– Знаете, иногда мне кажется, что все это никак не может происходить со мной, что я просто выдумала все это и на самом деле лежу дома на своей кровати и классно притворяюсь больной, чтобы не ходить в школу.

Майкл открыл ее амбулаторную карту и бегло просмотрел бесстрастный отчет о развивающейся трагедии девочки.

– Нашли еще одну, – доложила Стейси.

– Вижу…

– Наверное, проделают очередную дырку в голове. – Она попыталась улыбнуться, глядя искоса на него, но не смогла. – Мне, кстати, понравилось ездить на компьютерную томографию. Прямо сказочное путешествие. Мимо сестринского поста! По длиннющему коридору! Да еще на лифте!

– Должно быть, весьма впечатляюще.

– А еще я все время теряю сознание и потому должна целыми днями лежать.

– И женщины в белом уделяют внимание всем твоим нуждам.

– К сожалению.

И тут глаза девочки расширились, и она сжала его руку горячими пальцами. Когда боль отпустила, она расслабилась и проговорила:

– В такие вот моменты одна из моих тетушек всегда говорит, что будет молиться за меня.

Майкл улыбнулся и крепко сжал ее руку.

– А я в такие моменты всякий раз думаю, – продолжила Стейси, – что тому, кто выслушивает молитвы, мое имя уже, наверное, порядком надоело.

– Знаешь, попробую попросить кого-нибудь из сестер время от времени вывозить тебя ненадолго из палаты. Тебе, похоже, нравится путешествовать на лифте.

На секунду лицо Стейси осветилось надеждой.

– Еще хотел сказать тебе, что и сам собираюсь немного попутешествовать, – сообщил Майкл. – Ближе к концу января уеду на две-три недели. – Маска болезни вновь вернулась на лицо Стейси. – Лечу в Сингапур. Может, еще и в Бангкок.

– Один?

– Нет, со мной еще пара человек.

– Звучит очень загадочно. Наверное, я должна поблагодарить вас за то, что предупредили меня заранее.

– Пришлю тебе оттуда кучу открыток с заклинателями змей и слонами, переходящими улицу, по которой катят рикши.

– Круто. Я отправлюсь кататься на лифте, а вы – в Сингапур. Так что не заморачивайтесь.

– Если захочу заморачиваться – буду.

– Только не делайте мне одолжений. – Она отвернулась от него. – Я правда не хочу, чтобы вы обо мне беспокоились.

На мгновение Майклу почудилось, будто все это с ним уже было. Он наклонился и нежно провел рукой по лбу Стейси. Ее лицо скривилось.

– Мне жаль, что ты сердишься на меня, но я загляну на следующей неделе и сможем поговорить об этом еще.

– Да откуда вам знать, что я чувствую? Я же глупая. Вы и представить себе не можете, что творится у меня внутри.

– Веришь, нет, кое-какое представление об этом я имею, – сказал он.

– Вы когда-нибудь видели томограмму изнутри, доктор Пул?

Майкл поднялся, наклонился поцеловать девочку, но та снова отвернулась.

Когда он выходил из палаты, Стейси плакала. Прежде чем уйти из больницы, Майкл зашел в сестринскую.

В тот же вечер Пул позвонил друзьям и сообщил, что прилетает чартерным рейсом.

– Круто, старик, просто здорово, – среагировал Конор.

– Ты не поверишь, я как раз сидел и гадал, когда же ты проявишься, – ответил Гарри Биверс.

– Мой ответ тебе известен, Майк, – сказал Тина Пумо. – Кому-то все же надо присматривать за лавочкой.

– В глазах моей жены ты только что стал полубогом, – ответил Майкл. – Что ж… Ну, может, ты попытаешься раздобыть для нас адрес Тима Андерхилла? Его книги карманного формата в мягкой обложке издает «Гладстоун хаус» – кто-нибудь там должен знать адрес.

Они договорились перед вылетом собраться выпить вместе.

На следующей неделе как-то вечером в сильную метель Майкл возвращался домой. Вдоль обсаженной деревьями дороги то и дело попадались брошенные автомобили, помятые либо серьезно поврежденные, – словно тела павших после битвы. «Люстра» на крыше полицейской машины тревожно мигала в нескольких сотнях ярдов впереди: красный, желтый, голубой, желтый, снова красный. Видимость была плохой, машины едва ползли в один ряд мимо высокого белого борта скорой и полицейских, размахивающих светящимися жезлами. На мгновение Пулу почудилось, что он увидел Тима Андерхилла – смазанный метельной пеленой, весь облепленный снегом и оттого похожий на гигантского белого кролика, тот стоял рядом со своей машиной и размахивал фонарем. Зачем – хотел остановить его? Указать ему верный путь? Майкл повернул голову и увидел, что это дерево – всего лишь тяжело обремененное снегом дерево. Желтый отсвет мигалки патрульной машины метнулся через лобовое стекло и коротко мазнул по переднему сиденью.

«Все с самого начала пошло не так, – думал Тина Пумо. – Буквально сразу все стало разваливаться». Он возненавидел «Палладиум» и «Ночной клуб Майка Тодда». А также «Палестины», «Рокси», «Си-Би-Джи-Би», «Мэджик», «Данситерию» и «Ритц». Мэгги и не собиралась показываться в «Майке Тодде», как и ни в одном из других клубов. Он часами мог торчать у барной стойки и пить в буквальном смысле до упаду, и никто ничего не заметит, разве что эти людишки, ночные выпивохи, будут топтать его на пути к очередной бутылке «Роллинг Рок»[48]. В первый раз, когда он пробрался мимо швейцара в огромное, похожее на сарай помещение, которое «Палладиум» использовал для рекламных вечеринок и закрытых приемов, он возвращался с затянувшейся рабочей встречи с бухгалтерами «Сайгона». На нем тогда был его единственный костюм из серой фланели, купленный еще до войны во Вьетнаме и явно ему тесный в талии. Пумо бродил в толпе, пытаясь отыскать Мэгги. Со временем он обратил внимание, что едва ли не каждый окидывал его пристальным взглядом, после чего отступал в сторону, давая пройти. В переполненном зале его окружала своего рода демилитаризованная зона, санитарный кордон из пустого пространства. В какой-то момент он вдруг услышал за спиной смех и обернулся – не сможет ли он разделить с кем-то шутку, но увидел, что лица всех, кто в эти секунды смотрел на него, словно обратились в камень. Наконец он добрался до барной стойки и сумел завладеть вниманием молодого тощего бармена с подведенными тушью ресницами и светлым колтуном на макушке.

– А скажите, вы, случаем, не знаете девушку по имени Мэгги Ла? – спросил Тина. – Я рассчитывал сегодня вечером здесь встретиться с ней. Миниатюрная, китаянка, хорошенькая такая…

– Знаю ее. Может, и появится – попозже, – ответил бармен и направился к другому концу стойки.

На мгновение Тину захлестнула ярость. «Может, у „Майка Тодда“, может нет… Ла-ла». До него дошло, что это сообщение – очередная издевка над ним. Он кинулся вон из бара и, придя в себя на улице, обнаружил, что стоит перед светленькой девушкой, лет шестнадцати на вид, с нарисованными на обеих щеках звездами и облаченной в блестящее облегающее черное платье-рубашку. Девушка была как раз в его вкусе.

– Поедем ко мне, – предложил он.

Девушка разлепила похожие на розовый бутончик губы и раскрыла одну из тайн, проговорив:

– Я не езжу домой к наркам[49].

Все происходило через неделю после Хеллоуина. По меньшей мере две последующие недели выбраться в город возможности у Тины не сыскалось: в борьбе с насекомыми у себя в ресторане он разворотил всю кухню. Каждый раз, когда дезинсекторы снимали очередную секцию стены, оттуда высыпали полчища тараканов, стремясь укрыться от света, – их убивали в одном месте, на следующий день они появлялись в другом. Долгое время тараканы как будто «базировались» за кухонной плитой «Гарленд». Дабы фумигант не испортил пищу, Пумо и кухонный персонал приклеили толстые листы прозрачного пластика между плитой и поверхностями для готовки, а заодно и во всех других местах, где пытались истребить насекомых. Тяжеленную плиту весом в три тысячи фунтов вытолкали на середину кухни. Шеф-повар Винь жаловался, что он и его дочь не спят по ночам из-за того, что за стенами кто-то бегает. Не так давно они переехали жить в ресторанный «офис» – маленькую комнату в подвале, потому что сестра Виня родила еще одного ребенка и ей потребовалась их комната в ее доме в Квинсе. Офис ресторана имел «стандартную» обстановку – письменный стол, диван и коробки с документами. Теперь диван перешел к Гудвиллу, стол втиснули в угол гостиной Пумо, а Винь и Хелен спали на брошенном на пол матрасе.