Но на этот раз апостолам повезло: привидение не явилось.

— Ты что, совсем сдурел?! Зачем напоминаешь?! — яростно набросился Кефас на брата.

— Да я о Стефане говорил, — отталкивая «князя», оправдывался Андрей.

— Ну успокойтесь же вы! — закричал Фома и с большим трудом растащил братьев-апостолов. Раскрасневшиеся и запыхавшиеся, они свалились на табуретки и мрачно уставились на пол. Увидав их раскаяние, рабби Неверующий возрадовался и, немного выждав, пока буйные святые окончательно успокоятся, продолжил: — Со Стефаном, понятно, так и поступим. Но до этого еще далеко. А вот Сапфира скоро вернется, и с нею надо что-то делать.

— Она опасная свидетельница, — Первозванный поднял глаза и вопрошающе посмотрел на собеседников. От его взгляда будто повеяло могильным холодом.

— Это так, — кивнул Петр, — но меня больше всего возмущает ее моральный облик. Несомненно, что она знает о лжи мужа, может, даже сама его и подговорила. Просто не пойму, как Господь терпит таких людей, сих мерзких и чудовищных грешников.

— Это только до поры, до времени, — успокоил брата Андрей. — Анания уже в лапах Дьявола.

— Действительно, — согласился с Кефасом Фома, — вот так не щадя своих сил молишься, проповедуешь, подготавливаешь Страшный суд и Конец света, а другие, коих мы окрестили водой и Духом Святым, деньги утаивают! Это ж только подумать!

Апостолы сложили монеты обратно в мешочек и еще долго возмущались неблагодарностью своих подручных да размышляли над тем, как навести в обители порядок. Требовались самые решительные и суровые меры, иначе малохольные и потому слабо управляемые прихожане могли совсем выйти из подчинения.

После убийства Анании прошло уже более трех часов, и вот со стороны лестницы послышались звуки шагов. Это спускались в подземелье Сапфира, Иов и Иеремия.

Тот день для сборщиц «божьих денег» выдался тяжелым. Иудеям успели изрядно надоесть адепты новой секты, которых неуемная жадность учеников Христа превратила в настырных попрошаек. И особенно злило ортодоксов то, что во время этих приставаний еретики важно их поучали. Впрочем, Сапфира, всё еще стеснявшаяся нищенского промысла, не отличалась назойливостью, зато Юдифь любила поделиться с окружающими своими «знаниями». Сегодня женщин просто прогнали с их «рабочего» места у входа на базар, и они, пугая огромным ящиком экономных иерусалимцев, безрезультатно прослонялись по улочкам городка.

Сапфира заметно нервничала. «Как там муж? — думала она. — Зря я не пошла с ним. Всё же такая огромная сумма! А вдруг по пути на него нападут разбойники? И сможет ли Анания убедить апостолов в своей честности?!» Но Сапфира встревожилась еще сильней, когда по возвращении в обитель ее встретили Иов с Иеремией и, ничего не объясняя, грубо поволокли в подземелье.

— Что случилось, рабби? — спросила у Петра дрожащая и давно уже бледная женщина.

Андрей с Фомой и два их помощника с любопытством уставились на молодую христианку. Они смотрели на происходящее словно на поединок гладиаторов и предвкушали интересное развитие событий. Века спустя муки и гибель красавиц так же забавляли инквизиторов — верных хранителей и продолжателей христианских традиций. Но Кефаса сейчас больше занимала борьба со Стефаном. В деле супругов он уже разобрался: вторая половина денег была обнаружена, и князь апостолов напряженно размышлял, как ее изъять у Иезекииля. Однако он не мог отлынивать от своих прямых обязанностей и приступил к допросу.

— Скажи мне, — довольно спокойно произнес Петр, — за 120 ли денариев вы продали имение?

«Ой, Господи, неужели он что-то заподозрил? — с замиранием сердца подумала Сапфира. — А мне теперь придется лгать… Но разве это не наши деньги?! Почему Кефас смотрит так, будто они получены за дом, построенный апостолами, а не родителями Анании?»

— Да, рабби, за столько, — ответила женщина.

Петр встрепенулся; от его былого равнодушия не осталось и следа. Он резко вскочил с табуретки и, сжимая от ярости кулаки, злобно зашипел. Его глаза налились кровью, и, с ненавистью глядя на обвиняемую, «князь» закричал:

— Да что это вы вздумали искусить Духа Господня? Посмотри: вот стоят Иов с Иеремией, погребавшие мужа твоего. И тебя закопают[29]!

— Что?! — замерла Сапфира, не веря своим ушам. — Как погребавшие? Где мой Анания?!

— Дух Святой убил твоего мужа за ложь! — пояснил Петр.

Глаза Сапфиры широко раскрылись, и в них отразился беспредельный, леденящий кровь ужас. Она жалобно застонала, ее ноги подкосились и женщина рухнула на пол подземелья.

— Какие нежности! — буркнул Кефас и перекривил молодую вдову, изобразив, будто и ему стало дурно.

— Похоже, у нее обморок, — заключил осмотревший женщину Андрей. Он схватил одну из табуреток, поставил ее возле стены и вместе с Фомой усадил туда бесчувственное тело Сапфиры.

— Надо ее облить водой, — решил Петр.

Иов послушно направился к стоявшему на столе кувшину, но рабби Первозванный остановил его:

— Постой, ведь в нем святая вода!

— Какая разница? — улыбнулся Фома. — Неси.

Иов взглянул на Кефаса, тот кивнул. После «холодного душа» Сапфира очнулась, медленно открыла глаза и несколько секунд удивленно смотрела на единоверцев. Вдруг ее лицо исказилось от боли: она вспомнила страшные слова святого апостола Петра.

— Мой Анания мертв?! — истерично рыдая, то ли спросила, то ли воскликнула женщина.

— Он солгал Духу Святому и поплатился за это, — торжественно молвил Симон. — Анания признался, что продал имение Иезекиилю за 240 денариев, но половину сей суммы утаил от нас. Однако грешен не он один — ты, недостойная, повторила чудовищную ложь, посему и тебя покарает Дух Господень.

Сапфира с трудом понимала, что говорит Петр. Мир словно перевернулся и стал адом. Как жить без любимого? Да и долго ли ей осталось жить?!

— Ты, блудливое создание, — обратился к красавице Симон, — принимая крещение, искала не благодати Божьей, а мирских удовольствий. Ишь ты, детей захотела!

Последняя фраза Кефаса вернула женщину к реальности. Она взглянула на единоверцев; ее глаза были полны слез, тело дрожало, и не столько от страха, сколько от ужаса, вызванного утратой любимого. Сапфира глухим, срывающимся голосом возразила христианам:

— А разве вы даром богобоязненны? Или не просите у Господа жизни счастливой и вечной?

— Ты что, меня учить вздумала? — возмутился Петр и выхватил нож. — Пора ее кончать.

— Если мне суждено умереть, — горестно молвила женщина, — то, прошу вас, похороните меня рядом с Ананией и… и посадите на наших могилках фиалки…

Князь апостолов приблизился к Сапфире и молниеносным движением разрезал ей горло. Женщина инстинктивно зажала рану, но кровь продолжала хлестать и сквозь кисти ее рук. Огромные черные глаза Сапфиры помутнели и закрылись, и она медленно сползла на пол…

На вечернем богослужении Петр ничего не сказал о двойном убийстве, но эту новость уже знали и так. «И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это» («Деяния святых апостолов», V, 11).

После мессы братья-апостолы вышли во двор обители. Всё в природе осталось по-прежнему: так же сверкали звезды и светила луна; как и вчера, легкий ветерок разносил во все уголки двора чудесный аромат фиалок. Только не было больше в этом мире Анании и Сапфиры…

— Надо бы винца выпить, — предложил Петр.

— Ну, это обязательно! — не допускающим возражений тоном отозвался Андрей. — День сегодня выдался не из легких. Эх, жаль, что Сапфиру пришлось грохнуть. Красивая была баба, нежная. Ведь так, Симон?

— А я не Симон, — ответил Симон. — Я Кефас.

Прошло почти две тысячи лет, но и до сей поры христиане всех мастей поминают лихом Ананию и Сапфиру, якобы обидевших святого апостола Петра. История несчастных супругов — одна из самых популярных тем проповедей на богослужениях всех церквей и сект христианского толка, ибо тягчайший, по мнению служителей культа, грех — это утаить свои деньги и, ссылаясь на бедность, мало подать батюшке. Интерес священников здесь очевиден и понятен. Однако логично было бы предположить, что рядовые прихожане, которые сплошь и рядом поступают так же, как и наши главные герои, посочувствуют невинно убиенным. Но не тут-то было! Как только речь заходит об Анании и Сапфире, все христиане словно срываются с цепи.