— Еще один хороший вопрос, мистер Браунинг, — заметил я. — Вы можете что-нибудь рассказать мне о покойном муже миссис О’Хара?

— Боюсь, ничего, лейтенант. Она работала здесь до замужества, а когда вышла замуж, ушла. Я узнал о трагедии из чужих уст, потом связался с ней и спросил, не хочет ли она вернуться на старое место. Я, по-моему, и не встречал никогда ее мужа.

— И ничего не знали о ее личной жизни? Я имею в виду мужчин и номер в отеле?

— Абсолютно ничего! — Его лицо залилось густой краской. — А если бы знал, она пяти минут здесь бы больше не проработала! Если уж я чего-то не потерплю, так это аморального поведения служащих «Калкон». Мне плевать на их положение, будь то начальники или кто угодно! — Он насмешливо скривил губы. — О, понимаю, это звучит безнадежно несовременно и старомодно, но, пока я тут директор, моральный кодекс моих сотрудников всегда будет иметь приоритетное значение. Я ненавижу грязь, лейтенант! Единственный способ избавиться от грязи — вымести ее напрочь. Продезинфицировать рану и дать ей затянуться. Прижечь ее, если потребуется! — Он вдруг смолк и покраснел еще гуще. — Извините меня, лейтенант. Я, наверно, немного отвлекся.

— Охотно извиняю. Не возражаете, если я побеседую с другими сотрудниками? Дорогу я сам найду.

— Разумеется, не возражаю, — сказал он. — Полагаю, вы познакомились с помещением во время вчерашнего ночного визита?

— Мисс Спек рассказала вам о моем визите?

Он отрицательно покачал головой.

— Наши ночные охранники всегда начеку, лейтенант. Во вчерашнем ночном графике отмечен ваш приход в 23.02 и уход в 23.25. — Он позволил себе издать легкий смешок. — Не надо так удивляться!

Я из вежливости тоже слегка хмыкнул и вышел из кабинета. По какой-то сумасбродной логике выходило, что стерильное здание должно было заполучить соответствующего стерилизованного директора. Ничего странного, что Эверард хранил в такой тайне свои шашни с Эллен Спек.

Я стукнул в дверь ее лаборатории, как подобало добропорядочному сотруднику, не имеющему допуска, и услышал низкое контральто, разрешающее войти.

На ней был другой белый комбинезон, а может быть, тот же самый, и я заинтересовался, имеется ли в ее гардеробе еще что-нибудь. Впрочем, это значения не имело — теперь я знал, что под целомудренно строгой рабочей одеждой скрывается фантастически сложенное женское тело, самое потрясающее из всех, какие мне посчастливилось видеть в своей жизни.

— А-а, — сдержанно протянула она, — неужели это прославленный детектив, лейтенант Уилер? Чем еще могу служить, если моих трудов прошлой ночью недостаточно, чтобы на какое-то время удержать тебя от визитов?

— Неплохо бы быстренько позабавиться среди пробирок, — намекнул я, не питая особых надежд.

Она вопросительно подняла одну бровь.

— В рабочее время?

— Зарегистрируем как научный эксперимент, — предложил я.

— Не пудри мне мозги, — медленно улыбнулась она и с упреком добавила: — Знаешь, я до сих пор сильно расстроена.

Я вытащил из кармана клочок бумаги и передал ей.

— Тебе это что-нибудь говорит?

— Почерк Джастина, — без промедления отвечала она. — Я узнаю его где угодно.

— Прекрасно, — терпеливо похвалил я. — Есть тут какой-нибудь смысл?

Она сосредоточилась, сморщив лоб.

— Ну, это, конечно, фрагмент. Но он, похоже, возился с лизергиновой кислотой… и еще с чем-то.

— Ты имеешь в виду ЛСД?

Она передернула плечами.

— Если угодно. Только в соединении с чем-то другим, а это другое он обозначил символами, которые вообще не имеют смысла.

— Чтобы сбить с толку любого, кому попадутся на глаза его записи?

— До чего ты догадливый, лейтенант! — усмехнулась она. — Либо так, либо Джастин открыл элемент, до сих пор человечеству, неизвестный.

— Я показывал листок Браунингу, — сказал я. — Он заявил, что в подобном фрагменте нельзя найти смысла.

— Удивительно, как его прямо на месте инфаркт не хватил! — захихикала вдруг она. — Ты даже не представляешь, до чего он высокоморален! Знаешь, какими исследованиями мы тут должны заниматься? Нам полагается разрабатывать более действенный аспирин, микстуру от кашля, безвредные антидепрессанты и прочее в том же роде. Неужели ты думаешь, будто Браунинг мог допустить — даже про себя, — что один из его экспериментаторов балуется с ЛСД?

— Ясно, — заключил я и забрал у нее листок. — Ирония судьбы, если я правильно выражаюсь?

— Ты о чем? — с глубоким подозрением взглянула она на меня сквозь стекла очков в массивной черной оправе.

— О миссис О’Хара, — пояснил я. — Его личная секретарша оказалась нимфоманкой, которая подхватывала мужчин на улице и затаскивала на ночь в мотель.

— Ты правильно выразился — ирония судьбы, — подтвердила она. — Забыл только упомянуть, что вдобавок два химика-экспериментатора вступили в интимные отношения.

— Пожалуй, забыл, — согласился я.

— Еще что-нибудь, лейтенант? — холодным официальным тоном спросила она.

— Пока нет. Благодарю за сотрудничество, мисс Спек.

— Не за что, — колко ответила она. — Любой дурак мог прочесть эти формулы.

— Я имел в виду прошлую ночь, — сказал я. — Где мне найти Демареста?

— Его лаборатория за второй дверью дальше по коридору, но не могу отнести ваше последнее замечание к высказываниям хорошего тона, лейтенант.

— Знаешь что, — добавил я, — я, наверно, успею вернуться и все-таки позабавиться. После работы, конечно.

Через минуту сотрудник, не имеющий допуска, стукнул в дверь лаборатории Демареста, и его гулкий голос велел войти. Лаборатория выглядела почти так же, как у Эллен, только в его распоряжении имелись более сложные приборы, расставленные на полке. Трубка из корня шиповника была крепко зажата в зубах, а вся комната провоняла застоявшимся табаком. На нем был другой свитер из грубой шерсти, и общий вид наводил на мысль, будто он сию минуту выбрался из заросшего тиной озера.

— А! — Он выхватил изо рта трубку и ткнул черенком в мою сторону. — Местный Шерлок Холмс возвращается для дальнейших расспросов?

— Например, что вы делали в лаборатории Эверарда позавчера вечером между десятью и десятью пятнадцатью? — холодно спросил я.

Он непонимающе уставился на меня.

— Я вообще не был в лаборатории Эверарда позавчера вечером, лейтенант. Я торчал тут, работал над собственным специальным проектом. Ушел где-то часов в одиннадцать, направился прямо домой и лег спать.

— Да я так только спрашиваю, — отступился я и протянул ему клочок бумажки. — Вам это что-нибудь говорит?

Трубка вновь очутилась во рту, Демарест взял бумажку и стал внимательно изучать. В ожидании я закурил сигарету, начиная понимать и ценить всю прелесть свободных минут, выпадающих в повседневной жизни служителя закона. Наконец он вернул мне бумажку.

— Это хохма?

— Я у вас хотел выяснить, — сказал я.

— Соединение ЛСД с неким просто-напросто не существующим элементом. Кто до этого додумался? Ваш школьный приятель?

Я стиснул зубы.

— Вы не узнали почерк?

— Нет. А что, должен узнать?

— Это писал Эверард.

— В самом деле? — Он снова вытащил изо рта трубку и изумленно уставился на меня. — Обалдеть можно!

— Вы знали, что миссис О’Хара нимфоманка?

— Вы нынче подлинный кладезь информации, лейтенант. Отвечаю на ваш вопрос — нет, не знал.

— Кроме того, пропали записи Эверарда, — продолжал я. — Мистер Браунинг предполагает, что их кто-то украл.

— Вы меня обвиняете?

— По словам мистера Браунинга, они могли представлять интерес лишь для трех человек — для него самого, для мисс Спек и для вас.

— Я отвергаю ваши треклятые подозрения и инсинуации!

Я выдержал его испепеляющий взгляд, под которым на миг почувствовал себя так, будто меня с зажженной спичкой в руке застукал медвежонок Смоуки[10].

— Мне просто хочется, чтобы вы постарались хоть чем-то помочь, — прочувствованно сказал я, — а не стояли столбом со своей чертовой трубкой. И не надо разыгрывать передо мной грудного младенца.