Следы резко сворачивали влево.

– Водитель развернулся.

– Это ж как ему баранку выкручивать пришлось, – сказал Колин.

– То есть что, – сказал Бризбуа. – Второй водитель несется с холма, видит, как первая машина слетает с насыпи, дает по тормозам, резко разворачивается. Вторая машина преследовала первую? Или развернулась, чтобы помощь позвать?

– Может быть.

– Кто сообщил?

– Со склада, вон там. – Колин указал за холм, к далекой цепочке складов в лужах света под снегопадом. – Дальнобойщики поздно разгружались.

– Видели?

– Слышали. Их там опрашивают. Хотя вряд ли выйдет толк. Темно было, а они далеко.

Бризбуа поглядел на след юза, на след второй машины. Первый водитель: заснул, или выпил, или, может, сердце прихватило, уходит с дороги, мимо ограждения, ныряет с насыпи. Второй водитель: видит это, бьет по тормозам, останавливается, разворачивается… и уезжает. Почему? Запаниковал? Может, этот второй тоже был пьян. Или за рулем без прав, не хотел в полицию звонить. Или тут что-то другое происходит?

Прибыл эвакуатор. Бризбуа расслышал, как он бибикает, пятясь. Когда пожарники достанут тело, эвакуатор перевезет покореженную машину в отдел реконструкции, а там проверят, в порядке ли тормоза, начнут сокращать список версий, вычеркивать варианты.

Он допил кофе.

– Ну, народ, заканчивайте. Померьте следы, рассчитайте скорость – ни в чем себе не отказывайте. Поеду родственников оповещу. Адрес есть?

Грег ухмыльнулся:

– Был. По дороге уронил.

– Ну, значит, сам гляну, – устало улыбнулся Бризбуа. И затем, уже уходя: – А внизу грязевые следы проверили? У моста, где машина с дороги ушла?

– Ну да.

– И?

– Все чуднее и чуднее.

Вентилятор взбалтывал сырость в воздухе, по коже разбегались мурашки. Волосы, еще мокрые после краткой вылазки наружу, завивались нечаянными кудряшками и липли к коже.

Паспорт ее – у инспектора.

Инспектор Рибаду («Зовите Дэвидом, пожалуйста», – сказал он, указав на стул) листал пустые страницы, будто сказку читал. Может, что и прочел.

Над столом на стене – государственный девиз: «Единство, вера, мир и прогресс».

– И всех трех у нас недостача, – пошутил он, перехватив ее взгляд.

– Четырех, – пробормотала она. Ничего не могла с собой поделать: видишь несообразность – исправь. Четыре ведь, а не три.

Он оглянулся, уставился на девиз, будто впервые видит.

– О нет, мэм. Недостача только трех. Это Нигерия. Веры у нас тут полным-полно.

Он обнаружил в паспорте искомый штемпель и приложенные к нему страницы на скрепке.

– Приглашение из нигерийского консульства. Очень хорошо, отлично. Простая формальность, разумеется, мы всегда рады гостям. Я часто говорю: зачем приглашать? В Нигерии так принято – если гость придет хоть среди ночи, ты обязан его впустить.

Он улыбнулся. Проступили желваки.

Она сидела напротив, сжимая сумку и кипу медицинских документов.

– У меня есть обратный билет и все прививки. – Она толкнула бумаги по столу. После уколов левая рука до сих пор болела.

Инспектор засмеялся – точнее, тихонько хмыкнул:

– Это пусть ваша страна побеспокоится, когда вернетесь. – Встал, обошел стол, приблизился – она было решила, что все. Не угадала. Он глядел на ее сумку. – Извиняйте. Позволите?

Она сглотнула.

– Конечно.

Он вынимал предмет за предметом, выкладывал на стол. Когда добрался до бортового журнала «Вёрджин», у нее перехватило горло. Повезло – этот номер он уже видел. Глянул мельком.

– Блестящая статья о французских винодельнях, м-да?

Отложил журнал на стол, к мятым тряпкам и несессеру.

Оглядел эту выставку.

– И все?

– Я на два дня. Улетаю в воскресенье. В письме все есть. – Она уже объясняла в консульстве: выиграла билет куда угодно, всю жизнь мечтала об Африке. Заполнила все бумаги, уплатила все пошлины, получила приглашение, таможенно-иммиграционная служба проставила все печати.

Инспектор Рибаду улыбнулся:

– Туристка, м-да?

Она кивнула.

– Заповедник Янкари, наверное? Буйволы и бабуины? Может, улыбнется удача – увидите льва, очень редко. Это Западная Африка, мэм. У нас тут не как везде, сафари с крупным зверем нет. Но немножко львов осталось, м-да. И гиены. Смешно сказать, мэм. Туристы переживают из-за львов, а в этом мире надо бояться гиен. Они охотятся стаями, гиены. А львы прайдами. Мне нравится, – сказал он. – Прайд – все равно что братство. А у гиен какое братство? Обращали внимание?

– Не обращала.

– Горячие источники Викки. Тоже в Янкари. Очень красиво. Наверное, поедете в Викки?

– Надеюсь.

– А не выйдет. Янкари – очень удаленно. Времени мало, слишком далеко. Странно, мэм, что вы приехали, а не знаете. Столько времени у вас – повезет, если выберетесь из Лагоса.

«Повезет, если выберетесь из Лагоса». Это что, угроза? Она сунула руку в карман юбки. Под рукой пачка найр – в крайнем случае спасет, но на взятку, пожалуй, не хватит. В подкладку вшит кармашек, в кармашке тщательно сложенная купюра – сто американских долларов. Международная валюта. «Коррупция в аэропорту Мурталы Мухаммеда в Лагосе взята под контроль. Ни при каких обстоятельствах не предлагайте взятки сотрудникам аэропорта». Об этом ей твердили все турагенты, но инспектор разве не взятку вымогает? Откуп. Она вытащила купюру, спрятала в ладони.

– Жалость какая, – сказал инспектор. – Виза на месяц, а вы всего на два дня. Мужа нет?

– Мужа нет.

– Тогда… кто вас содержит? У вас есть отец, м-да?

– Я сама себя содержу.

– Понимаю. Кем работаете, мэм?

– Я литературный редактор. Работаю с текстами. Грамматика. Проверка фактов. Указатели. В таком духе.

– Понимаю. Журналистка? Пишете очередную статью о Разбитом Сердце Африки?

– Я не по работе. Я туристка.

– Но вы в журнале работаете? – Он взял журнал из самолета. – Может, притворяетесь туристкой, чтобы въехать без журналистских документов? Визу не оформлять.

– Нет! – сказала она. Слишком поспешно. – Нет, не в журнале.

Он заметил эту ее резкость, но вспышку паники с бортовым журналом не связал. Отложил рассеянно.

– В газете?

– Книги главным образом. Биографии. Это все… вообще ничто.

– Как же ничто, если что-то? Вы, по-моему, скромничаете, мэм. У всех свои истории, м-да? Свои секреты. Иногда маленькая деталь – а самая важная. – Он снова оглядел ее пожитки на столе – тампоны и футболки, носки клубками. – Нет фотоаппарата, – сказал он.

– Что?

– Нет фотоаппарата. Турист без фотоаппарата. Как такое вижу, сразу… тревожусь.

– Мобильник, – сказала она. – Я снимаю на мобильник.

– Столько ехали до Африки, чтобы снимать телефоном?

– Я думала… думала купить фотоаппарат, когда до гостиницы доберусь.

Он снова глянул в иммиграционную анкету.

– А, ну да. «Амбассадор», в Икедже. Очень близко. Из аэропорта видно. Шикарные апартаменты. Наверняка есть магазины, купите фотоаппарат, сможете… – он задумался, подыскивая слово, – обессмертить свое пребывание в Лагосе. – Улыбка его смягчилась, он принялся складывать ее вещи в сумку, и первым журнал – плоско, на самое дно.

Не заметил.

Не взрывчатку, не наркотики, не деньги в нычке. Гораздо взрывоопаснее. А он не заметил.

Пока он застегивал молнию, она украдкой сунула сто долларов в кармашек юбки.

– Прошу вас, мэм. Приятно провести время.

– Спасибо. Обязательно. – Она подхватила свой багаж, медицинские справки запихала в карман сумки, заторопилась.

– Мэм?

– Да?

– И последнее. Скажите, вы слыхали о нашей нигерийской беде? О четыре-девятнадцать?

Так говорил отец, уходя. Так сказал отец Лоры, когда они виделись в последний раз. «Тебя я люблю».

Почему он так сказал?

«Тебя я люблю». Сколько лет она не слышала такой конструкции.

Миссис Кёртис протянула сержанту Бризбуа очередную чашку чая. Сказала: