– Садись. – Она кивнула на скамью у стола. – Похлебка у меня пшеничная да лепешки.

И принялась сноровисто накрывать на стол. Утвердила пузатый горшок, исходящий паром, миску, ложку, в деревянный ковш-уточку налила холодного кваса, принесенного с ледника, выложила на плоское блюдо лепешки…

– Что? – удивилась девушка. – Что ты так смотришь?

Крефф покачал головой и молча принялся есть. Она ни о чем не спрашивала. Ему не хотелось говорить. В избе было тихо, уютно… Ихтору вспомнилось детство, дом, где он вырос, мать, которую он уже почти забыл. У них тоже было тихо и уютно, а летом в раскрытую дверь проливалось солнце, ложилось длинной полоской на дощатом полу, и видимые в его лучах пылинки танцевали бесконечный танец…

– …с тобой?

Обережник очнулся, поняв, что на несколько мгновений так глубоко ушел в себя, что перестал слышать Огняну.

– Что?

– Случилось чего с тобой? – повторила хозяйка. – Зверь дикий напал?

И она кивнула на его обезображенное лицо.

– Напал, – кивнул Ихтор. – Оборотень.

– Ой… – покачала рыжей головой девушка. – Страсть-то какая!

Крефф пожал плечами. Он по первости долго привыкал к тому, что навсегда стал уродом, но с годами смирился. Забыл даже, каково это – смотреть на мир двумя очами, каково это – когда девки не шарахаются, а бабы и старики не смотрят с жалостью.

– Небось девки тебя боятся? – угадала Огняна.

– Ты-то вон не испугалась, – усмехнулся лекарь.

Обитательница заимки рассмеялась:

– У нас тут редко люди бывают – в глуши такой, так что каждый за радость. А стать мужская, она не в красоте… – Янтарные глаза сверкнули.

– А в чем же? – спросил Ихтор, дивясь смелости вдовушки.

Но Огняна и тут его удивила, ответив:

– Стать мужская – здесь, – и легонько постучала пальцем по здоровому виску гостя, потом задумалась и добавила: – И здесь.

Теплая ладонь слегка коснулась широкой груди.

– С лица воды не пить. Так матушка говаривала. А мужик добрым должен быть и умным. С таким хоть до ста лет живи – горя знать не будешь. Ну, наелся ты?

– Да. – Он отодвинул миску и посмотрел в отволоченное окно. На лес опускались сумерки.

Целитель перевел взгляд на девушку:

– Видать, сегодня родичи твои уже не возвернутся. Темнеет.

Рыжка грустно кивнула:

– Небось на торгу задержались, а может, свататься поехали. Отец хотел парням невест подобрать. Они уж взрослые у нас – по восемнадцать весен.

Ихтор улыбнулся:

– Близнецы?

Девушка в ответ махнула с усмешкой рукой:

– Тройняшки. Всю душу в молодчестве вымотали. Мать-то в родах померла. Вот отец нас один и тянул. Да я помогала. Хотя чего я там напомогать могла в семь-то лет… Эх.

И Огняна горько покачала головой. Целитель смотрел на ее живое, часто меняющееся от веселья к грусти, от грусти к радости лицо и любовался в душе. Следующий вопрос – неловкий, неуместный – сорвался с губ сам собой:

– А тебя что ж до сих пор не сговорили?

Сказал и осекся.

Но хозяйка не обиделась, посмотрела на него серьезно и ответила:

– А ты бы в дом сыну своему бабу вдовую да еще и бездетную взял бы? – и тут же просветлела, уводя разговор в другую сторону: – Ты мне лучше скажи, почто в глушь нашу заехал? Ищешь кого али заплутал?

Он улыбнулся:

– Ищу. Детей с Даром ищу.

– Колдунов, что ли? – удивилась девушка. – Ишь ты. Вот ведь доля у вас… – И Огняна покачала головой: – Тяжко, поди, ярмо-то это носить?

Мужчина сперва не понял, о каком ярме она толкует, но через миг дошел.

– Дар-то?

– Ну да, – кивнула собеседница. – Поди, иной раз хочется просто дома посидеть у печи, кота вон погладить. Хоть какой да уют. Не в седле же с утра до ночи трястись.

Ихтор в очередной раз улыбнулся. С ней было легко и приятно беседовать, будто бы знакомы они были давно. А еще в Огняне необъяснимо соединялась девичья прелесть, женский ум и детская прямота. Лекарь уже открыл рот, чтобы ответить, однако не успел произнести ни звука: в сенях яростно завыли коты.

– Ах вы, окаянные! – всплеснула руками Огняна и вылетела прочь из избы.

С усмешкой Ихтор слушал, как она распекает хвостатых крикунов:

– Совсем очумели? А ну – кшыть! Гостя не тревожьте!

Она еще некоторое время честила своих подопечных, но беззлобно, весело, больше для отвода души. А когда вернулась в избу, принялась стелить Ихтору на лавке в углу у печи, за занавеской, там, где видимо, спала сама.

– Ты ложись, ложись… Дураки эти до утра орать будут. Но я их, если совсем раскричатся, выйду, пугну, чтоб не мешали тебе. Отдыхай. Я постелила уже.

Крефф кивнул. Крики котов его не смущали.

Поэтому он улегся, с наслаждением вытягиваясь на широкой лавке. За занавеской слабо сияла лучина, и слышалось тихое жужжание веретена. Огняна села прясть. Ихтор закрыл глаза. Мягкий сенник пах сухой травой и домом. От этого обережнику было спокойно, уютно. Да еще где-то на печи громко и раскатисто урчала кошка, убаюкивая уставшего странника монотонным пением.

Сквозь плотную дрему он слышал, как Огняна снова шикнула на разбуянившихся котов, как те обиженно взвизгнули, когда она кинула в них тряпкой. А потом крефф разобрал шуршание одежды – хозяйка забралась на печь и улеглась, укрывшись одеялом.

В избе было тихо и темно, и от осознания, что где-то совсем рядом спит девушка с рыжими пушистыми волосами, становилось теплее на душе.

Гость уехал утром. Огняна накормила его кашей и блинами, завернула этих же лакомств в холстину:

– На вот, поешь. Встрешник с этими горшками – съешь, да и выкини. Что уж, горшков, что ли, мы не налепим… бери, бери…

Она так ласково, так настойчиво уговаривала, что крефф не нашел в себе сил отказаться. Так и сунула ему в руки горшок с кашей и деревянное блюдо с блинами. Ихтору сделалось смешно, однако в происходящем было столько тепла и заботы, что ему вновь поблазнилось, будто Огняна – родной человек. А от заботы родни как отнекаешься?

Целитель принял снедь, убрал в переметные сумы, а в душе шевельнулась… грусть. Захотелось однажды снова сюда вернуться. А еще, паче чаяния, и вовсе не уезжать. Поэтому он сухо поблагодарил хозяйку и направил коня со двора.

Девушка стояла в распахнутых воротах и смотрела колдуну вслед.

– Эх, горе ты горькое, – пробормотала она себе под нос, а потом закрыла тяжелую створку.

Мужчина ей понравился. И, пожалуй, приятно было, что он не отказался и взял с собой ее стряпню. Огняна вздохнула и отправилась вновь топить баню, поджидая отца и братьев. Сонная кошка, лежавшая на пороге дома, широко зевнула, проводила хозяйку взглядом желтых глаз и снова уронила голову на лапы.

Ихтор остановился на привал в середине дня. Конь беспокоился и прядал ушами, видать, чувствовал зверя где-то в чаще. Крефф решил дать роздых волнующемуся жеребцу. Спешился, погладил по беспокойно дергающейся шее. Прислушался. Тихо, только ветер гуляет в кронах.

– Ну что ты, что ты, – ласково уговаривал обережник.

Мало-помалу спокойствие хозяина передалось и животному.

Лишь после этого целитель снял поклажу и отпустил коня пастись, но тот все равно время от времени тревожно вскидывал голову. Поэтому, устраиваясь поесть, мужчина все-таки положил под руку оружие. Ну как и правда вынырнет из чащи хищник?

Странник неторопливо жевал остывшую кашу, когда возле переметной сумы, лежащей в траве, что-то завозилось. Ихтор прислушался, удивленно отставил в сторону Огнянин горшок и подошел к поклаже. Отрывистое негодующее «мяв». Еще раз, и еще. Крефф наклонился и увидел рядом с мешком запутавшегося лапой в завязках рыжего кота.

– Ты откуда? – спросил мужчина, поднимая находку за холку и поворачивая перед глазами то так, то эдак.

Кот безропотно висел, не пытаясь вывернуться. Был он рыжий-рыжий, но не полосатый, а покрытый темно-ржавыми разводами. Подпушек оказался желтым, как и глаза, с надеждой заглядывающие Ихтору в душу.