Но тут речь отказала ей.

Она свивала и развивала русалочий хвост, отражая чешуей мертвенный фосфоресцирующий свет заплесневевших стен. Поднялась, склонилась над телом, обняла мертвого сына. Хвост ее бешено колотил все вокруг, разбивал камни и разбрасывал осколки. Имя убийцы сына прочно запечатлелось в памяти. Храбрый избавитель королевства Хродгара, рыцарь-чемпион людской и волк пчелиный… Рыдание перешло в вой, вой сменился воплем, заполняющим нижнюю пещеру, проникающим через пещеру верхнюю в окружающий мир, раздвигающий гигантские ребра ночи.

Беовульф проснулся там же, где заснул несколько часов назад, завернувшись в шкуры. В нескольких шагах от него тлели угли костровой ямы. Он открыл глаза и прислушался к звукам заснувшего зала: дыхание, сопение, храпение, бормотание; кто-то ворочался, потрескивали угольки.

От костровых ям исходил слабый свет, смягчавший абсолютную тьму. Тихо поскрипывали деревянные конструкции, снаружи завывал ветер, а подальше, на берегу, шумели накатывающие на берег волны. Он подумал о Виглафе, о том, где тот заночевал, проверив лодку.

Беовульф прищурился во тьму, высмотрел рядом Олафа, в обнимку с которым сопела Ирса. На расслабленном лице Олафа играла легкая довольная улыбка.

— Не спится, Беовульф? — Над ним склонилась Вальхтеов, села рядом.

— Королева… — начал он, но она прижала палец к его губам.

— Ш-ш-ш… Тихо. Не разбуди народ.

— Я видел тебя во сне, — сказал он, вспомнив вдруг, что это и в самом деле так. Во сне Вальхтеов отправилась с ним в Гаутланд, и они следили за черно-серыми спинами китов, взрывающими волны, за их фонтанами, взлетающими в серое небо.

— Очень рада, — улыбнулась она. Ему вдруг показалось, что в голосе ее слышалось что-то незнакомое. Как будто какой-то ранее не замеченный акцент. — Надеюсь, сон приятный.

— Конечно, приятный. Какой еще сон ты можешь внушить?

— Я тебя люблю, — прошептала Вальхтеов, наклоняясь к Беовульфу так, что он почувствовал на лице ее теплое дыхание. — Я тебя хочу душою и телом, сокрушитель демонов, сын Эггтеова. Только тебя, мой король, мой герой и моя любовь.

Вальхтеов обхватила его шею, притянула голову к своей груди, коснулась губами щеки.

— А если твой муж не вполне с тобою согласится? — Он нервно оглянулся, опасаясь, что кто-нибудь из спящих рядом проснется.

— Мой муж? О нем можешь не беспокоиться. Он умер. Я разделалась с ним. Давно уж следовало мне так поступить.

Беовульф озадаченно уставился на нее. Сказанное ею не укладывалось в голове. Вальхтеов усмехнулась и поцеловала его в лоб.

— Кто не слышал о его супружеских изменах! Он и сам не делал из них секрета. Общался со своими шлюхами у всех на виду… Разве что не хвастался…

— Зачем ты мне это рассказываешь?

Она засунула обе руки ему под рубаху, принялась гладить грудь и живот… Ногти ее царапали кожу чуть ли не до крови, причиняли легкую боль, ласкали и беспокоили.

— Мой бедный сонный Беовульф, — усмехнулась она. — Слишком утомился, слишком много выпил, слишком мало отдохнул. Усталый, сбитый с толку… — Она решительно оседлала его, свалила на пол, он удивился ее силе.

— Сперва жадность, — сказала она. — Потом похоть. Разве не этого жаждал ты, господин мой?

Она снова поцеловала его, и в этот раз поцелуй ее отдавал морем, соленою водой, хлынувшей в горло утопающего, гниющей рыбой, выкинутой морем на берег. Беовульф задыхался, пытался ее оттолкнуть.

— Дитя, Беовульф, дитя… Войди в меня и дай мне прекрасного сына… Нового сына…

Воздух вокруг Беовульфа как будто засверкал солнечной морской рябью, как будто отхлынул вдаль от него. Беовульф заморгал, стараясь проснуться, избавиться от душного кошмара, ужасаясь: а вдруг это не сон? Она улыбнулась, и зубы ее были острее акульих, глаза сверкали расплавом золота, глубинной ультрамариновой зеленью, тьма зала ожила придонными зарослями водорослей и неведомыми кошмарными существами. Платье Вальхтеов обернулось путаницей ламинарий и морского мха, из-под него просвечивала золотая чешуя, Беовульф открыл рот, освобождая путь воплю…

…и задохнулся. Море давило в уши, сердце разбивало ребра, соленая волна разлепляла парализованные веки — он открыл глаза и осознал, что на этот раз действительно проснулся. Грудь его ныла, в глаза ударил яркий солнечный свет, падающий сквозь распахнутую дверь Хеорота. Беовульф затенил глаза правой рукой, замигал, проясняя зрение.

Свежий воздух был напитан запахом бойни, как будто на поле сражения сразу после его окончания или при крупном жертвенном забое скота. Громко жужжали мясные мухи, со всех сторон доносился звук капели, как будто возобновился дождь и кровля протекла во многих местах.

Звук падения капель перекрыл пронзительный вопль перепуганной до смерти женщины. Беовульф покосился и из-под пальцев поднесенной к глазам ладони увидел сидящую рядом Ирсу, дрожащей рукой указывающую на потолок. По пухлому лицу юной красавицы стекали безобразные темные струйки крови. Краем глаза Беовульф уловил очертания каких-то темных фигур, парящих под стропилами, как будто стремящихся прорваться сквозь крышу.

И тут он понял, что это за фигуры.

С потолочных балок вниз изуродованными головами свисали тела танов Беовульфа. Вспоротые, обезображенные, подвергшиеся посмертному надругательству. Кровь их капала на столы, на пол, на запрокинутые лица перепуганных женщин. Беовульф медленно поднялся, уже держа в руке обнаженный меч, готовый атаковать — кого? — борясь с позывами рвоты и головокружительным желанием, чтобы все увиденное оказалось кошмарным сном.

«А вдруг… А вдруг это лишь кошмарное видение… каприз воспаленного, утомленного переживаниями разума… Не может такое случиться…»

Он медленно шагал по залу. К воплю Ирсы присоединялись новые голоса разбуженных ею женщин. Все они реагировали на увиденное одинаково. Какой еще реакции от них ожидать? Стены зала гудели от рыданий, причитаний, проклятий обезумевших женщин, одних только женщин. Беовульф заметил, что он — единственный живой мужчина в помещении. Все остальные были убиты, свисали с потолка, орошали подруг своею кровью.

Снаружи послышались шаги, и меч в руке Беовульфа мгновенно дернулся на звук. Но в зал вошел вернувшийся с берега Виглаф. Он остановился в дверях и тоже выхватил меч.

— Именем Одина… — воскликнул он.

— Виглаф, ты что-нибудь понимаешь?

Ирса поднялась на ноги. Потянулась рукой к Беовульфу.

— Лжец! — исступленно крикнула она. — Ты сказал, что убил его! Ты сказал…

— Что? Опять Грендель? — спросил Виглаф, нерешительно шагнув в зал. — Новую лапу отрастил, сволочь?

Вместо ответа Беовульф повернулся к колонне, на которой висела рука чудовища. Костыль остался на месте, колонну покрывала черная корка засохшей крови, но руки не было…

— Он вернулся и забрал руку, — выпалила Ирса и всхлипнула. — Он вернулся ночью. Мы спали, а он… Демон не издох. Ты наврал…

— Умолкни, женщина! — буркнул Беопульф, наблюдая, как упавшая сверху капля крови стекала по клинку его меча к рукояти.

— А что еще она могла подумать? — отозвалея Виглаф от дверей. — Люди погибли, лапы нет… Мы ведь не видели его мертвым.

— Мы и не говорили, что видели, — пропорчал Беовульф и закрыл глаза. Он пытался что-то сообразить, осознать необходимость какого-то срочного действия. Он пытался не думать о произошедшем — но вот оно, здесь, призрак смерти виднелся сквозь плотно сжатые веки, издавал звуки и испускал запахи. Он посетил его, притворившись королевой Вальхтеов…

— Дитя, Беовульф, дитя… Войди в меня и дай мне прекрасного сына…

Беовульф вздрогнул. Капля крови упала на его лоб. Он открыл глаза, протер лоб, уставился на красное пятно на ладони.

— К Хродгару. Если он еще дышит.

— Это не Грендель, — вздохнул Хродгар. Король одиноко сидел в кровати, завернувшись в выделанную оленью шкуру, хмурился, глядя на свои босые ноги, на скрюченные пальцы. Обеими руками он сжимал меч, скорее держался за него, чем держал, уперши меч в щель между камнями пола. У дверей королевской спальни застыли четыре стражника. Королева Вальхтеов стояла у окна, кутаясь в медвежью шкуру, смотрела на частокол.