- Кто эта заключенная?

- Королева Террея. Я захватила ее во время набега на северные земли. Ее племя – заноза в моей заднице, но пока она у меня, амазонки ведут себя хорошо. В определенной степени. – Завоеватель вышла из гардеробной, ее любимое старое платье укрывало высокую худощавую фигуру. Она размяла шею, повела плечами, уже чувствуя вес новых неприятностей.

Габриель задумалась на долгий момент.

- Ты этого не делала. Почему ты не отдашь преступника под суд и не освободишь Королеву? Или, по крайней мере, не позволишь ей жить в качестве раба? Пусть амазонки увидят, что ты действуешь справедливо.

Воин вздохнула.

- Это так не работает.

Зена исчезла в ванной комнате. Стоять одной, в тишине – это лишало раба присутствия духа. Ее мысли продолжали блуждать вокруг Завоевателя, стоящей перед ней с занесенным мечом. Гладиатор глубоко вздохнула, голос ее был низким от неуверенности.

- Я была уверенна, что ты собираешься убить меня этим вечером.

Завоеватель хмыкнула. Она вышла из ванной, прижимая ткань в кровоточащей брови.

- Я почти сделала это. Но тогда мы были бы лишены этой приятной беседы. – Беспокойные мысли заставили Завоевателя покачать головой и налить себе вина, чтобы смыть их. Рассеяно она почесала горло, показала на порез на ее шее. – Ты тоже могла бы убить меня. Почему ты этого не сделала?

Леопард задумалась об этом.

- Возможно, я тоже хотела поговорить с тобой.

Завоеватель фыркнула. Отсутствие запугивания повернулось против нее. Еще один глоток вина принес на свет новую мысль.

- Почему? Ты ни с кем больше не разговариваешь. Почему я?

У нее не было ответа. Она стояла на месте, множество мыслей крутились в голове, борясь за главенство. Инстинктивно она схватила ткань, которую бросила ей темноволосая женщина, подходя к столу. Испачканная кровью ткань была влажной и прохладной и, прижатая к шишке на виске, мгновенно принесла облегчение. Ее хозяйка принесла наполненную тарелку к гигантской кровати, жестом предлагая гладиатору садиться. Раб продолжала стоять. Дружественное поведение Завоевателя немного охладилось.

- И я адски уверенна, что ты никогда не разговаривала с Цезарем.

Желчь подступила к горлу, смешиваясь со словами.

- Это Цезарь научил меня ценить молчание. – Она свернула ткань и прижала чистой стороной к виску, размышляя. – В ту – первую ночь, когда мы встретились, ты... увидела меня. Ты не стала недооценивать меня потому, что я была маленькой, или молодой, или женщиной, или рабом, или даже гладиатором. Ты уважала мои навыки и сражалась соответственно. Так что я уважаю тебя. И, когда ты поняла, что я ранена, ты могла бы воспользоваться преимуществом, но не стала этого делать. Ты помогла мне, вправила мое плечо, показала справедливость и милосердие. Так что я помогаю тебе. А потом ты сказала, что хочешь, чтобы мы сражались снова, когда плечо заживет, как равные. Так что я обращаюсь с тобой, как с равной. И когда мы сражались снова, ты спасла меня от моего владельца. Так что я защищаю тебя.

- Равные, да?

Гладиатор неловко потопталась на месте, не без труда сохраняя мужество под этим испепеляющим взглядом.

- Да. Равные. Не по положению, я знаю это, но как смертные перед Олимпом. Я думаю, ты понимаешь меня так, как никто не способен. И я понимаю тебя. Мы – бойцы. Мы действуем; мы не осторожничаем. Мы ищем неприятности; мы не бежим от них. Ты – первый человек, почти за два года, с которым мне действительно хочется разговаривать.

- Понятно, – отрезала воин. Казалось, она прикусила более резкий комментарий.

Тишина была напряженной. Гладиатор глубоко вдохнула.

- Могу я задать вопрос?

- Я не обещаю ответа.

Раб опустилась на пол рядом с кроватью, прислонилась головой к толстому мягкому покрывалу, опустила руку с тканью, почти забыв про нее.

- Почему ты уничтожила Потейдию?

Лицо Завоевателя стало строгим и неподвижным. Она кивнула.

- Я отвечу, если ты первой мне расскажешь. Почему ты уехала?

Знакомый холод поселился в ее животе, гранича с резкой болью. Леопард глубоко вздохнула, собираясь с силами перед погружением в ледяные воды.

- Я... убила одного из твоих офицеров. – Она ожидала вспышку, вопросы, но Завоеватель молчала, ожидая продолжения. – Капитана пограничного гарнизона по имени Каллисто. Она была буйной и жестокой. – Гладиатор снова повернулась к Завоевателю, ища реакцию, но встретила невыразительный взгляд и заговорила быстрее. – Все боялись ее, даже ее собственный отряд. Привлечь ее внимание – значило встретить ужасную судьбу. Как моя сестра. – Горло сдавило; раб несколько раз сглотнула, прежде чем смогла снова заговорить. – Она превосходно умела высказывать свои мысли.

- Как ты?

Вопрос поразил ее. Она посмотрела вверх, на лицо Зены, пытаясь прочитать ее мысли.

- Да, я могла быть упрямой, но это не я привлекла взгляд Каллисто. – Дрожащий голос предал ее. – Однажды я вернулась домой с поля и обнаружила ее привязанной к колодцу, и рана была на том месте, где когда-то был ее язык. Мы должны были что-то сделать. Тайно, я начала разговаривать с жителями, поощрять их...

- К бунту?

Брови раба сошлись на переносице.

- Написать петицию. Я слышала различные истории о тебе. Несмотря на твою суровость, ты была справедлива. Я думала, что если ты узнаешь, что сделал твой офицер, ты положишь этому конец. Я бы написала ее и убедила граждан подписать...

От потока слов у нее пересохло в горле. Когда раб сделала усилие, чтобы продолжить, Завоеватель вложила кубок с вином ей в руку. Она заглянула в сливовую глубину и сделала большой глоток. Вместо обычного жала уксуса, ее горло покрыла приторная сладость. Гладиатор облизала губы и обнаружила, что вина стало наполовину меньше. Смущенная, она снова заполнила кубок, прежде чем продолжить.

- Большинство жителей отказались сплотиться под предводительством крестьянки. Только после того, как мой муж поставил свое имя на петиции, они добавили свои подписи. Конечно, он поддержал письмо. И чем больше жителей обращались к нему, как к автору петиции, тем больше он говорил, что это была его идея. На самом деле, мне было все равно. Дело было не в заслугах, так что я не спорила. Когда Каллисто узнала о петиции...

- Она убила его. – То, как сухо Завоеватель это произнесла, открыло старые раны, которые раб уже давно полагала залеченными. Она жестоко подавила свои чувства, прижигая их другими воспоминаниями.

- Я столкнулась с ней наедине за лагерем той ночью. Мне хотелось бы говорить, что эта встреча была удачей или судьбой, что я не поджидала в лесу, когда она выйдет в уборную. Что я не собиралась брать с собой нож. Что я планировала встретиться с нею лицом к лицу, как гражданин, и просто поговорить, попросить, чтобы она объяснила, как она могла так мимоходом отнять жизнь. Но правда состоит в том, что я была там и была вооружена и, когда Судьбы принесли ее ко мне, я не смогла убедить себя, что разговор что-то изменит или остановит ее.

Она замерла, вновь возвращаясь к зловонию, язвительному смеху, влажному лезвию.

- Она была твоей первой?

Раб вяло кивнула.

- Я рассказала родителям о том, что сделала, я собиралась сдаться, но они убедили меня, что, после того, что случилось с моей сестрой, твои солдаты вырежут всю семью за мое преступление. Мы уехали в темноте, никому не сказав, куда направляемся. Но после этого все было иначе. Их взгляды, их молчание. Я уехала следующим летом, вернулась в Потейдию. Поселок был сожжен дотла. Распятия пятнали перешеек от берега до берега. Каждая корова, свинья, коза, цыпленок лежали зарезанными, каждый дом превратился в золу. Никого в живых не осталось. – У нее скрутило живот от воспоминаний.

Мягкий голос вторгся в мысли раба.

- Почему, как ты думаешь, я пришла в Потейдию?

Пожатие плечами.

- Я много раз задавала себе этот вопрос. Я говорила себе, что, должно быть, была суровая зима. Или, что они не смогли выплатить ежегодную десятину зерна. Или, один из твоих офицеров потерял над собой контроль. Или, что это мог быть несчастный случай.