— О, Господи, миледи, не нравится мне это. Марлоу не должен поступать таким образом. С ним что-то происходит. Когда я увидела его, то испугалась.

— Я уверена, что он никого не хочет обидеть, — сказала Кэтрин, чтобы немного успокоить Европу. Она сжала руку женщины и, гордо подняв голову, громко произнесла: — Я пойду к Стефану сразу же, как только Марлоу извинится за свою дерзость.

Когда они прошли через сводчатый проход и оказались в Грейт Холле, уверенность Европы пошатнулась. Марлоу сидел перед очагом на резном богато украшенном стуле. Рядом с ним стоял маленький столик с недоеденным ужином и кувшин с медом. В ногах свернулась калачиком гончая. Она лежала со скучающим видом, не реагируя на вульгарный хохот своего хозяина, на коленях у которого сидела молодая кухарка. Марлоу забавлялся, ощупывая своими грубыми руками ее привлекательные груди. Пальцы его были унизаны кольцами. Неподалеку, занятые своими разговорами, стояли несколько рыцарей.

Кэтрин вскрикнула и попятилась назад. Однако шедший позади нее сопровождающий стоял как стена, отодвинуть которую ей было не по силам.

— Кэтрин! — вскрикнул Марлоу и залился пьяным смехом. — Как хорошо, что ты пришла, хотя я даже и не мечтал о такой компании в этот час. Что привело тебя сюда так поздно? Или Стефан недостаточно хорош для тебя?

Все, кроме Европы и кухарки, которая тут же спрыгнула с его коленей и исчезла, впали в истерический хохот.

— Европа, — прошептала Кэтрин. — Я не выносу этого издевательства! Где Стефан? Он знает, что здесь происходит?

— Нет, но не бойтесь, миледи, — успокоила ее женщина. Она глубоко вздохнула и шагнула вперед. Европа смотрела на Марлоу, как посмотрела бы старуха Смерть. — Ты силой заставил Кэтрин прийти сюда, и я сама добьюсь у королевского судьи, чтобы тебя как следует наказали.

Марлоу презрительно взглянул в ее сторону, сделал глоток меда и сказал:

— Что за комар жужжит в моем замке? Поди прочь, толстая маленькая мошка, или я вытрясу из тебя всю душу.

Кэтрин, едва дыша, увидела, как всегда веселое лицо Европы заливается пурпурным цветом.

— Клянусь любовью к Господу нашему, Христу, что не знаю, чью желчь ты пил в детстве, Марлоу. Я всегда стремилась быть беспристрастной к тебе, но не более того. У тебя пока нет прав вести себя здесь подобным образом.

— Твой болтливый рот способен еще на что-нибудь, кроме, как сотрясать воздух? — усмехнулся Марлоу, довольный своим остроумием. — Нет, по моим меркам ты слишком стара и вся в морщинах. Иди спать, Европа, ты утомила меня.

— Пойдемте, миледи, — сказала Европа, еле сдерживая ярость, — я вернусь в спальню только с вами вместе.

— Нет, — вскричал Марлоу, разъярившись не на шутку. — Ботвелл, приведи миледи ко мне. Крамер, закрой рот этой надоедливой болтунье, — приказал он солдатам.

— Стефан узнает об этом, Марлоу. И, как только это случится, твоя кровь окажется на его мече. — Европа разрыдалась от бессилия.

— В конце концов, всем хорошо известно, как Стефан обычно пользуется своим мечом, — самодовольно произнес Марлоу.

Когда девушка остановилась в нескольких шагах от него, он пододвинул ей стул.

Кэтрин сидела неподвижно. Несмотря на кипевшую внутри ненависть и страх, ей было приятно сидеть у теплого очага. Каменный пол казался ей горячим по сравнению с ледяными туфлями, и она позволила себе ступить босыми ногами на горячие камни, хотя руки по-прежнему были сжаты в маленькие кулачки.

— Что заставило вас вызвать меня, лорд Марлоу? Я, молодая и наивная девушка, пришла сюда по прихоти такого благородного человека, как вы. Однако теперь у меня достаточно причин, чтобы сожалеть об этом. Ваше поведение непристойно. И я молю Бога, чтобы графиня не узнала об этом. Моя честь не запятнана позором. Я и впредь собираюсь беречь ее, и не желаю, чтобы слуги перешептывались об этой ночной встрече.

Сцепив театральным жестом руки в замок, Марлоу с нарочитым восхищением изрек:

— Очень красиво сказано, Кэтрин. Твое негодование впечатляет, но еще большее впечатление на меня производят твои волосы.

Говоря это, он неожиданно схватил прядь ее волос и намотал ее на руку. По его красивому лицу блуждала отрешенная улыбка, видно, он выпил слишком много медового вина. Хотя Марлоу вызывал у нее отвращение, она не могла не заметить его сходства со Стефаном — такие же ярко-голубые глаза и высокие скулы. Но как различны были их души!.. Когда Стефан не иронизировал, то излучал силу. От Марлоу же исходило безумие, сдерживаемое только необходимостью создавать видимость благородства и самообладания.

— Какой необычный цвет волос, — мягко произнес он, касаясь пальцами ее шеи.

Европа не выдержала.

— Убери свои руки, негодяй, — закричала она, пока Крамер рукой не закрыл ей рот.

— Не смей прикасаться ко мне, — прошептала Кэтрин, вставая.

— Конечно же, я не буду прикасаться к тебе. — Марлоу облокотился на спинку стула и вытянул ноги, возложив их на гончую. — Оставьте нас! — Приказал он рыцарям.

Те кивнули и, напевая какую-то непристойную песенку, покинули комнату.

— Ну, что ж. Теперь мы одни. А Крамер и Ботвелл для меня, как братья. Намного ближе, чем Стефан. Они ничего никогда не расскажут, так что можно их не бояться. А пригласил я тебя для того, чтобы не поставить в затруднительное положение при жене и Стефане.

Серьезные нотки в его голосе насторожили девушку.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

Марлоу потер руки и причмокнул губами, словно подыскивал слова.

— Я крайне озабочен твоими поступками. И хотя именно отец выбрал тебя в жены Стефану, но графом скоро стану я. Поэтому я обязан внимательно проверить каждого, кто желает стать членом нашей семьи.

Чувствуя изнеможение, Кэтрин встала. Ей стало скучно. Она равнодушно взглянула на Марлоу, зеленые глаза смотрели безразлично.

— Значит вы пригласили меня, чтобы обсудить мою родословную? Я по-прежнему дочь барона. И, надеюсь, это очевидно для всех. Я не стыжусь своего происхождения, а, естественно, горжусь им. Благородство, лорд Марлоу, приходит не с титулом, оно живет в душе человека.

Выпад Кэтрин не остался незамеченным. Марлоу помолчал, а затем улыбнулся одним ртом. Глаза его оставались грустными.

— Я вижу, ты наслушалась возвышенной философии моего братца. Мы это немедленно сообщим куда следует. Но кое-что беспокоит меня намного больше.

Марлоу подошел к столу и схватил в руки небольшой сверток, которого Кэтрин не заметила раньше. При этом его движения были настолько неосторожны, что он уронил на пол кубок с медом. Подбрасывая в руке кожаный мешочек, он холодно спросил:

— Знаком ли вам эта вещица, миледи?

Это был мешочек с травами, который она дала Констанции. Девушка сжала губы и снова села. Это был удар. Неужели Констанция успела все разболтать? Кэтрин не столько испугалась угроз Марлоу, сколько была огорчена предательством женщины. Ей уже казалось, что тонкая нить взаимопонимания протянулась между ними. Но, видимо, она обманулась в своих ожиданиях.

— Что означает ваше молчание, да или нет? — продолжал Марлоу. — Вы знаете, что за колдовство людей сжигают на кострах?

— Какое же здесь колдовство? — рассмеялась девушка, иронически нахмурив брови.

— В этом мешочке травы, запах и вкус которых мне не знаком. Я опасаюсь, это колдовская смесь.

— Разве я нахожусь на судебном разбирательстве? — парировала Кэтрин.

— Конечно же, нет. — Марлоу лениво растянулся на стуле. — Однако колдовство — это ересь.

— Инквизиция не осмелилась прийти в нашу страну. Уж не собираетесь ли вы выступить как ее представитель?

— Я думаю, в этом нет необходимости. Наш мудрый архиепископ позволил инквизиции действовать в Англии, и теперь наши епископы могут вести свое собственное расследование. Колдовство — самое страшное преступление перед Богом.

— Я не колдунья, — сказала девушка. Беседа принимала неожиданный поворот. Кэтрин и не думала, что когда-либо придется защищаться от столь нелепых обвинений. Мир на самом деле сошел с ума после чумы.