Вскоре началась война и принесла ей еще одно тяжкое испытание – она потеряла мужа[3].
Жизнь ломает каждого, и многие только крепче на изломе, писал Хэмингуэй. Это в полной мере относится к Н.Я. На руках у нее была пятилетняя дочь, и вопреки боли, отчаянию надо было жить и выполнять свои обязанности. И, как всегда в трудные минуты, она окунулась в работу. Но на сей раз не в своих четырех стенах, не за письменным столом, где чувствовала себя всего увереннее. Она вышла на люди, стала читать курс зарубежной литературы в институте и вести семинар – по двадцатому веку. Ее прежде всего интересовал мир современный. Писатели, отражающие мироощущение человека двадцатого века, их манера письма были ей всего ближе, интереснее. «Я двадцатница,» – часто говорила Н.Я.
С ее приходом к нам в институт для нас, но и для нее тоже, началась новая жизнь. Мы увидели неведомый дотоле подход к литературе, очень личный, словно речь шла не о литературном течении, писателе, книге и ее персонажах, но о событиях и людях, которые были частью ее собственной жизни. При этом мы чувствовали ее острый интерес к нам, к нашему мнению. На семинарах во время обсуждения наших докладов она одним-двумя неожиданными, но всегда продуманными вопросами побуждала нас думать, направляла нашу мысль, неизменно вызывала столкновения мнений, споры, и эти споры ее радовали не только потому, что так мы действительно учились думать, но в них раскрывалась самая наша суть и мы становились ей понятнее, а иные и ближе. Скоро она вошла в нашу жизнь, не жалела на нас ни времени, ни сил, вникала в наши заботы и тревоги, делила с нами будни и праздники. И вот мы уже вместе встречаем Новый, 1945-й год, и, сидя на моем продавленном диване, она всю ночь читает нам своего любимого поэта, а мы, двадцатилетние неучи, чуть ли не впервые слушаем Пастернака. Она знала наизусть сотни стихов любимых ею Блока, Пушкина, Тютчева, Некрасова, Омара Хайяма, стихами вырывала нас из рутины повседневности, приобщая к миру более высокому, духовному, в котором жила сама. Была она человеком очень определенным, всегда знала, чего хочет, при этом внимательна к людям, чутка к чужой боли. Все эти ее свойства привлекали к ней молодые неокрепшие души. Сознание своей нужности придавало ей сил, служило опорой в нелегкие времена нашей нелегкой жизни.
Благодаря ее душевной щедрости, проявления которой за долгие годы дружбы я видела множество раз, благодаря неизменной готовности прийти на помощь каждому, кто своей личностью, одаренностью ли, судьбой привлек ее внимание, она многим помогла сформироваться, обрести себя, найти свое место в жизни.
Как-то в издательство «Художественная литература» прислал свой перевод молодой человек, которого тяжкий недуг с юности почти лишил возможности двигаться. Жил он в деревне, заочно окончил институт иностранных языков и решил попробовать себя в переводе. Посмотреть перевод попросили Нору Галь – и это перевернуло всю его жизнь. Убедившись, что это человек одаренный, Н.Я. не только помогала ему получить работу[4], читала и в письмах подробнейшим образом разбирала каждую его работу и в конце концов помогла ему стать профессиональным переводчиком. Она побывала у него в далекой от железнодорожной станции деревне, а потом отыскала врача, который открыл метод лечения той болезни, и долго и упорно обивала пороги бесчисленных кабинетов Минздрава, чтобы этого врача послали к больному. Ее не отпугнуло ни откровенное равнодушие, ни циничные вопросы, «кем вы ему приходитесь?», ни постыдные формальные отговорки и нескрываемое желание отмахнуться от надоедливой посетительницы. Речь шла о жизни молодого, мужественного, не сломленного тяжелой болезнью человека, и в конце концов она добилась своего. Врача привезли в деревню специальным вертолетом. Благодаря стараниям Н.Я., которая для себя никогда ничего не просила и не требовала, Игорь Воскресенский прожил дольше и притом жизнью более полноценной, чем было бы, не столкни его судьба с Норой Галь[5].
По своей натуре Н.Я. была Учителем. Ей нравилось делиться знанием, умением, мастерством. Она старалась научить всему, чему можно научить, если человеку дано от природы то главное, чему не научишь. Думается, эта учительская ипостась и побудила ее написать книгу «Слово живое и мертвое», поделиться своим богатейшим опытом переводчика и редактора.
Не случайно книга выдержала четыре издания. В ней ясно ощущается незаурядная личность автора. Горячо, убедительно, иногда гневно, иногда иронично, а в разделе, посвященном творчеству замечательных мастеров-кашкинцев, – с восхищением автор показывает, что «слово может стать живой водой, но может и обернуться сухим палым листом, пустой гремучей жестянкой, а то и ужалит гадюкой. И Слово может стать чудом. А творить чудеса – счастье. Но ни впопыхах, ни холодными руками чуда не сотворишь и Синюю птицу не ухватишь»[6]. При этом Нора Галь пишет не только о том, что именно плохо в том или ином переводе, но и почему это плохо и как надо бы сделать, а если говорит об удачах, то не только о том, что именно хорошо, но и почему это хорошо. В книге – боль за искалеченный язык, сознание, что это свидетельствует о неблагополучии в обществе.
Человек цельный, Н.Я. в любых обстоятельствах оставалась самою собой, старательно охраняла свой внутренний мир от всяческих чужеродных вторжений. Предпочитала не себя высказать, но выслушать другого. Раскрывалась лишь самым близким людям, но уж зато с полной и счастливой откровенностью. Жила с постоянным чувством ответственности за всех, кого приручила, готовая при первой необходимости подставить другу свое отнюдь не богатырское плечо.
Отпечаток ее личности несут на себе и ее переводы. Она превосходно понимала побуждения людей, мотивы их поступков. Глубинное понимание человеческой природы – необходимое, неотъемлемое качество переводчика. Чтобы успешно перевоплощаться во всевозможных персонажей самых разных книг, надо обладать способностью проникать в чужую, нередко чуждую душу.
Особенно глубоко в ее жизнь и творчество вошел Антуан де Сент-Экзюпери. Он был близок ей как писатель, близок был его человеческий облик, жизненная позиция. Нора Галь возвращалась к нему снова и снова. «Маленький принц» был, наверно, самой известной, да, пожалуй, и самой любимой ее работой. В появлении его на свет слились две главных ипостаси Н.Я. – работник и друг. С той минуты, как она по-французски прочла «Маленького принца», проникновенная мелодия этой мудрой человечной сказки уже неизменно звучала в ее душе. А два самых близких друга по-французски не читали. И Н.Я. перевела сказку для них. А когда решилась ее опубликовать, шесть журналов отказались ее печатать. Сейчас даже трудно представить, что было время, когда «Маленький принц» не входил в круг чтения всех и каждого, в саму нашу жизнь. Сказка выдержала десятки изданий, и из года в год Н.Я. привносила в нее что-то еще. Казалось бы, куда лучше? Но нет, одержимая стремлением еще точнее передать то, что услыхала внутренним слухом в тексте Сент-Экзюпери, добиваясь совершенства, которому, должно быть, нет предела, Нора Галь меняла то слово, то порядок слов, бывало, даже просто знак препинания, и вдруг неуловимо менялась интонация фразы, реплика начинала сиять новым светом. Многие фразы и выражения из «Маленького принца» пронизали живую речь, стали крылатыми, – может ли быть большее счастье для переводчика?
Н.Я. часто переводила не по заказу, а просто потому, что тот или иной рассказ, а бывало, и книга оказывались ей по душе, и хотелось подарить их людям. Многое долгие годы пролежало в ящике письменного стола, а нередко Н.Я. с самого начала знала, что так оно и будет, – и все-таки переводила в надежде, что рано или поздно рассказ или книга увидит свет. И не ошиблась: сегодня напечатано почти все, и ничто не устарело. Среди таких книг, например, «Корабль дураков» Кэтрин Энн Портер, множество пророческих фантастических рассказов[7].
