Борн нахмурился, потряс руками, покачался на уставших ногах.

Темпл провел черту в насыпанных на пол опилках, звук эхом отдался в темном, похожем на пещеру помещении.

— Подойди к черте, старик. Дай-ка я задам тебе трепку, которую ты давно заслуживаешь. Мы отправим тебя домой, к твоей маркизе, отчаянно нуждающимся в ее заботе и уходе.

Борн направился к центру ринга, не обращая внимания ни на слова партнера, ни на неприятное чувство, возникшее в сердце при мысли, что его маркиза больше не хочет заботиться или тревожиться о нем.

После еще одного раунда Борн сошел с ринга, почти ничего не видя одним глазом. Темпл остался, раскинувшись на канатах и глядя, как Борн берет кусок сырого мяса из ящика со льдом, стоящего у ног Бруно, садится рядом с Чейзом и прижимает мясо к распухшему глазу.

Прошло несколько минут, прежде чем Чейз нарушил молчание:

— Почему она уехала без тебя?

Борн шумно выдохнул.

— Она на меня страшно разозлилась.

— Это бывает, — бросил Темпл, разматывая полоски ткани, которые намотал себе на костяшки до боя.

— Что ты натворил? — спросил Чейз.

У нее была сотня причин прийти в бешенство. Но значение имела только одна, и осознание этого пришло мгновенно и четко, как удар массивного кулака Темпла.

— Я скотина. В чем я преуспел? Только в грехах и пороках. А она — прямая противоположность всему этому. Она хочет большего. Она хочет... — Он замолчал.

Любви.

Того единственного, что он не в состоянии ей купить. Того единственного, что он не может ей дать, не может так рисковать.

Чейз зашуршал бумагами.

— А отсюда боязнь Оллеса.

Борн застыл.

— Никакая не боязнь.

— Конечно, нет, — отозвался Чейз голосом, полным насмешки. — Слежка за леди, Борн, — это не ответ. Решение в том, чтобы дать ей то, чего она хочет. Стать мужем, которого она заслуживает.

— Для жизни, какую она хочет, Оллес ей не нужен. Я все дам ей сам. Все, что она захочет.

— Все? — уточнил Чейз. Майкл не ответил. — Значит, дело больше не в земле и не в мести, так? Леди тебе небезразлична.

Этого не должно быть. Он потерял все, что когда-то любил. Погубил все хорошее, к чему прикасался. Его привязанность к ней — предвестник грядущего несчастья. Но вряд ли в Британии есть хоть один мужчина, который может провести с его женой день и не заинтересоваться ею.

— Ну, по крайней мере он ее хочет, — вмешался Темпл. — И винить его за это не приходится. Ее отвага сегодня ночью и святого бы ввела в искушение.

— Ввела святого в искушение, — отозвался Чейз. — Кросс повез ее домой.

Майкл закипел от бешенства.

— Кросс к ней не притронется!

— Разумеется. Но не потому, что она не искушает, а потому что он Кросс, — сказал Чейз.

— А если бы он не был Кроссом, — добавил Темпл, — он бы ее не тронул, потому что она твоя.

Воцарилась долгая тишина. Разумеется, это не так. Они не правы. Если бы он ею владел, он бы не боялся идти домой, к ней. Если бы он ею владел, он не сидел бы здесь, воняя потом и сырым мясом. Если бы он ею владел, она бы от него не ушла.

Наконец он произнес:

— Я на ней женат. Это не одно и то же.

— Ну, мне кажется, для начала это уже неплохо. — Чейз встал, взял свои бумаги и добавил: — Она твоя, купленная и оплаченная. И раз уж вы оказались связаны друг с другом — да поможет ей Бог! — может, тебе уже пора что-то сделать, чтобы ваш брак не закончился так же ужасно, как начался.

Мысль... возможность того, что в один прекрасный день он, может быть, станет ей небезразличен... явилась искушением более сильным, чем карты, сильнее рулетки.

Искушением стать тем мужем, какого она заслуживает.

«Дорогой М.!

Ее светлость герцогиня Лейтон. Кажется, избытка молодых и готовых к супружеству герцогов не потребовалось, хватило и одного. Герцог Лейтон выразил желание ухаживать за мной, отец согласился, а мама просто вне себя от счастья.

Разумеется, многое говорит в его пользу. Он привлекателен внешне и умен, богат и обладает властью, и, как мама напоминает мне при каждом удобном случае, он ГЕРЦОГ.

Конечно же, я выполню свой долг. Это будет брак века. Трудно поверить, что я стану герцогиней — это Святой Грааль для старшей дочери аристократа. Ура.

Я уже давно так сильно по тебе не тосковала.

Где ты?

Без подписи.

Долби-Хаус, сентябрь 1823».

Письмо не отправлено.

На следующее утро Пенелопа послала записку во вновь заселенный Долби-Хаус и пригласила Оливию и Филиппу присоединиться к ней днем — первым, когда она перестала ждать мужа и начала жизнь заново.

Она решила покататься на коньках.

Ей в самом деле очень требовалось провести хоть денек с сестрами, чтобы напомнить себе — у нее есть причины для ссоры с Майклом и для собственной досады, а также для того, чтобы придерживаться этого дурацкого обмана — утверждения, что ее брак настоящий, а не трагическое притворство, каким он на самом деле является.

Требовалось напомнить себе, что скандал мгновенно перекинется на сестер, если она позволит правде просочиться наружу, а Филиппа с Оливией заслуживают шанса на лучшую жизнь. На большее. Пенелопа стиснула зубы, вспомнив это слово и все то, что оно означало в ту роковую ночь, когда она попалась в брачную ловушку Майкла.

Выкинув мысль из головы, она кивнула камеристке, помогавшей ей одеться, затянуть шнуровку корсета, завязать ленты и застегнуть пуговицы. Пенелопа прекрасно знала, что за стенами «Адского дома» ее будут пристально изучать, поэтому оделась особенно тщательно — ради глаз лондонцев, по крайней мере тех, кто остался в городе в январе, тех, кто будет старательно выискивать малейшие бреши в доспехах новоиспеченной маркизы Борн.

Женщины, которая, по их мнению, пленила сердце самого порочного из владельцев «Падшего ангела», убедив его восстановить свой титул и вернуться в общество.

Женщины, которую он избегает любой ценой.

Пенелопа выбрала ярко-зеленое шерстяное платье, решив, что оно теплое и при этом достаточно нарядное, и дополнила его синим плащом, который надевала в ту роковую холодную темную ночь, когда вышла на земли Нидэма и Фальконвелла и встретила Майкла, ставшего Борном.

Отороченная мехом шляпка и перчатки завершили наряд, и как раз вовремя — спускаясь по широкой центральной лестнице «Адского дома», она услышала щебет сестер в холле. Их звонкие голоса вздымались к потолку, заполняя пустоту, царившую в доме ее мужа. В ее доме.

Когда она оказалась на площадке второго этажа, спеша скорее увидеть сестер и пойти на прогулку, дверь в личный кабинет Борна отворилась и оттуда вышел он — в руках куча бумаг, сюртук расстегнут, белая рубашка туго натянулась на широкой груди. Увидев Пенелопу, он резко остановился и начал застегивать сюртук.

Пенелопа замерла, приковавшись взглядом к его лицу, заметив сразу и распухший побагровевший глаз, и шрам на нижней губе. Она шагнула вперед, рука в перчатке поднялась сама по себе и притронулась к разбитому лицу.

— Что с тобой случилось?

Он отпрянул и окинул её взглядом.

— Куда ты собралась?

Резкая смена темы не дала Пенелопе, возможности решить, хочет ли она говорить ему правду.

— На каток. Твой глаз...

— Это ерунда. — Он поднял руку и потрогал синяк.

— Спасибо за заботу. — Повисло долгое молчание, и Пенелопе даже могло показаться, что Майкл чувствует себя довольно неловко, да только она понимала, что это невозможно. В конце концов он добавил: — Ты видела, что я принял приглашение на бал к леди Бифетеринг-стоун?

Пенелопа не удержалась:

— Видела. А тебе известно, что обычно все светские приглашения принимает или отклоняет жена?

— Когда мы привыкнем их получать, я с радостью передам эту обязанность тебе. Я удивлен, что нас вообще туда пригласили.