Тему гомосексуальности викторианцы предпочитали не затрагивать, считая ее бесконечно грязной. Когда врачам или журналистам все же приходилось ее касаться, они не скупились на эпитеты и сообщали, как неприятно им марать свое перо об этакую гадость, и как они мечтают никогда о подобном не упоминать. Тем не менее, гомосексуализм в 19м веке существовал, и отношение к нему изменялось от эпохи к эпохе, от страны к стране, от индивида к индивиду. Об этом свидетельствуют как различные медицинские трактаты, так и судебные процессы. О гомосексуализме в медицинском и юридическом контексте мы поговорим чуть позже, а для начала давайте определимся с терминологией.
Слово "гомосексуализм" появилось скорее всего в 1868 году, но вошло в активное употребление только в начале 20го века. В викторианской Англии гомосексуальные отношения часто называли abomination (мерзость) или shame (стыд – см. стихотворение Альфреда Дугласа). Гомосексуалистов именовали sodomites, inverts или Uranians. Последним термином мы обязаны Карлу Ульрихсу, защитнику прав гомосексуалистов 19го века. Слово "Uranian" берет начало из "Пира" Платона, где говорится о двух типах любви, произошедших от двух разных рассказах о рождении Афродиты. Ульрихс решил не чесать всех гомосексуалистов под одну гребенку и выделил различные типа гомосексуальности:
Urningin – "мужчина в женском теле". Влечение к другим женщинам.
Urning – "женщина в мужском теле". Влечение к другим мужчинам.
Uranodioningin: – бисексуалка
Uranodioning: – бисексуал
Zwitter: – гермафродит
Термины такие, что язык свернешь, ну да ладно. Лесбиянок же зачастую называли tribades, anandrines или же "сапфистками", по имени поэтессы Сафо (Сапфо), проживавшей в 600 з годах до н.э. на славном островке Лесбос.
Отношение к гомосексуалистам и лесбиянкам отличалось довольно значительно. К гомосексуалистам относились с неприязнью – от шушуканья за спиной до открытой агрессии. Взять к примеру случай маркиза де Кюстина, оставившего весьма нелицеприятные записки о России после своего путешествия в 1839 году. Астольф де Кюстин родился в 1790м году в семье французских аристократов. Его отец были гилльотинирован во время Революции, мать едва сумела избежать этой участи. Впоследствии она стала любовницей Шатобриана, а самого де Кюстина в шутку называли мадемуазель де Шатобриан. Мать пыталась подыскать невесту молодому маркизу, но он отказывался обзаводиться наследником – в свете стали поговаривать о его импотенции. Но в 1823 году он взялся за ум и женился. Его жена скончалась в том же 1823 году, а его сын – несколькими годами позже. Затем произошло событие, которое полностью изменило жизнь Астольфа де Кюстин – в ноябре 1824 года газеты написали, что некий маркиз де К. был жестоко избит солдатами на дороге к Сен-Дени. Он вступил в связь с одним из солдат, товарищи которого захотели "проучить" наглеца. Они обрили маркизу голову, порвали одежду и вываляли в грязи. Друзья де Кюстина пришли в ужас, но не от жестокого нападения, а от того, что их приятель оказался педерастом. Особенно их удручало то, что каждая мать хотела Астольфа в зятья. Тем не менее, для самого Кюстина этот случай стал своеобразным освобождением. Ему уже не нужно было скрывать свой секрет, и теперь он мог общаться с теми, кто разделял его интересы.
Многие гомосексуалисты относились к общественному мнению весьма равнодушно и продолжали следовать своему образу жизни, игнорируя ехидные нападки окружающих. Таково было поведение Оскара Уайльда. Тем не менее, большинству приходилось скрывать свои привычки, из-за боязни общественного осуждения или из-за того, что они стыдились своего "инакомыслия." Например, известный американский поэт Уолт Уитман скорее всего был гомосексуалистом, но отрицал этот факт, иногда довольно бурно. Он так же утверждал, что имел любовницу-негритянку в Новом Орлеане и был отцом 6ти незаконнорожденных детей. За такое никому бы не пришло в голову его осудить. Пойти в бордель было плевым делом, пойти в гомосексуальный бордель – ужасной мерзостью. Между тем никто никогда не видел ни любовницу Уитмана, ни его детей. Зато его стихи наполнены аллюзиями к мужской любви, и даже женщины, упомянутые в "Листьях Травы", скорее напоминают древнегреческих атлетов чем американских домохозяек. Уитман считал, что любовь между мужчинами может породить качественно новую демократию, которая станет противовесом материализму.
Жизнь многих гомосексуалистов заканчивалась трагически – пулей в лоб или же психиатрической лечебницей. Тем не менее, большинство викторианцев могли если не принимать гомосексуалистов, то хотя бы не осуждать их, если те не устраивали гей парады в Парламенте не афишировали свою сексуальную ориентацию. Отношение к лесбиянкам было несколько иным. Как и "содомиты", "сапфистки" были отклонением от нормы, но отклонением не всегда отрицательным. В этом случае показательна история дам из Llangollen. В 1778 году две ирландские девицы, представительницы благородного сословия, сбежали из дома, переодевшись в мужское платье. Одна из них, леди Элеанор Батлер, неоднократно получала предложения руки и сердца, но тем не менее предпочла разделить судьбу с подругой Сарой Посонби. Беглянок нашли и вернули в отчий дом, но несколько месяцев спустя они снова сбежали и на этот раз добрались до Уэльса. Родители, поняв что дочерей уже не отговоришь, смирились с их решением и назначили им пособие. До конца своих дней женщины прожили в доме недалеко от Llangollen, заботясь о хозяйстве и о маленькой собачке по имени Сафо. Обе подруги носили длинные юбки, мужские сюртуки и мужские же шляпы.
Дом леди Батлер и Сары Посонби стал местом своеобразного паломничества – его в свое время посетили герцог Веллингтон, леди Каролина Лэмб и Уордсворт. Союз этих женщин для многих стал воплощением романтической дружбы, "браком" исполненным целомудрия. Чистота их союза подчеркивалась неоднократно. Тем не менее, находились и критики, называвшие двух подруг "проклятыми сапфистками" и утверждавшие, что ни одна женщина не осмелится провести ночь в их доме без сопровождения мужчины. Леди Батлер и Сара Посонби предпочитали, чтобы к их союз считали романтической дружбой и злились, когда к нему относились иначе. Так в 1790м году General Evening Post опубликовал статью, в которой восхвалялись их "элегантность, чистота и утонченный вкус." Тем не менее, журналист утверждал, что леди Батлер в этой семье играла роль мужчины, а мисс Посонби – женщины. Элеанор и Сара взвились до небес и хотели было засудить газету за оскорбление. Ведь если бы из прозвали обычными сапфистками, отношения к ним было бы менее благоприятным.
Второй образ лесбиянки, зачастую, имел мало общего с реальностью и существовал в основном в мужских фантазиях. Это был поэтичный образ женщины, которая хотя и является лесбиянкой, но так и ждет что в ее жизни появится мужчина. Иными словами, побалуется и перестанет. Прямо как Сафо, которая прыгает со скалы из-за любви к красавцу Фаону. Так же было распространено мнение, что сапфистки ненасытны в любви, и в своей ненасытности сметают все барьеры (этакий электровеник в панталонах). Но их жажда никогда не будет утолена без мужчины – именно он должен пожать плоды их страсти, ибо женщина женщину полностью удовлетворить не может.
Наконец, существовало и третье мнение – неприязнь и недоверие, смешанное с долей страха. Пройдя через закрытые школы для мальчиков, викторианские мужчины наверняка узнавали о гомосексуальности – ну хоть краем уха слышали – а вот мир лесбиянок оставался для них закрытым. Мало ли чем они там занимаются? Может замышляют чего. В этом отношении показательна новелла ЛеФаню "Кармилла." В ней автор повествует о графине Миркалле (Кармилле, Милларке) Карнштайн, которой на момент действия перевалило за добрую сотню лет. Но старушка еще не утратила пыл юности, тем более что минувшие года на ней никак не отразились. Больше всего на свете Кармилла любит кровь (noblesse oblige), юных барышень (седина в бороду) и анаграммы (а чем еще ей в гробу заниматься? Носки вязать, анаграммы составлять…). Любимое развлечение – напроситься в гости к какой-нибудь милой девушке, потом неспешно выпить ее кровь, посещая спальню юницы по ночам. Но кровь – это еще не все, что нужно вампирессе. Например, вот так главная героиня новеллы описывает свою первую встречу с графиней Карнштайн
