел с Братом. Рэйдж – наверху, валяется ничком в обнимку с пачкой Алказельцера.

А, зверь.

Дворецкий интересуется, с кем я хочу поговорить в первую очередь, и я спраши­ваю, настроен ли Рэйдж на интервью. Фритц кивает и говорит, что Голливуд хотел от­влечься… поэтому мы двигаемся наверх.

Когда мы доходим до двери в спальню Рэйджа, Фритц уходит, и я стучу.

Рэйдж: (приглушенно) Да?

Дж.Р: Это я.

Рэйдж: О, слава Богу. Входи.

Я открываю дверь. В комнате так темно, что голодная чернота буквально поглощает луч света из коридора. Но прежде чем я успела сделать шаг вперед, свечи зажига­ются на бюро и столике рядом с кроватью.

Рэйдж: Не хочу, чтобы ты спотыкалась.

Дж.Р: Спасибо…

Блин, Рэйдж выглядит хреново. Он действительно лежит на спине, а рядом с ним много Алказельцера. Он обнажен, но до пояса натянута простыня, и смотря на него, я напоминаю себе, что в плане веса он самый крупный среди Братьев. Он действительно громадный, даже на кровати кажется огромным, словно Олимпийский бассейн. Но он чув­ствует себя плохо. Его веки прикрывают по-гавайски голубые глаза, рот слегка приот­крыт, живот раздут, словно он проглотил метеозонд.

Дж.Р: Значит. появлялся зверь.

Рэйдж: Да… прошлой ночью, перед рассветом. (Он со стоном пытается перевернуться.)

Дж.Р: Ты уверен, что хочешь этого?

Рэйдж: Ага. Мне жизненно необходимо отвлечься, а ТВ я смотреть не могу. Хэй. Ты мо­жешь принести еще Алказельцера? Мэри давала мне шесть таблеток перед уходом, при­мерно полчаса назад, но эффект был недолгий.

Дж.Р: Ну конечно.

Я чувствую облегчение от возможности помочь хоть чем-то и подхожу к четырем пачкам, выстроенным рядом с кувшином воды и стаканом. Я наливаю воду, вскрываю три пакетика и бросаю в стакан мелоподобные диски.

Дж.Р: (смотрит, как они растворяются с шипением) Может, тебе стоит принять что-ни­будь посильнее?

Рэйдж: Док Джейн пыталась давать мне «Прилосек». Не особо помогло.

Когда я повернулась к нему, он поднял голову, и я поднесла стакан к его губам. Он пьет медленно, и я чувствую вину за то, что обращаю внимание на его шикарную внеш­ность. Он на самом деле самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела… так и хочется прикоснуться к его лицу, убедиться, что он – настоящий, а не произведение ис­кусства какого-нибудь художника, воплощение абсолютного стандарта мужского велико­лепия. Он высокий, словно гора Эверест, скулы, подбородок ровный, словно двутавровая балка, губы полные и мягкие. Его светлые, разметавшиеся по подушке, волосы вьются, и пахнет от него изумительно.

Когда я убираю пустой стакан от его губ, Рэйдж открывает глаза. Напоминание того, что этот яркий бирюзовый взгляд ошеломляет сильнее идеального строения кости.

Рэйдж: (тихо смеется) Ты краснеешь.

Дж.Р: Нет.

Рэйдж: (напевает мелодию на-на-на-на-на) Ты краснеешь. Ты краснеешь.

Дж.Р: Почему мне хочется ударить тебя, ведь ты и так лежачий?

Рэйдж: (ухмыляется) Ох, говоришь приятные вещи.

Дж.Р: (смеюсь, потому что иначе нельзя, настолько он располагает к себе) Подожди, я думала, что после превращения ты ничего не видишь?

Рэйдж: Так и есть, но твои щеки НАСТОЛЬКО красные. Но, действительно, хватит о тебе. Давай обо мне. (хлопает своими километровыми ресницами) Давай, что ты хочешь знать? На какие животрепещущие вопросы я должен ответить?

Дж.Р: (снова смеется) Тебе единственному из всех Братьев нравится давать интервью.

Рэйдж: Приятно знать, что я смог выделиться на фоне этих жалких придурков.

Дж.Р: Что произошло? (садится на край кровати)

Рэйдж: Я проверил зацепку на еще один «центр убеждений» лессеров и, скажем так, я нашел, что искал, и даже более.

Дж.Р: (глотает ком) Их было много?

Рэйдж: Фи. Достаточно. Мы слегка обменялись свинцом, а потом одна из пуль попала туда, где мне ее видеть не нравится.

Дж.Р: Тебя ранили?

Рэйдж: (смахивает простыну с ног, обнажая повязку вокруг бедра) Сейчас я в ладах с чу­довищем, и ему не нравится, когда меня цепляют. (смеется) В качестве поддержки при­шли Куин, Джон Мэтью и Блэй… также как и на прошлой неделе, когда они помогли мне и Зи. Блин… (смеется) эта троица, мягко говоря, удивилась моему альтер эго.