Пенелопа прищурилась.

— Если ты погубишь Томми, клянусь, я буду жалеть о каждой минуте нашего с тобой супружества.

Он рассмеялся, но в этом смехе не слышалось веселья.

— Полагаю, ты уже на этом пути, милая.

Пенелопа покачала головой:

— Послушай меня. Эта твоя бессмысленная вендетта — если ты доведешь ее до конца, — она докажет, что все, чем ты когда-то был, все хорошее в тебе... оно исчезло.

Он не шелохнулся. Даже не показал, что услышал ее. Ему наплевать. И на Томми, и на нее, и на их прошлое, и открывшаяся Пенелопе истина заставила заныть сердце. Она уже не могла сдержаться.

— Ты бросил меня. — Она толкнула его в грудь изо всех сил, вложив в толчок весь свой гнев. — А мне так тебя не хватало! И до сих пор не хватает, будь ты проклят.

Пенелопа ждала там, в темноте, что он скажет что-нибудь. Хоть что-то.

Попросит прощения.

Скажет, что тоже по ней скучал.

Прошла минута. Две. Больше.

Поняв, что он ничего не собирается говорить, Пенелопа кинулась к двери, распахнула ее раньше, чем он успел шевельнуться, но его рука метнулась вперед, схватила ее за плечо, и дверь снова захлопнулась. Она дергала ручку, но он удерживал дверь одной своей широкой ладонью.

— Ты бесчеловечен. Выпусти меня!

— Нет. Нет, пока мы не покончим с этим. Я больше не тот мальчик.

Она коротко безрадостно засмеялась.

— Догадываюсь.

— И не Томми.

— Это я тоже знаю.

Он притронулся к ее шее, провел пальцами по напрягшимся мышцам, и Пенелопа знала, что он чувствует, как лихорадочно бьется ее пульс.

— Думаешь, я по тебе не скучал? — Она застыла, услышав это, и прерывисто задышала, отчаянно желая, чтобы он продолжал. — Думаешь, не скучал по всему, связанному с тобой? По всему, что ты олицетворяла?

Он прижался к ней, тепло задышал в висок. Пенелопа закрыла глаза. Как они обрели себя тут, в этой комнате, где он так мрачен и так сломлен?

— Думаешь, не хотел вернуться домой? — Голос его был хриплым от обуревавших его чувств. — Но у меня не было дома, куда я мог вернуться. Там никого не осталось.

— Ты ошибаешься, — возразила Пенелопа. — Там была я. Я была там... и я была... — Одинока. Она сглотнула. — Я там была.

— Нет. — Слово упало жестко и скрипуче. — Лэнгфорд отнял все. И того мальчика... того, которого тебе не хватало... он отнял и его.

— Может быть, но Томми этого не делал. Разве ты не видишь, Майкл? Он всего лишь пешка в твоей игре... в точности как и я... как и мои сестры. Ты женился на мне; ты выдашь замуж их. Но если ты погубишь его... то никогда не простишь себя. Я это знаю.

— Ошибаешься, — ответил он. — Я буду спать спокойно. Лучше, чем мне удавалось все эти десять лет.

Она покачала головой:

— Это не так. Думаешь, твоя месть не ранит? Думаешь, тебе не будет больно? От понимания, что ты уничтожил еще одного человека так же методично, так же ужасно, как уничтожил тебя Лэнгфорд?

— Томми был случайной жертвой в этой войне. Но после сегодняшнего случая, после его попытки увезти тебя я не уверен, что он не заслуживает задуманного наказания.

— Я готова сделать ставку. — Слова вырвались раньше, чем она успела подумать. — Назови игру и свою цену. Я буду играть. Ради тайны Томми.

Он замер.

— У тебя нет ничего, что мне нужно.

Пенелопа возненавидела его за то, что он сказал. У нее была она сама. Их брак. Их будущее, но все это не представляло для него никакой цены.

— Хочешь уйти? — спросил он хрипло.

«Нет. Я хочу, чтобы ты захотел, чтобы я осталась».

Почему? Почему он так на нее действует? Пенелопа сделала глубокий вдох.

— Да.

Борн убрал руку от двери, отступил назад, и ей мгновенно стало не хватать его тепла.

— Иди.

Она не стала колебаться. И сразу выскочила в коридор, не в силах избавиться от мысли, что между ними что-то произошло. Что-то, чего нельзя отыграть обратно. Пенелопа остановилась и прислонилась к стене, глубоко дыша, закутавшись в темноту и приглушенный шум из казино.

Она крепко обхватила себя руками и зажмурилась, борясь с этой мыслью, прячась от слов, которыми они только что обменялись, пытаясь избавиться от понимания того, что восемь лет ждала супружества, которое могло бы дать ей больше, чем она уже имела или олицетворяла, ради которого была воспитана — и только для того, чтобы выйти замуж за мужчину, вовсе ее не ценившего.

Право же, судьба очень жестока.

— Леди Борн?

Пенелопа вздрогнула, услышав свое имя, и прижалась к стене, увидев очень высокого мужчину, материализовавшегося из тьмы. Он был тощим, как тростник, с сильной квадратной челюстью и непонятным выражением глаз — сочетанием сочувствия и чего-то еще, что она не могла определить, но сразу поняла, что это скорее друг, чем враг.

Он коротко, едва заметно поклонился.

— Я Кросс. У меня ваш выигрыш.

Он протянул ей темный кошель, и Пенелопе потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что это такое, — вспомнить, что сегодня она пришла сюда ради волнующего приключения и удовольствия, а уходит с горьким разочарованием.

Она протянула руку, и тяжелый вес монет удивил ее.

Он засмеялся низким сочным голосом.

— Тридцать пять фунтов — весьма приличная сумма.

Да еще и в рулетку? Вы очень удачливы.

— Ничуть я не удачлива. Во всяком случае, сегодня ночью.

— Будьте осторожны, возвращаясь домой. Здесь достаточно наличных, чтобы составить годовой доход грабителя.

Он повернулся, собираясь отойти. Пенелопа переложила кошель из одной руки в другую, взвешивая монеты, прислушиваясь к звону, который они издавали, ударяясь одна о другую. И торопливо, чтобы не передумать, окликнула:

— Мистер Кросс.

Он остановился, повернулся обратно.

— Миледи?

— Вы хорошо знаете моего мужа? — выпалила она в темноту.

Повисла пауза, и Пенелопа решила, что он не ответит.

Однако он ответил:

— Настолько хорошо, насколько можно знать Борна.

Она не удержалась, издала короткий смешок.

— То есть намного лучше, чем я.

На это ответа не последовало. Да он и не требовался.

— Вы хотите спросить о чем-нибудь еще?

Она хотела спросить о многом. О слишком многом.

Кто он? Что случилось с мальчиком, которого она когда-то знала? Что заставило его так отдалиться от всех? Почему он и гроша ломаного не хочет дать за их брак?

Ни один из этих вопросов она задать не могла.

— Нет.

Он подождал, не передумает ли она, и произнес:

— Вы в точности такая, как я и ожидал.

— И что это значит?

— Только то, что женщина, умеющая настолько вывести Борна из себя, должна быть поистине замечательной.

— Я не вывожу его из себя. Он не думает обо мне за рамками того, как я могу послужить его великим целям.

Теперь Кросс рассмеялся громко и дружелюбно.

— Вы само совершенство.

Пенелопа не ощущала себя совершенством. Она чувствовала себя полной идиоткой.

— Прошу прощения?

— За все те годы, что я знаком с Борном, я ни разу не встречал женщины, которая действовала бы на него так, как вы. И в жизни не видел, чтобы он сопротивлялся кому-то так, как вам.

— Это не сопротивление. Это отсутствие интереса.

Одна рыжая бровь снова взлетела вверх.

— Леди Борн, вы ошибаетесь.

Он просто не знает. И не видел, как Майкл ее бросил. Как держится от нее на максимально возможном удалении. Как она ему безразлична.

Пенелопе не хотелось об этом думать. Не сегодня.

— Скажите, вы не могли бы помочь мне нанять экипаж? Я бы хотела вернуться домой.

Он покачал головой:

— Борн меня убьет, если узнает, что я позволил вам уехать домой в наемном экипаже. Дайте-ка я его отыщу.

— Нет! — воскликнула Пенелопа, не успев удержаться, и тут же потупилась. — Я не хочу его видеть.

Он не хочет ее видеть.

Она больше не понимала, что важнее.

— Если не он, значит, я сам вас провожу. Со мной вы будете в безопасности.

Пенелопа прищурилась.