— Что там у вас такое? — поинтересовалась Джаза, ставя на стол кружку с чаем и перекидывая ногу через скамью.

— А мы тут доводим Шарлотту, — сообщила я.

— Наконец-то, — сказала Джаза полушепотом, — у Джерома появилось хоть одно хобби, которое по душе и мне. Валяйте дальше.

Помимо моей собственной воли Джазины замечания что-то стронули у меня в голове. И когда в тот же день, в перерыве между занятиями, мы с Бу сидели в библиотеке, я принялась за ней наблюдать. Мы устроились на противоположных сторонах стола, стоявшего в углу, наши ноутбуки соприкасались крышками. Я пыталась выжать из себя вышеупомянутое сочинение. Это было первое мое серьезное задание по литературе — семь-десять страниц текста об одном из прочитанных нами произведений, на выбор. Я остановилась на дневнике Сэмюэля Пипса, по большей части потому, что в нем я хоть что-то поняла. Бу сидела за компьютером, но читала какой-то чат. Мне было видно, потому что ее экран отражался в оконном стекле.

— Ты чем занимаешься? — спросила я негромко.

— Чего-чего? — переспросила она, вытаскивая наушники из ушей.

— Ты чем занимаешься?

— A-а… так, читаю.

— А на какую тему ты будешь писать сочинение?

— Пока не знаю, — ответила она, зевнув.

Я поняла, что дело дохлое, и пошла за книгой. Бу увязалась следом, причем таращилась на книги так, будто они были какими-то немыслимыми изобретениями из другого мира. На пути к разделу критики я обнаружила Алистера — он валялся посреди прохода и читал. Книга лежала перед ним на полу, он вяло перелистывал одной рукой страницы.

— Привет, — сказала я, включая свет.

— Салют.

Бу взглянула на Алистера с изумлением. И тут же подошла поближе.

— Гм… привет. Я Бхувана. Но все зовут меня Бу.

— Бу?

Бу расхохоталась, а мы с Алистером просто уставились на нее.

— Простите, — выдавила она наконец. — Да, меня зовут Бу. Ужасно смешное имя.

Алистер равнодушно кивнул и вернулся к чтению.

— Рада познакомиться, — продолжала Бу. — Честное слово.

— Правда? — спросил он.

— Это Алистер, — представила я его. А потом обратилась к нему: — Мне нужна хорошая книга про Сэмюэля Пипса.

— Макалистер. Синяя обложка с золотым тиснением.

Я пробежалась глазами по полкам в поисках чего-нибудь похожего.

— Мы с Рори живем в одной комнате, — поведала Бу. — Я новенькая.

— Красота, — отозвался Алистер. — Выходит, вас теперь двое.

— Трое, — поправила я. — У нас комната на троих.

Я отыскала нужную книгу и на всякий случай показала ее Алистеру. Он кивнул. Книга была огромная — здоровенный том, покрытый пылью. Я хотела было уйти, но Бу опустилась на пол рядом с Алистером.

— Это твое любимое место? — осведомилась она.

— Тут никто не мешает, — ответил он.

— Ты ступай. — Она махнула мне рукой. — Я немножко поговорю с Алистером.

У меня были серьезные сомнения в том, что Алистеру это понравится, однако он почему-то не стал возражать. Ссобственно, Бу и ее немыслимая прямолинейность, похоже, вызвали у него некоторое любопытство. Ладно, как бы то ни было, он освободил меня от нее на целых пять минут, этим нужно воспользоваться.

Я спустилась к нашему столу, открыла книгу. От нее исходил отчетливый книжный запах, а страницы были слегка золотистыми — отнюдь не пожелтевшими от времени. Алистер порекомендовал мне серьезную книгу, полное и подробное жизнеописание Сэмюэля Пипса. Но пора мне уже становиться серьезной ученицей, так что я отыскала главу, посвященную тому разделу дневника, который как раз читала, и попыталась проникнуться интересом. На деле же я внимательно следила за тем, горит ли наверху свет. Через некоторое время он погас, но ни Бу, ни Алистер из хранилища не вышли, и Бу не потрудилась повернуть выключатель. Похоже, они там беседуют, или…

Трудно было себе представить, что Бу и Алистер вот так вот сразу перейдут к делу, но только это представить себе было все-таки легче, чем долгую и задушевную беседу между ними. Алистер любит книги и музыку восьмидесятых в стиле эмо, в душе он поэт, — а Бу во всем полная ему противоположность.

Ее тетрадки лежали рядом, в нескольких сантиметрах от меня. Чуть поколебавшись, я подцепила одну из них, надписанную «Математика», ручкой и подвинула поближе, все время кося взглядом наверх — не появится ли Бу. Открыла тетрадку. Исписано в ней было лишь несколько страниц. Да и те были исчерчены всякими закорючками и обрывками песен, лишь кое-где попадалось для разнообразия уравнение. Тут не было никаких следов работы, ни малейших попыток решить хотя бы одну задачу. Я закрыла тетрадку и положила на место.

Ладно, раз уж я полезла в ее дела, так нет смысла останавливаться. Я подтянула к себе тетрадь по истории. То же самое. Несколько отрывочных записей, закорючки, но ничего по делу. Бу действительно валяла дурака, причем в космических масштабах. Джаза оказалась права. Все указывает на то, что Бу в ближайшее время выкинут из школы, и тогда мы снова останемся в комнате вдвоем. Я не погладила себя по головке за такую мысль, однако она ведь отражала суровую реальность.

Тут наверху показалась Бу, и пока она шла вдоль балюстрады к лестнице, я опустила тяжелую тетрадь на клавиатуру ее компьютера. С лестницы ей меня было не видно, и пока она спускалась, я пихнула тетрадь примерно на прежнее место. Бу не отличалась аккуратностью, вряд ли она заметит, что тетрадка сдвинута на сантиметр-другой.

Бу плюхнулась на стул и снова вставила наушники в уши. Я смотрела в книгу — мол, читаю тут всю дорогу, и все. Бу открыла компьютер, будто бы занимается, но я по-прежнему видела отражение экрана в стекле. Она смотрела онлайновую трансляцию футбольного матча. То есть мы обе водили друг друга за нос.

Было в Бу Чодари что-то очень странное, еще более странное, чем то, что она отказывалась учиться. Я пока не понимала, что именно, но что-то мне подсказывало, что за ней нужно смотреть в оба.

Утром в субботу мы с Бу отправились на историю искусств. Джаза уехала провести выходные дома. В результате мы с Бу временно остались с глазу на глаз. Джаза далa мне поручение: по ее приезде подробно доложить обо всем, что Бу делала в ее отсутствие. Про историю в библиотеке я Джазе пока рассказать не успела — в том числе и потому, что сама я в этой истории выглядела не слишком красиво. В школе-интернате не принято соваться в чужую жизнь. Не могла я вот так просто объявить, что полезла смотреть тетрадки Бу. Это было нарушением нашего негласного закона.

— А еще чего-нибудь похуже они могли придумать? — простонала Бу, когда мы шли к учебному корпусу. — Устраивать занятия по субботам! Мне кажется или они нарушают все какие ни есть законы?

«Кажется» она произнесла как «кафется».

— Не знаю, — ответила я. — Может, и нет.

— Я потом проверю, потому что наверняка нарушают. Это жестокое обращение с несовершеннолетними или что-нибудь в этом роде.

Оказалось, что все захватили в класс верхнюю одежду. На сегодня была намечена одна из обещанных Марком экскурсий.

— Проездные все взяли? — уточнил Марк. — Молодцы. Хорошо, к метро идем все вместе. Если кто отстанет, выходить потом на «Чаринг-Кросс». Музей совсем рядом с метро. Через час встречаемся в зале номер тридцать один.

Джером топтался на месте, засунув руки в карманы, — ждал, когда я к нему присоединюсь. С момента приезда мне ни разу еще не довелось прокатиться на метро, и я буквально обалдела от счастья. В Вексфорде мы жили своей, замкнутой жизнью. А тут — наконец-то я еду в Лондон, хотя, если подумать, я в Лондоне уже давно. И вот я увидела знаменитый знак — красный круг с синей полоской внутри. Стены, выстланные белым кафелем, множество светящихся реклам, синхронизированных с движением эскалатора — изображение смещалось с экрана на экран, чтобы каждый мог полностью посмотреть весь ролик. Рекламные плакаты от пола до потолка — книги, альбомы, концерты, музеи. Шелест белых поездов с красно-синими раздвижными дверями. Едва мы сели в поезд, Бу заткнулась наушниками и погрузилась в транс. Я села рядом с Джеромом и смотрела, как мимо, станция за станцией, проносится Лондон.