Она… любила… Стефана.

Эти слова медленно рождались в ее сердце. О Боже! Это было именно так. Вот почему ее душа разрывалась между печалью, страхом и страстью. Она поклонялась ему. Знала его душу и боль. Сердце Кэтрин замерло от простой истины. Она безмолвно пойдет за ним, потому что его надежда — это ее надежда, его будущее — это ее будущее. Она могла бежать, отвергая и кляня его, она могла даже ударить его, но везде, даже на краю света, ее душа принадлежала бы ему.

— Нет, — простонала Кэтрин, пряча лицо в ладонях, — этого не может быть.

Он не должен об этом узнать. Она никогда не скажет ему о своих чувствах. Иначе он уничтожит ее. Она не верила в его любовь. «О, Боже! Защити меня от Стефана!»

— Кэтрин, — позвал Стефан, тихо постучав в ее дверь.

Страх парализовал ее тело, и руки покрылись гусиной кожей.

Европа вскочила со стула, словно и не спала, а Розмари подняла на девушку удивленные заспанные глаза. Кэтрин тихонько подтолкнула ее с постели, пока Европа открывала дверь.

Войдя в комнату, Стефан сделал движение рукой, после чего Европа и Розмари удалились.

Девушка смотрела на него, широко открыв глаза. Все прочие мысли выскочили из ее головы, а сердце билось, словно у кролика, трепеща от восторга и страха. Стефан был великолепен, и она не могла этого отрицать. Получил ли он ее мысленное послание? Будут ли его голубые глаза всегда смотреть на нее так чарующе и соблазнительно?

Его чувственные губы сложились в горьковато-сладкую улыбку, придавая жестким чертам угрюмый вид. Внимательно посмотрев на Кэтрин, Стефан приблизился и сел на постель. Девушка вздрогнула, когда холодные пальцы прикоснулись к ее щеке. Пытаясь поймать взгляд Кэтрин, он взял в руки ее лицо.

— Бог поможет мне. Но если Марлоу обидел тебя, я никогда себе этого не прощу.

Девушка закрыла глаза, сдерживая потоки слез облегчения и радости, готовые хлынуть из ее глаз. Он беспокоился за нее! Но этого было недостаточно, ей нужна была его любовь. «Держись, Кэтрин!» — шептал ей внутренний голос.

— Не бойтесь, милорд, он не оскорбил меня. Я не такая уж слабая.

Она открыла глаза и встретила знакомый пристальный взгляд. Однажды мама сказала, что глаза — это зеркало души. «Защити себя!» — нашептывал голос. Девушка отвела взгляд.

— Марлоу говорил, что вы не любите меня, а только используете.

Стефан напрягся.

— Значит, он уже знает, почему отец пригласил тебя в замок. Что ж, похоже, нам не миновать кровавой войны.

Между ними повисло тяжелое молчание. Напрасно Кэтрин ждала его слов. Наконец, взглянув на него, она холодно произнесла:

— Значит, теперь вы станете графом.

— А ты — графиней. Что ты об этом скажешь, Кэйт? Ты справишься?

— Пусть это вас не тревожит.

Стефан нахмурился, взгляд его стал тяжелым и острым, словно резец, которым он собирался разбить ее фарфоровую маску.

— Я виноват, дорогая леди, что эта новость обрушилась на вас так неожиданно. Это была не моя идея. Вот дьявол! Я вообще не хотел никаких титулов. У меня и мысли не было о наследстве. Но клянусь Богом, теперь я его хочу, чтобы помешать Роберту занять место моего отца! Мы заберем этот замок! Ты и я.

Его слова отдавались эхом, обещая победу. А это означало кровь, хаос и неизвестность. Кэтрин дрожала, не зная, хватит ли у нее сил встретить будущее.

— Ты должна уехать, — сказал Стефан, ошеломив ее таким простым решением. Он нежно гладил ее щеки. Взгляд его был грустным и отрешенным. — Ты покинешь меня. Я вижу это в твоих глазах.

— Нет, милорд.

— Да, и я знаю почему.

В горле у Кэтрин пересохло.

— Почему? — хрипло спросила она.

— Потому, что у меня черная душа. — Голос был пропитан мрачной иронией. — Я убил человека. И ты права, если ненавидишь меня.

Кэтрин открыла рот и испуганно затрясла головой. Он все неправильно понял.

— Нет, милорд…

Девушка хотела было объяснить, чтобы он выкинул глупые мысли из головы, но Стефан непреклонно отвел ее руку в сторону.

— Не говори ничего сегодня, Кэйт. Я не вынесу этого. Может быть, завтра, но только не сейчас.

Он глубоко вздохнул и встал. Стефан шел какой-то новой, тяжелой походкой. Когда он повернулся, на его лице она прочла неумолимый приговор.

— На рассвете я жду тебя в церкви. Придешь ли ты на помолвку?

Если бы Кэтрин ответила «нет», то разбила бы сердце смелого рыцаря, в этом она была уверена. Они оба об этом знали. Она холодно кивнула, захлопнув дверь в своем сердце, когда Стефан покинул комнату.

Марлоу проснулся в холодном поту за час до рассвета. Ему послышался волчий вой, но оказалось, что это ветер свистит в бойницах замка. Констанция спала. Она отодвинулась от него, насколько позволяла ширина кровати.

«Это был всего лишь сон», — с облегчением подумал Марлоу. Его мертвенно-бледное лицо стало принимать обычный цвет. Один и тот же ночной кошмар преследовал его уже несколько недель: волк хватал его за горло, разрывая на части. Его исковерканное тело оставалось на снегу в луже крови легкой добычей для стервятников, которые терзали замершую плоть острыми клювами. Марлоу потер шею. Жуткие образы исчезали вместе с утренним туманом.

В холодной темной комнате догорали последние тлеющие угольки. Марлоу оделся. Он был готов действовать без жалости и угрызений совести. Это неизбежно должно было произойти, и чувства здесь неуместны. Только здравый рассудок. Как умно он поступил, подобрав кинжал Стефана в покоях отца! И как хорошо, что Стефан потерял его, пока метался в поисках кольца с печатью. Втянув мягкий живот, Марлоу заткнул кинжал за пояс рядом со своим, который был убран в ножны. И бесшумно покинул комнату.

Затаив дыхание, он миновал спальни Кэтрин и Стефана. Возле спальни матери его охватили сомнения. Марлоу остановился и прислушался. К чему? Не занимается ли она с Робертом, с его отцом, любовью в предрассветной темноте? Осталась ли их страсть столь же пылкой, как тридцать три года назад, когда они зачали его? После всех горьких лет его детства с Розалиндой одно он знал твердо — страсть не знает границ. Даже сейчас его мать не чувствовала себя виноватой. Она, безусловно, любила графа, но изменила ему, поддавшись очарованию его брата. Марлоу был зачат во грехе, в грехе он и вырос. Чувствуя отвращение к самому себе, он отошел от двери. Роберт не стал бы спать сейчас с Розалиндой. Это было бы слишком глупо. Кроме того, его не беспокоило, что творится в покоях отца. Марлоу использовал его лишь для достижения своих целей.

Когда он подошел к комнате графа, двое солдат храпели у двери. Корнелиус не спал. Он услышал шаги Марлоу, когда того еще было не видно.

— Ты хорошо несешь службу, парень, — сказал ему Марлоу. — Скоро взойдет солнце, так что можете идти отдыхать. Я уверен, что граф спокойно спит.

Проснувшиеся охранники беспомощно озирались по сторонам. Сознавая свою вину, они отводили от Марлоу заспанные глаза. Корнелиус бросил на них уничтожающий взгляд и повернулся к Марлоу. Едва уловимое пренебрежение сквозило в его глазах.

— В отличие от этих юнцов, которые спят на службе, я строго выполняю приказ сэра Стефана. Это — не обязанность, а честь, охранять покои графа.

Слова Корнелиуса были формальностью, но вызвали у Марлоу подозрения. «Такой же, как и его предатель-отец», — подумал он про парня. Невероятным усилием он подавил желание ударить его по лицу.

Вместо этого Марлоу пренебрежительным жестом приказал охранникам покинуть пост. Они обменялись встревоженными взглядами и неуверенно встали на свои места.

— Я сказал — уходите! Если вы мне понадобитесь, я позову, — рявкнул Марлоу, глаза его горели злобой.

— Мы выполняем приказ сэра Стефана, милорд, — сказал один из охранников.

— Стефан здесь не хозяин, парень, — отрезал Марлоу. — Если вы пожелаете остаться в замке после смерти графа, то вам придется просить об этом меня, а не моего брата. Выполняйте приказы своего хозяина, тогда останетесь на службе.