И вот началось превращение. Может быть, это то, что он унаследовал от гигантов, эта страшная, мучительная трансформация, преобразующая дух его и тело, наполняющая сверхъяростью и сверхненавистью. Никакое обещание, данное сыном матери, не могло сдержать роста мышц, перерождения костей, увеличения объема тела. Какая-то адская забава троллей, взаимная издевка враждующих богов и гигантов.

— Я сдержу слово, мать… сдержу… — Как хотелось бы ему вдруг увидеть родительницу, чтобы она увела его обратно в пещеру, к тихому озерцу. — Я послушный… — Боль одолевала его, он более не мог говорить, рот изменял очертания. Но вопли мягкотелых не переставали терзать, неслись к нему, неслись во все стороны от уродливого, как и всё созданное мягкотелыми, сооружения из камня, дерева и соломы, калечили природу, нарушали ее гармонию, противоречили здравому смыслу.

Хрустели суставы Гренделя, лопалась и кровоточила кожа от слишком быстрого роста, и вот уже плечи его раздвинули ветви, которые только что нависали над головою. Это колдовство, это проклятие недоступно его пониманию. Хотел бы он расти и расти, не останавливаясь, чтобы достать равнодушный лунный диск с ночного неба и грохнуть его на крышу Хеорота. И воцарилась бы в мире вечная тишина, вечнее не бывает, и яркий глаз луны перестал бы издеваться над ним.

Преобразование завершилось, Грендель выпрямился, покрытый ссадинами и кровоподтеками, достойный источник ужаса, внушаемого данам. Он повернул голову назад, к дому, прищурился… С такого расстояния и сквозь дымку ничего, конечно, не разглядеть, по он знал, где его родная пещера, где мать его свернулась в своем подводном покое, окруженная угрями-альбиносами, водными растениями и водяными духами. Грендель решительно отвернулся от дома и направился по души мягкотелой мрази.

— Может, еще что-нибудь споем? — спросил осипший Хандскио, жалея, что не успел сотворить еще пару-другую стишков. Таны сидели за столом, глотки их отдыхали, но зажатые в кулаках кружки лупили стол, выбивая из него грохот и случайные мелкие щепки.

— К-к-ка-ак он спит п-п-под это? — кивнул Олаф в сторону Беовульфа, неподвижно растянувшегося на полу.

— Да прикидывается, должно быть, — проворчал Хандскио.

— А ты спроси его сам, — предложил Виглаф и звучно припечатал кружку к столу.

— Ребята, вы не поете, — продолжил обмен мнениями Беовульф. — А слушатели вроде не жаловались, что утомили их ваши нежные голоса.

— Мы трижды по три раза спели, — прогудел Хандскио. — Верно, наше пение этому Хрюнделю больше по вкусу, чем заунывное нытье данов, а?

Виглаф ухмыльнулся и обратился к жилистому седовласому тану Афвальдру, постарше других, которого все запросто звали Афи.

— Афи, может, вспомнишь одну — три старинных баллады?

Афи пожал плечами и продолжил колотить по столу рукоятью кинжала.

— Бум-бом… Ничего не помню. Вот Гуннлаугр… Его бы сюда. Он помнил, старик Лауги, да… Весь путь до Борнхольма[47] пел, на Фареях[48] пел, на…

— Просто свинство с его стороны, взял да и потонул в Исландии, — вздохнул Хандскио.

— Да, жаль его, — согласился Афи.

— Беовульф, может, этот дурной зверь вообще не придет? — предположил Хандскио.

— Не придет, если не будете петь, — ответил Беовульф, не открывая глаз. — Пойте, пойте!

— Я уже глотку сорвал. Мы орем, как дурные, а он сидит, носа не кажет и над нами издевается…

— Вот он! — спокойно сказал Беовульф и открыл глаза.

— Где? Не слы…

Что-то с силой грохнуло в дверь Хеорота. Последовал долгий момент тишины, даже костер затаился в своей яме.

— Вот он, — повторил Беовульф. — К оружию, ребята.

Однако ничто не нарушило тишину. Костер снова затрещал искрами, ветер подвывал в проемах.

— Какого демона он тянет? — недовольно проворчал Хандскио.

Как бы в ответ ему дверь трижды бухнула. Звякнули цепи, со стропил посыпался мусор, поплыла в воздухе пыль.

— Г-га-гы-гы-рендель, — пробормотал Олаф. — С-с-стучится.

Таны нервно засмеялись его шутке. Беовульф уселся, не отрывая взгляда от двери. Казалось, весь мир сконцентрировался у входа в Хеорот.

— Не-е, не Грендель, — возразил Хандскио, опираясь на вытащенный из-за спины меч. — Это моя пышка-милашка Ирсашка. Она принесла для меня своих спелых фруктов, полную пазуху.

Таны снова рассмеялись, на этот раз бодрее. Хандскио направился к двери.

— Хандскио, — крикнул ему Беовульф. — Ты бы подумал, что делаешь.

— Ай, брось, — отмахнулся Хандскио. — Потерпи, дорогуша, — крикнул он в направлении двери. — Дай мне найти в штанах свою птичку, твои фрукты клевать.

— Хандскио, прекрати! — крикнул Виглаф.

— Дубина пьяная, — пробормотал Беовульф.

— Не-е, вы ее не знаете, ребята, — продолжал дурачиться Хандскио. Он приблизился к двери и кулаком стукнул в нее три раза. — Она настоящий демон, точно говорю. Сучка самого Локи. Пышка моя! — заорал он в дверь. — Покатаешь меня, покачаешь? Подбросишь-поймаешь?

Смех прекратился. Из-за двери донеслось какое-то скрипение, дерево затрещало, дверное полотно подалось внутрь, выгнулось под мощным давлением снаружи.

Беовульф открыл рот, чтобы приказать Хандскио убраться от двери, когда толстый засов не выдержал напора, лопнул. В зал посыпались осколки, Хандскио взмыл в воздух, перелетел через голову Беовульфа и рухнул на пол в другом конце зала. Но заботиться о нем, интересоваться, жив он или погиб, времени не оставалось. Проем двери закрыл невиданный ими монстр.

— Виглаф, — негромко позвал Беовульф.

— Пожалуй, старик не преувеличивал, — отозвался Виглаф. — Зря ты все же броню стащил.

Монстр зарычал и двинулся в зал. Из пасти его капала на пол вспененная слюна, когтистые лапы поднялись над головою. Он не сводил глаз с обнаженного Беовульфа.

— Похоже, ты его очаровал, — заметил Виглаф.

— Прибереги свое остроумие напоследок, — ответил Беовульф, не отрывая взгляда от чудовища. — Боюсь, когда все это кончится, оно нам весьма пригодится.

Тут самый молодой из танов, Map, не выдержал напряжения, с криком бросился на чудовище. Виглаф попытался удержать его за плащ, но не успел. Зато монстр успел среагировать. Не дав Мару нанести удара, Грендель схватил его одной лапой, как детскую игрушку, сунул в пасть и перекусил надвое. Потоком хлынула кровь, и изуродованный труп рухнул к ногам Гренделя.

Беовульф тем временем вскочил на один из длинных столов и медленным шагом направился к чудовищу. Виглаф выкрикнул команду, и таны распределились вокруг монстра. Но Грендель только рассмеялся рокочущим смехом, как будто морской прибой разбился о скалы и прогрохотал между ними. Он рванулся вперед и схватил обеими лапами коренастого гаута по имени Хумли. Тот попытался нанести удар мечом по физиономии Гренделя, но не достал, и Грендель размозжил противника о потолочную балку. Размахнувшись, он бросил мертвого гаута в костер. Сосед Хумли рванулся в атаку, но Грендель смахнул его в чан с медом. Напиток выплеснулся через край, затек в костер. Раздалось шипение кипящего меда, в воздух поднялся столб пара и пепла.

Тут сзади вырвался разъяренный Хандскио, весь израненный, со сбитым набок нагрудником. Он прыгнул с опрокинутого стола, монстр не успел отбить нападение, и меч тана вонзился в голову чудовища.

— Сдохни, урод! — заорал Хандскио во всю глотку. — Мелкий тролль болотный ты, а не демон!

Однако монстр одной лапой сжал грудь Хандскио, другой легко сломал меч, оставив кусок его длиною вершка в три-четыре в своем черепе. Хандскио успел плюнуть в физиономию монстра, но ребра его с громким хрустом сломались, Грендель сунул голову тана себе в рот и откусил ее.

— Четыре добрых бойца! — воскликнул Беовульф, двигаясь к монстру. — Все, клянусь Хеймдаллем, больше ни одного не получишь.

Грендель увлекся трупом Хандскио, он впился зубами в шею, не замечая подошедшего Беовульфа. Тот показал Виглафу на промежность чудовища, сделал рукой резкое движение, обозначая укол. Виглаф кивнул.