- Твой муж продавал наркотики детям, - прохрипел Половницкий, боясь дернуться лишний раз.
- Твоим что ли? – скривилась она.
- И моим тоже, - он попытался откинуть назад голову, чтобы ослабить нажим. – Мой сын изнасиловал свою мать.
- Твою жену? – нож дрогнул. – Почему?
- Потому, что вместо мозгов у него был один героин, проданный ему твоим мужем.
- Это он тебе сказал?
- Сказал, - Половницкий криво усмехнулся. – Попробовал бы не сказать. Я его утопил в собственной ванне.
Договаривал он уже в пустой камере. Слезы катились по впалым щекам, оставляя мокрые бороздки на небритой коже.
ЛЮСЬКА 911
Тишина была гнетущей. Кровь равномерно стучала в ушах. Лёха попытался повернуться на правый бок. Непослушное тело ответило болью в пояснице. «Надо беречь силы», - мысли ворочались в голове медленно и лениво, как огромные валуны. – «Что делают обычно в таких случаях? Лежат себе тихонечко и дожидаются помощи извне? Или пытаются что-то сделать, чтобы выбраться самим? А, может, просто молятся, сдавшись на волю судьбы?»
Дышать становилось все труднее. «Дернул же меня черт поехать сюда. Мало было подмосковных спусков? Нет, хотелось острых ощущений. Да, и перед пацанами было стыдно. Откажешься, подумают – сдрейфил Лёха», - он попытался открыть глаза. Замерзшие веки, с трудом, но подчинились усилию. Взгляд уперся в темноту. – «Накрыло. Странно, последнее что помнилось, это лицо мамы, укоризненно глядевшее на него перед отъездом. Как ни пыталась она отговорить Лёху от поездки на Кавказ, так ничего и не вышло. А ведь здорово было лететь вниз по крутому склону на разрисованной собственноручно доске, являющейся особой Лёхиной гордостью, крича во все горло от избытка адреналина в крови». Потом был чей-то крик: «Лавина!» - и ужасный грохот.
Все сильнее хотелось пить. Холод медленно заползал вверх по телу, начиная с ног, которых он уже не чувствовал. Попытался крикнуть. Изнутри вырвалось что-то похожее на клёкот. Сон накатывался волнами, как морской прибой. Успокаивал, уводил прочь. Закрыв глаза, Лёха медленно поплыл, покачиваясь на волнах…
Люська, вынесенная из глубин метрополитена толпой озабоченных делами москвичей и гостей столицы, сняв варежку, тыкала сразу озябшими на ледяном ветру пальцами в кнопки мобильного. Поднеся трубку к уху, долго вслушивалась в безнадежно длинные гудки. Сбросив, упорно набирала еще и еще раз. Наконец, телефон, смешно хрюкнув, ответил.
- Здравствуйте, - затараторила Люська. – Я насчет работы. Вы давали объявление?
- Девушка, вы куда звоните? – поинтересовался мужской голос.
- В ООО «Сдачи не надо», - она отняла трубку от уха, посмотрев на экран. – Это 566-17-17?
- Не знаю, - ответил мужик. – Но все равно, спасибо за звонок.
Обернувшись к одетым в такие же, как у него комбинезоны с надписью «МЧС РОССИИ» крикнул: «Последний! Сворачиваем поиски!»
Наклонившись к Лёхиному лицу, добавил: «Повезло тебе, парень. Если б не звонок, так и не нашли бы тебя».
СКРИПКИ, КАЗАЛОСЬ, ПЛАКАЛИ
Скрипки, казалось, плакали,
Выли и голосили.
Гром громыхал раскатами,
В небе прозрачно-синем.
Лето, встречаясь с осенью,
Плавало солнцем в лужах.
И паутинной проседью,
Осень осела в душах.
Дождь становился все напористей, заливая косыми волнами лобовое стекло. «Дворники» уже не справлялись со своей задачей, и Марина, вздохнув, почти вслепую, направила джип к правой обочине. Сзади возмущенно сигналили обиженные внезапным маневром представители сильного пола, одной рукой ожесточенно давя на клаксоны, другой – выделывая всевозможные пируэты – от простого покручивания пальцем у виска, до оттопыривания среднего пальца. Губы их беззвучно шевелились за мокрыми стеклами, выплевывая ругательства по отношению к Марине и другим женщинам-водителям, коих в последние годы развелось в Москве несчетное количество. Все это, вкупе с обнаглевшими гаишниками, дорогим бензином, большими налогами, плохими дорогами и все увеличивающимся количеством «приезжантов» из республик когда-то братского Закавказья порождало поток ненависти такой силы и насыщенности, что асфальт не выдерживал, лопаясь в самых неподходящих местах. А что было говорить о людях? И еще свалившаяся на город небывалая жара. Испепеляющая душу. Заставляющая моторы перегреваться в бесконечных пробках. Сменяющаяся вечерами небывалыми по силе грозами.
«Вот такое … лето», - пришла на ум Марине старая шутка. Она откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза. Вивальди мягко убаюкивал, смешиваясь с гулким шелестом дождя о крышу автомобиля. В кармане джинсов надоедливо завибрировал мобильник, требуя немедленного ответа. Марина приглушила музыку и нажала на зеленую кнопку.
- Мариш, ты где? – Вовкин бархатно-мужественный голос вползал в ее ухо, как змея, гипнотизируя и лишая ее воли.
- Где-где? – она тихонько захихикала, потянувшись к кнопке громкости. – На МКАДе, - с ударением на последнюю букву.
Огромный «MACK» своим длиннющим носом вошел в заднюю часть ее машины, как горячий нож в масло. Его хромированный бампер от удара раскололся надвое, острыми краями вспарывая металл джипа.
Маленькая черная трубка мобильника, зажатая в кулаке Марины, недоуменно хрипела Вовкиным голосом. Рука была неестественно вывернута. Кровь стекала по руке, смешиваясь с дождем, меняя по дороге свой цвет с насыщенно-алого до акварельного, пастельных тонов.
- А-а-ич! Что-о-о? – Вовка внимательно смотрел на свою ладонь. В ладони тихо лежал навороченный телефон, которым он хвастался, как ребенок. Вовке в телефоне нравилось все, а особенно мелодии звонков. Но, сейчас трубка молчала. Было тихо. Очень. Звуки вокруг медленно пробивали тугую тишину. С трудом оторвав взгляд от ладони, он огляделся. Секретарша Аллочка, склонившись над столом, кричала, смешно кривя рот. - Владимир Николаич! Что случилось?
Марина проснулась от боли. Боль тупо и лениво плавала по всему телу. «Где я? – она попыталась открыть глаза, но веки уперлись во что-то твердое, противясь. – Что это?» Мысли скакали галопом. Боль уступила место страху, затаившись на какое-то время внутри. «Надо позвать кого-нибудь, - она попробовала пошевелить руками, но не почувствовала их. Жалобно всхлипнув, позвала. – Во-о-ва-а!» Из-под бинтов, обильно покрывших ее тело, послышалось: «О-а»…
Ресторанный ансамбль наяривал, хрипя басами: «Меня прет, меня прет, потому что Новый год…» Нарядные и изрядно проголодавшиеся, сотрудники компании бродили по арендованному залу, сбиваясь время от времени в стихийные группки, ожидая прибытия высокого начальства. В одной из таких «кучек» делились последними сплетнями, которые они благозвучно называли «новостями», два дивных создания. Аллочка в короткой белой тунике многозначительно кивала, слушая монолог Розалии Львовны, затянутой в тугой корсет вечернего платья.
- Не знаю, что будет дальше? – начальница отдела кадров многозначительно огляделась вокруг, поджав полные губы. – Говорят, кризис уже закончился.
- Розалия Львовна, - Аллочка обворожительно улыбнулась. – Вам же зарплату платят исправно?
Та кивнула.
- Не урезали?
Розалия Львовна покачала головой.
- Ну вот, - Аллочка обернулась к входной двери и увидела шефа, входящего в зал. В одной руке он держал большущий букет роз, а другой мягко обнимал за талию жену. – А вы говорите кризис.
