Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мэгги ногой подцепила свесившийся угол одеяла – под ним обнаружились радиочасы и вокмен, очевидно, свалившиеся с тумбочки утром.

Ни слова не говоря, она повела Пумо в гостиную, и он признался себе, что комната выглядела почти так же, как и тогда, когда он ее оставил.

Гладкая, толстая, голубая в крапинку ткань обивки дивана Виня осталась нетронутой; книги – в привычном беспорядке на полках и стопками на журнальных столиках; телевизор, глупый как идол, торчал на своей полке под видеомагнитофоном и роскошной стерео-установкой. Пумо взглянул на пластинки на полке ниже и понял, что кто-то их листал.

У дальней стены гостиной две ступени вели к невысокой платформе, сооруженной из дерева, – тоже дело рук Виня. Здесь располагались полки, уставленные бутылками, пара полочек с кулинарными книгами, также раковина, встроенный ящичек со льдом. Мягкое кресло, настольная лампа. В самом углу платформы, где примостился письменный стол Пумо, кожаное рабочее кресло было выдвинуто в сторону, как будто злоумышленник намеревался провести какое-то время за столом.

– Выглядит не так уж плохо, – согласился он с Мэгги. – Она вошла сюда, осмотрелась, но, как вижу, гадостей не наделала никаких.

Двигаясь уже более уверенно, он вошел в гостиную и внимательно осмотрел журнальный столик, книги, пластинки и журналы. Дракула задержалась тут – почти все предметы она сдвинула с привычных мест.

– «Батальонный вестник», – наконец сказал он.

– Что, прости?

– Она взяла девятый номер «Батальонного вестника». Он выходит два раза в год. Честно говоря, я крайне редко заглядываю в них, но никогда не выбрасываю предыдущий номер, пока не получу свежий.

– Она западает на солдат.

Пожав плечами, Пумо поднялся по ступенькам на возвышение. Чековые книжки – его личная и «Сайгона» – лежали на столе, но чуть сдвинутые. А рядом с ними – «пропавший» «Вестник», раскрытый на фотографии в полстраницы полковника Эмиля Элленбогена, уходящего в отставку с какого-то второстепенного поста в Арканзасе, куда Железного Дровосека отправили после его неудачной службы во Вьетнаме.

– А нет, эта сучка просто перетащила его сюда, на стол, – сообщил он Мэгги, которая стояла посередине гостиной, обхватив себя руками.

– И на столе все как было, ничего не пропало?

– Не знаю. Как-будто чего-то не хватает, не могу понять, чего именно.

Он вновь прошелся по захламленному столу внимательным взглядом. Чековые книжки. Телефон. Автоответчик с мигающим индикатором нового сообщения. Пумо нажал клавишу перемотки, затем – воспроизведения. Прослушал тишину. Быть может, она звонила проверить, дома ли он? Чем дольше Тина смотрел на столешницу, тем больше убеждался, что чего-то не хватает, и это «что-то» никак не привязывалось к конкретному предмету. Рядом с автоответчиком лежала книга под названием «Вьетнам», которая совершенно точно уже много месяцев покоилась на одном из журнальных столиков: читать ее он бросил на середине, но держал там, из суеверия: признаться себе в том, что никогда не закончит ее, означало пустить на порог неудачу.

Дракула взяла «Вестник» и «Вьетнам», положила их на стол, просмотрев между делом его чековые книжки. «Ее длинные сильные пальцы касались каждого предмета на столе», – подумал Пумо. Его снова прошиб пот и на секунду замутило.

Посреди ночи Тина проснулся с колотящимся сердцем. Безумно страшный сон таял, отступая в темноту спальни.

Он повернул голову и увидел, что Мэгги спит: голова на подушке, в темноте он с трудом различал ее лицо. О, как он любил смотреть на спящую Мэгги Ла. Без мимики черты лица девушки казались безличными и очень-очень китайскими.

Он вновь вытянулся рядом с Мэгги и легонько коснулся ее руки. Что сейчас поделывают они, его друзья? Мысленно он представил их шагающими по широкому тротуару, держащими друг друга под руки. Тим Андерхилл не может быть Коко, и они поймут это сразу, как только отыщут его. Следом как-то само собой подоспело понимание: если Коко не Андерхилл, значит, это кто-то другой – тот, кто хищно кружит над ними, сужая круги, как та пуля с его именем все кружит и кружит над миром, не падая и не теряя силы.

Утром он заявил Мэгги, что непременно обязан что-то сделать, чтобы помочь парням, – например, постараться добыть больше информации о жертвах Коко.

– Вот это дело! – откликнулась Мэгги.

4

К чему все эти вопросы и ответы?

К тому, что они следуют один за другим, ровненько, по прямой. Они есть верное направление и выход. И помогают мне думать.

А о чем тут думать?

Как всегда – о крахе надежд. О бегущей девушке.

Ты вообразил, что она существовала на самом деле?

Именно. Я воображаю, что она была реальной.

Ну, а о чем еще есть смысл подумать?

О самом близком мне – Коко. И сейчас больше, чем когда-либо.

Почему же именно сейчас?

Потому что он вернулся. Потому что я, кажется, видел его. Нет, я точно видел его.

Ты вообразил, что видел его?

Это одно и то же.

Как он выглядел?

Он был похож на танцующую тень. Он был похож на смерть.

Он явился тебе во сне?

Он явился мне – если это верное слово – прямо на улице. Смерть явилась мне на улице, как явилась и девушка. Оглушительный шум сопровождал появление девушки, обычный шум улицы, мирской шум окружал тень. Он был с ног до головы покрыт, хотя и невидимо, кровью других людей. Девушка, которую видел лишь я один, была покрыта собственной кровью. Оба буквально источали одно и то же всеохватывающее чувство.

Что же за чувство такое?

Такое чувство, будто мы лишь в малейшей степени имеем возможность влиять на важнейшие сюжеты наших судеб. Хэл Эстергаз из «Расчлененного». Девушка бежит поговорить со мной, она охвачена ужасом и отчаянием, она бежит ко мне из пропасти и тьмы, она выбрала меня. Потому что я выбрал Хэла Эстергаза и потому что я выбрал Нэта Бисли. Не сейчас, говорит она, не сейчас. История еще не закончилась.

Почему Хэл Эстергаз покончил с собой?

Потому что не осилил бремя того, что лишь начал познавать.

Это туда уносит тебя твое воображение?

Если его ничто не сдерживает.

Ты очень испугался, когда увидел девушку?

Я благословил ее.

13. Коко

Как только самолет взлетит, Коко тоже начнет свое путешествие.

Коко знал одно: все путешествия – это путешествие в вечности. Под крылом тридцать тысяч футов, часы крутят время назад, свет и тьма, день и ночь легко меняются местами.

«Когда стемнеет, – подумал Коко, – можно будет прильнуть к маленькому окошку и, если ты готов, если твоя душа уже наполовину окунулась в вечность, ты сможешь разглядеть, как из черноты к тебе склонился суровый клыкастый лик Бога».

Коко улыбнулся своим мыслям, и хорошенькая бортпроводница салона бизнес-класса улыбнулась ему в ответ. С подносом в руках она наклонилась к нему:

– Сэр, что бы вы предпочли сегодня утром – апельсиновый сок или шампанское?

Коко покачал головой.

Земля присосалась к брюху самолета, тянулась сквозь салон и пыталась вобрать Коко в себя, сосала, сосала, несчастная скудная земля обожала все вечное, и все вечное любило землю и сострадало ей.

– А кино покажут?

– «Никогда не говори „никогда“, – ответила бортпроводница ему через плечо. Новый фильм про Джеймса Бонда.

– Замечательно, – откликнулся Коко, внутренне возликовав. – Я сам, кстати, никогда не говорю «никогда».

Девушка с сознанием долга рассмеялась и проследовала дальше.

Вдоль проходов тянулись пассажиры, неся портпледы, пластиковые пакеты, плетеные корзинки, книги. Перед Коко заняли места два китайских бизнесмена – он услышал, как они торопливо распахнули свои «дипломаты», едва усевшись.

Светловолосая, средних лет бортпроводница в голубой униформе наклонилась к нему с дежурной улыбкой:

– Как нам вас называть, мм? – Она подняла планшет с планом рассадки так, чтобы ему было видно. Коко медленно опустил газету. – Вы у нас… – Она взглянула на него в ожидании ответа.

33
{"b":"26156","o":1}