— Ну, у вас-то волос не так уж много, зачем в них копаться?

Я критически воззрился на пролысины между кустиками его редких волос.

— Я предложил бы вам выпить, но догадываюсь, что вам уже надо уходить, лейтенант? — рявкнул Кирби.

Физиономия Кинга приобрела пунцовую окраску.

— Вообще-то ненавижу наглых умников! — медленно произнес он. — В особенности таких, которые отпускают оскорбительные персональные замечания!

Он двинулся вокруг кушетки, направляясь ко мне, Кирби это так переполошило, что он даже принял сидячую позу.

— Джонни! — завопил он. — Успокойся!

— Пусть себе идет, — проворчал я. — Я всажу в него пулю за сопротивление при задержании.

Громыхающая гора неожиданно остановилась.

— Что вы сказали? — промямлил он.

— Вы меня отлично слышали! — бросил я. — Мне и окружному шерифу поручено просеять этот город. Когда мальчики закончат обрабатывать тебя надлежащим образом, ты поймешь, что наломал кучу дров, и признаешь себя виновным. Либо так, либо ты вообще не доживешь до суда!

Я всегда считал, что лучшая ложь — это совершенно неправдоподобная ложь, потому что большинство людей полагают: лгать совершенно беспардонно нельзя, значит — им говорят правду.

— Не задерживайтесь больше в Пайн-Сити, ребята, — как можно вежливее посоветовал я. — Иначе мне придется организовать для вас такое, после чего вы вылетите отсюда пробкой.

Я вышел из квартиры, оторвал Полника, прилипшего взглядом к Сандре-беби, и потащил его к лифту. Когда мы добрались до тротуара, его глаза уже приобрели осмысленное выражение.

— Вы должны установить наблюдение за этим многоквартирным домом, — сказал я ему. — Только сперва пойдите и позвоните в офис, чтобы они обеспечили вам смену, хорошо? Сообщите им, что я отправился на разведку, а если Кирби или Кинг выйдут из дома, организуете за ними слежку, я должен знать, куда они отправятся.

— Все понятно, лейтенант, — с радостной улыбкой заявил Полник. — Ну что за куколка! И все это у нее настоящее, лейтенант.

Я хотел было спросить, откуда у него такая уверенность, но все же передумал.

— Непременно предупредите меня, если кто-то из этих бандитов покинет дом, — напомнил я еще раз.

— Ни о чем не беспокойтесь, лейтенант! — услышал я в ответ. — Господи! Этот прозрачный розовый шелк; каждый раз, когда она вздыхала, он…

Я двинулся к машине, оставив сержанта стоящим посреди тротуара, поверяющим бродячей собаке свои секреты, а когда я уже отъезжал от обочины, его слушательницей стала маленькая весьма пожилая леди, носившая слуховой аппарат и по этой причине старавшаяся изо всех сил объяснить бедняге кратчайший путь до здешнего торгового центра.

Девушка в стерильно белоснежной униформе со светлыми волосами, стянутыми в тугой узел на затылке выглядела асептически чистой, и сквозь стекла очков в тяжелой черной оправе с трудом можно было различить выражение ее холодных голубых глаз.

— В данный момент доктор Ландау занят у себя в офисе, — заговорила она, — так что, если вы хотите поговорить со мной конфиденциально, лейтенант, мы можем подняться в мою комнату.

— Это будет замечательно, мисс Аллен, — пробормотал я.

Я шел следом за хрустящей, туго накрахмаленной униформой по лестнице, затем вдоль коридора, пока мы не добрались до ее комнаты. Она имела тот же асептический, идеально чистый вид — обстановка была строго деловой в соответствии со стилем всего дома. Мисс Аллен тщательно закрыла за собой дверь, затем бросила на меня проницательный взгляд.

— О, братец! — воскликнула она. — У вас утомленный вид.

— Трудный день, — вздохнул я и с благодарностью присел на краешек кровати.

Она оперлась спиной о дверь и закурила сигарету.

— А я-то вообразила, что вы проделали весь этот путь сюда, просто чтобы проверить, сумеете ли вы убедить меня не носить черное белье в рабочее время.

— Четверть миллиона долларов похищено из банка, — начал я. — Убийца Марша все еще на свободе. А время ой как быстро бежит, дорогуша. Нам необходимо поговорить о множестве вещей, но при условии полнейшей откровенности: никакой лжи, полуправды, замалчиваний, пропусков и прочих трюков, ясно?

— Продолжайте, лейтенант!

— Фантастика! — произнес я задумчиво. — Ну прямо сюжет из сборника комиксов. Кто бы поверил, если бы услышал это впервые? Я один, Кэй, по той причине, дорогуша, что вчера вечером вы устроили мне практическую демонстрацию своего метода, не так ли?

— Я не стану говорить, что не понимаю, о чем вы говорите, — она слабо улыбнулась, — но и комментировать ваше заявление тоже не буду.

— Алтман сообщил мне, что вы разрабатывали возможности сочетания галлюциногенного и гипнотического успокоительного препарата. То есть, как я понимаю, вчера вечером вы мне подсыпали в мой бокал «микки финна»?[6]

— Точно, Эл.

— Последний тост был с участием Вики Ландау, вы решили уложить ее спать в гробу в чьем-то частном похоронном бюро и убедиться, что она ровным счетом ничего не помнит, когда проснется, как приказано, в восемь часов утра. Ей сообщили то же самое слово-пароль, что и мне, чтобы потом она смогла все припомнить?

— Ей дали слово-пароль, — кивнула Кэй.

— Но они не сообщили его президенту Кредитного банка Пайн-Сити, как я понимаю? Или ночному сторожу в банке?

Небесно-голубые глаза совершенно ничего не выражали. Кэй уставилась куда-то в стену поверх моей головы.

— Я думал об этом, пока ехал сюда, — продолжил я. — Если вы дали Каслу, президенту банка, этот наркотик, вы проинструктировали его, когда ему следовало привести все команды в исполнение, и специально подчеркнули, что после того, как все будет сделано, он начисто забудет обо всем и больше никогда не вспомнит. Велели ему установить таймер на замке хранилища так, чтобы оно оказалось открытым в нужный вам момент, скажем, ровно в полночь? Узнали у него, как его перевести, чтобы потом оно открылось в обычное время утром. И не забудьте так же имя и адрес ночного сторожа, потому что и он должен был получить дозу наркотика. Ему вы могли приказать открыть заднюю дверь банка для вас перед полуночью и снова запереть ее, когда выйдете оттуда, прихватив четверть миллиона. И он тоже будет утверждать, что ничего подобного не помнит.

— Мне нравится слушать ваши речи, Эл, — вкрадчиво произнесла она, — даже когда они совершенно лишены смысла.

— Я неоднократно задавал себе вопрос, чего ради группа преданных своему делу научных работников могла запланировать ограбление банка, — медленно продолжил я. — Смешно сказать, причина именно в том, что все они такие преданные, такие целеустремленные и руководит ими полугений, абсолютно лишенный моральных устоев. Ваш наркотик, как я полагаю, можно назвать величайшим достижением в своей области?

— Величайшим!

— Но прежде чем вы обнародуете его в медицинских кругах, до того, как он будет воспринят всерьез, вам было необходимо проторить ему дорогу. Описать сотни или тысячи случаев, когда ваш препарат был успешно применен в психотерапии и прочее. Открыв это средство, бригада, в особенности сам Ландау, захотела все это осуществить на практике самостоятельно, а здесь потребовалось бы гораздо больше средств, чем фонд Ландау смог бы раздобыть за сотню лет. Ответ Макса Ландау на это был бы типичен для его своеобразного гения: почему бы нам не воспользоваться нашим же наркотиком, чтобы раздобыть необходимые нам средства для полного признания этого наркотика, чтобы позднее иметь возможность помогать душевнобольным? — Я шумно вздохнул. — Поразительно простое уравнение: «наркотик плюс деньги равняется официальному признанию наркотика».

— Это конец истории? — вежливо осведомилась Кэй.

— Всего лишь начало, — заверил я ее. — Давайте-ка на минутку внимательней присмотримся к научно-исследовательской бригаде Ландау, а? Сам Ландау, мы почти полностью установили, что он собой представляет. Затем — Марш и Жерар, оба молодые, безусловно лояльные и преданные своему делу! Они не стали бы ему противодействовать. Вики, его собственная дочь, тоже не станет чинить препятствий. Алтман, как мне кажется, не относится к категории преданных науке людей, но он старый друг Ландау и многим ему обязан, так что и он не стал бы противиться. Таким образом, остаетесь вы одна, золотко.