Морган повернулся, его выражение лица было нечитаемым.

— Я искал тебя.

Ее сердце подскочило. Она проигнорировала его.

— Я хочу, чтобы ты держался от моих детей подальше.

Морган поднял бровь.

— Тогда ты должна будешь удалить это с моей ноги.

Она вспылила.

— Эмили, иди сюда.

Ее дочь отцепилась от штанины Моргана. Лиз притянула ее ближе, держа за тонкое острое запястье.

— Возможно, нам лучше присесть, — предложил Калеб Хантер.

Начальник полиции сидел за потрепанным столом, покрытым небольшой стопкой бумаг, и аккуратно ровнял ручки. Зак сидел, развалившись, на стуле с другой стороны, он смотрел на свои грязные черные ботинки. Он не будет, не станет смотреть ей в глаза.

У Лиз во рту пересохло. Пульс стучал у нее в висках. Что Морган сказал ему? О чем он думает? Почему он здесь?

Она повернулась к Калебу. Она встретила полицейского неделю назад на предродовом приеме с его женой. Тогда он показался ей проницательным, вдумчивым человеком с большими руками и медленной улыбкой. Сейчас он не улыбался.

Она облизала губы.

— Нет причин, что он был здесь.

— Нет причин, — Морган выстрелил спину. — Но есть право.

О, Боже.

Зак поднял голову. Его бледные золотые глаза сверкали, с силой и со взрослым любопытством. Глаза Моргана, на белом лице их сына. Обвинение в его взгляде поразило ее как удар в живот. Сердце Лиз резко упало до желудка.

«Он знает», — подумала она с болью. — «Или он предполагает, и подозрения разрывают его. Разрывают их».

Она жаждала подойти к нему, обнять его. Но в этом настроении, в этом положении, она знала, что подросток никогда не станет терпеть ее прикосновение.

Она пересекла небольшой офис и встала настолько близко, насколько смогла, Эмили тепло прижималась к ней.

— Зак…

— Я просто принесу еще стул, — пробормотал Калеб и покинул комнату.

— Ты солгала, — сказал Зак горько.

Она крепко сжала руки перед собой.

— Нет, я…

— Когда ты собиралась сказать мне?

Лиз вздохнула.

— Я не знаю. Я хотела найти правильное время…

— Лгунья.

Упрек Моргана прозвучал, как расколовшийся зимний лед.

— Ты не смеешь разговаривать с матерью в таком тоне.

— Отвали. — Голова Зака резко повернулась, когда Калеб вернулся в комнату, неся один из деревянных стульев из холла. — Я хочу, чтобы он ушел, — сказал Зак начальнику полиции. Его голос срывался. — Я хочу, чтобы они оба ушли.

Сердце Лиз разрывалось. Она подняла подбородок.

— Ему всего пятнадцать. Вы не можете допрашивать его без взрослого.

Калеб поставил для нее стул и закрыл дверь.

— Это было бы так, если бы выставлялось обвинение. Однако…

— Я ничего не скажу, если они не уйдут, — сказал Зак.

— По словам Шефа Хантера, ты и раньше ничего не сказал, до того, как мы пришли, — сказал Морган холодно. — А сейчас закрой рот и слушай.

Лиз ощетинилась, защищая своего сына.

— Это похоже на отца, — сказал Калеб сухо.

Она открыла рот, чтобы отрицать это. Но закрыла опять. Калеб двигался за своим столом.

— Почему бы нам не присесть. Посмотрим, сможем ли мы разобраться.

Она узнала приказ под его мягким тоном. Она присела на край стула.

— Я буду стоять, — сказал Морган.

Калеб пожал плечами. «Решай сам». Он сел на стул.

— Смотрите, ваша семейная ситуация — не мое дело. А вот то, что происходит на моем острове. Люди здесь зависят от моря. От моря и своих соседей. Кто-нибудь мешает, и они принимают это всерьез.

Лицо Лиз стало жестким.

— Я не понимаю.

— Были отчеты о подъеме ловушек для омаров на прошлой неделе, их подняли пустыми. — Калеб говорил с ней, но смотрел на Зака. — Большинство повреждений здесь, рыбаки общаются между собой с предупреждениями. Свяжешь линию узлом, разоришь ловушку. Если это не сработает, то они отошлют сообщение по радио, иногда выстрел бывает самострелом. С настолько плохой экономикой, и обвалом цены на омаров, чувства бурлят. Разорение ловушек — ответственность Морского Патруля. Но сохранение мира — моя ответственность.

Ей не нужен был урок по островной экономике или по полицейской юрисдикции.

— Какое отношение что-то из этого имеет к Заку?

— Ваш сын встретил паром на десять тридцать с холодильником полным омаров. Он продавал их туристам по четыре доллара за штуку.

Она готовилась к чему-то еще. Наркотики. Алкоголь. Это бы соответствовало шаблону. Кража в магазине, чтобы поддержать подозрения на счет ее сына. Драка, потому что они были новыми в городе, и Зак выглядел по-другому, отличающийся от других мальчиков. Но…

— Омары? — Недоверие напрягло ее голос. — Где он взял омаров?

— Это то, о чем я спрашивал его, — сказал Калеб.

— Зак?

Он дернул плечом, глядя на свои ботинки.

— Кто-нибудь дал тебе продавать омаров?

Он молчал.

— Поскольку, если ты защищаешь кого-то, он не заслуживает твоей преданности.

Что-то промелькнуло по его лицу и исчезло, слишком быстро, чтобы быть понять. Он не поднимал глаз.

Разочарование стянуло ее челюсти.

— Он не браконьер, — сказала она, желая в это верить. — У нас даже нет лодки.

— Я тоже задумался об этом, — сказал Калеб.

— Ему не обязательно нужна лодка, — прошептал Морган.

Двое мужчин обменялись долгими взглядами.

— Я тоже задался этим вопросом, — сказал Кабел. — Он один из твоих?

— Доказательства, казалось бы, указывают на это.

Непонимание плавало в ее голове. Она сузила глаза.

— Один из твоих? Сколько у тебя детей?

Он сверкнул зубами.

— Только один. И я не собираюсь терять его снова.

Закари смотрел из-под ресниц, в то время как они говорили о нем, как будто его там не было. Его живот скрутило от вины и жирной паники. Его глаза горели. Они ничего не могли доказать. Это не как омары, на которых были нарисованы регистрационные номера. Но, может быть, Большой Коп запрет его в любом случае. Может быть, это будет облегчением. С тех пор, как они приехали на этот глупый остров, Заку было все сложнее и сложнее контролировать себя. Если они бросят его в тюрьму, по крайней мере, он мог прекратить попытки.

Его мама была врачом в полном смысле этого слова, она давила, подталкивала, пытаясь дойти до корня проблемы. Но она не могла вылечить это. Она не могла вылечить его. Ничто в ее медицинских книгах, ни один диагноз, который Зак находил в сети, не предлагал ему какую-нибудь помощь, никакой надежды вообще.

Таким образом, он держал рот на замке и просил, чтобы Эм делала то же самое. Она была еще ребенком. Слишком маленькой, чтобы винить, слишком маленькой, чтобы верить.

«Слишком маленькой», — подумал он с другим чувством вины, «чтобы запутаться в его дерьме».

Для нее тайная поездка на пляж была игрой, приключением. Так или иначе, он боялся позволять ей увидеть что-то, что испугало бы ее. Она была успехом с туристами. Взрослые, которые не обратили бы на Зака внимание, останавливались, чтобы поговорить с Эмили, очарованные ее большими карими глазами и глупой куклой, которую она везде таскала с собой.

Его взгляд проскользнул мимо нее к человеку, который утверждал, что является его биологическим отцом. Большая Страшная Задница в черном. Зак глумился. Он не выглядел настолько жестким с Эмили, цепляющейся за его ногу.

Мужчина повернул голову. Его глаза пронзили Зака, пришпилили его на стуле как жука на пенопласте. Сердце Зака колотилось. Как человек мог прочитать его мысли, как он мог увидеть, что у Зака в голове.

Дерьмо.

Он торопливо опустил глаза, кровь стучала у него в ушах. Сквозь рев в его голове он слышал, как мужчина сказал, — Мальчик не находится под контролем вашей власти. Он не — твое беспокойство.

— Если он крадет, то мое, — ответил Большой Коп.

— Он не твоя ответственность, — сказала его мама мужчине в черном. — Зак — мой сын. Дай мне поговорить с ним.