Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Глава десятая

Раньше он уже бывал на пятом этаже. Долгие годы, пока он рос, это было частью пути, ведущему к временному избавлению от безумных бочек, которые катила на него мамаша. По ступенькам, которые вечно не освещались и скрипели так, что ноги мальчика начинали трястись от страха, мимо лестничной площадки, где изоляция была такой надежной, что тени должны были, просто обязаны скрывать что-то омерзительное и зубастое, что жаждет детской кровушки, к лестнице в конце, по которой взбираешься к квадрату разбитого стекла, потом на крышу, задыхаясь, выходишь на дневной свет, глотаешь пыльный воздух города, казавшегося черным, — чтобы затем вдохнуть всей грудью и нырнуть вверх, прочь, в мир, где нет ни чудовищ, ни матери.

Сразу за пределами кольца отчуждения сверкали огни и разбрасывали по миру краски. И краски тогда имели большое значение — каждая неоновая тень тянула его к себе, обещая новый способ жить, каждый сияющий изгиб стеклянной лампы был целым миром, который сомкнётся вокруг тебя, если заблаговременно к нему устремишься, и пронесет тебя через теплые фиолетовые ночи туда, где играет музыка и смеются люди.

Постоять у перил на краю крыши, попинать валяющиеся рядом кирпичи и помечтать спуститься в городские огни — это искупало визги и побои, которыми его неизбежно приветствовали по возвращении в квартиру.

Но когти времени побывали на фонарях, и те потускнели. У них появился новый смысл, не радовавший сердце Стивена. Когда-то они были топливом для его мечтаний, теперь стали разъедающим дух напоминанием о том, что эти мечты не осуществились. Так Стивен перестал лазить по лестнице по ночам, и вместо этого принялся искать на менее переменчивом телеэкране дороги к мирам, виденным с крыши.

Теперь пятый этаж стал иным. Сорок ватт горели над пыльной серой ковровой дорожкой, и в ярко-коричневом свете Стивен увидел только копию собственной лестничной площадки. Слабенькая электрическая лампочка и ход времени разоблачили ложь огромной призрачной тьмы, которую он воображал себе, будучи ребенком. Больше не существовал таинственный и страшный проход к мечтам, так манившим его в детские годы.

Но стоя там, молча набираясь храбрости перед квартирой Люси, он не мог не надеяться, что это место снова станет отрезком на дороге к счастью. Не к настоящему счастью, которое по бедной его комнате так метко разбрасывает телевизор — на это он не мог надеяться — но как-то приблизит к этому идеалу, создаст копию частокола, построенного только из тех материалов, что имеются под рукой, за которым его одиночество будет неглубоко захоронено.

Люси открыла дверь, потом отошла назад и рухнула на кушетку. Стивен последовал за ней и присел на край. Комната выглядела так, будто ее подняли и встряхнули. Сотни мелочей в беспорядке валялись на каждой поверхности, где только возможно. Кое-где была одежда, упаковки от продуктов, но многие предметы были изготовлены из блестящей стали и, казалось, имели хирургическое назначение. Небольшие лампы горели по углам желтым светом, видеомагнитофон показывал операцию на брюшной полости — кровь на зеленом медицинском халате крупным планом, тугие складки на грязных резиновых перчатках, щупающих человека изнутри, тихий голос комментатора.

— Это продают для тех, кто хочет стать врачом, чтобы они учились. Но не думаю, что они ищут то, что надо.

Люси говорила, не отрывая взгляда от экрана. Хирурги что-то сделали с органами, и она закричала, нагнувшись вперед и сощурившись:

— Гляди! Видел, что было, когда он приподнял печень?

—Что?

Люси перемотала, нажав кнопку на пульте. — Что-то под ней было. Разве не видел? Что-то черное и блестит. Гляди.

Запись пошла снова, и черная штука под печенью оказалась просто полостью, заполненной кровью.

— Блядь.

Люси резко откинулась назад, но от экрана она не отвернулась.

— Вот почему они это не показывают? Однажды ведь покажут. Вот забудут спрятать, и я узнаю, где точно это находится.

Затем, что-то припоминая, повернулась лицом к Стивену.

— Ты в коровах посмотрел?

— Ничего там не было.

У Люси вытянулось лицо.

— Ты ведь не смотрел.

— Нет, смотрел. Точно говорю, смотрел. Я там все разворотил, и ничего я не видел, кроме кишок.

— Ты заглядывал в сами органы?

— В некоторые да.

— А в кишечник заглядывал?

— И как я мог, по-твоему? Там все забито говном.

Люси злилась

— Может быть, это как раз там. Тебе следовало проверить.

— Нет там ни фига.

Люси цыкнула зубами от бешенства и остановила видео. Стивен беспокоился, ему надо было завязать с ней отношения. Из всего, что у него было, на жену и ранчо в деревне больше всего тянули эта вот комната с царившим в ней раздраем и эта девчонка с сиськами под майкой, раскинувшая ноги в разные стороны. Он постарался говорить понимающим тоном:

— Откуда ты знаешь, что там что-то есть?

— Оттуда, что знаю, сколько гноя производит мое тело. Я измеряла количество своего говна, мочи, соплей и всякой прочей хрени, которая из меня выходит. И это не совпадает с тем, сколько эта мудацкая жизнь в меня ежедневно закачивает.

— Если ты так уверена, зачем тебе искать это в коровах или смотреть на это по видео?

— Потому что если я буду точно знать, на что это похоже, и где точно это находится, я смогу найти это в себе и вырезать.

Люси поднялась с кушетки и подошла к какой-то штуковине на столе, похожей на компьютер. Она покрутилась у стойки и взяла тонкий черный гибкий стержень, который соединялся с ней длинным проводом.

— Поможешь мне посмотреть?

Она нажала кнопку, и монитор ожил, показывая нечеткий круг с тенями, яркость которого менялась, когда она водила черной тростью в воздухе. Стивен заметил яркую лампочку на конце.

— Это эндоскоп. С ним мы увидим, есть ли у меня что-нибудь в толстой кишке, только мне надо, чтобы ты мне помог.

— Разумеется.

Люси стянула колготки и нагнулась перед монитором, опершись о стол. Стивен почувствовал запах говна, когда мазал ей задницу смазкой. Кружок у нее был тугой, как у Пса. Он не мог понять, находит ли она в этом нечто сексуальное, но они сближались пугающе быстро, и кадры будущего, которые он никогда не ожидал увидеть, раскручивались в настоящем.

— Вводи его медленно. Я недавно покакала, поэтому там должно быть чисто.

Стивен легко ввел зонд внутрь. Свет на мгновение блеснул в ее заднице, затем ушел глубже, и диск на экране стал четким. Узкий туннель желтоватого кишечника жирно высвечивался по краям изображения, центр его был затемнен, свет туда не попадал. Зонд мягко проскользнул еще на несколько дюймов, затем уткнулся в какой-то изгиб. Фронтальное изображение стенки толстой кишки заполнило диск, и оно было так ярко освещено, что были видны темные вены под ее поверхностью. Люси напряглась и втянула воздух.

— Извиняюсь.

— Ты можешь им управлять вон теми ручками.

Там, где зонд становился наполовину твердым, было две металлических скобы, похожие на круги старинного шприца. Стивен обнаружил, что может повернуть головку зонда настолько, что он обогнет поворот и попадет в следующий отдел кишки. Там изгибы внутренностей были сильнее, а складки покрыты отвердевшими отложениями говна.

Люси издала какой-то звук.

— Господи, какая гадость! Даже после испражнения не становишься чище.

Она печально покачала головой.

— Родители часто говорили мне, что надо радоваться жизни. Ни хуя себе, шуточки. О каком счастье можно вообще говорить, если вот такая дрянь гниет внутри? Надо очиститься, чтобы стать счастливым. Давай, загони его дальше.

— Разве ты не это ищешь?

Стивену было интереснее смотреть, как зонд скрывается в ее попке, нежели на изображение на экране.

— Да нет же, блядь, эта хрень — всего лишь от пищи. Настоящий яд приходит из головы. Хуйня всякая, которой тебе ебут мозги, твои печали и страхи падают вниз, вроде как испражнения мозга, тебе в кишки и копятся там. Вот именно это тебя заебывает. Я ж тебе уже рассказывала.

7
{"b":"26109","o":1}