— Это было прекрасное время, — сказал Крэг. Он выпрямился и расправил плечи. — Благодаря моим высоким оценкам меня в качестве интерна приняли в престижное медицинское учреждение. Я говорю о Мемориальной больнице Бостона. Я попал в прекрасное научное сообщество. И здесь я стал получать деньги. Платили не много, но и это имело значение. Кроме того, не надо было оплачивать обучение. Одним словом, я получил возможность погашать долг, который накопился за время обучения в колледже и на медицинском факультете.

— И вы по-прежнему были рады общению с пациентами?

— Да. И это была самая благодарная сторона моей работы.

— Теперь перейдем к вашей практике. Насколько я понимаю, вы испытали и некоторое разочарование. Это действительно так?

— Вначале нет. Первое время у меня было много работы и масса стимулов выполнять ее как можно лучше. Я получал от нее радость. Но затем страховые компании стали задерживать выплаты, довольно часто ставя под сомнение тот или иной метод лечения. Приносить максимальную пользу пациентами становилось все сложнее. Финансовые поступления продолжали постепенно сокращаться, в то время как расходы постоянно возрастали. И я вынужден был принимать больше больных за смену, а ведь это отражается на качестве работы.

— Насколько я понимаю, через некоторое время стиль вашей практики изменился?

— Да. И очень резко. Ко мне обратился пожилой и очень достойный врач, у которого возникли проблемы со здоровьем. Этот человек занимался concierge-медициной, и он предложил мне стать его партнером.

— Простите, что прерываю, — сказал Рэндольф, — но, может быть, вы расскажете присяжным, что такое concierge-медицина. Им это, конечно, известно, но, возможно, стоит освежить их память.

— Это род медицинской практики, когда врач ограничивает число пациентов, чтобы обеспечить тем, кто у него остался, исключительное внимание за ежегодную предварительную оплату.

— Включает ли это, как вы говорите, исключительное внимание посещение больных на дому?

— Может включать. Это вопрос отношений между доктором и пациентом.

— Из того, что вы сказали, следует, что врач оказывает медицинские услуги в соответствии с желанием каждого пациента. Это действительно так?

— Да. Хорошее медицинское обслуживание базируется на двух принципах: благосостояние пациента и его независимость. Прием неограниченного количества больных за смену нарушает оба принципа, поскольку все приходится делать в спешке. Когда врач постоянно ощущает нехватку времени, беседа с пациентом сокращается, а именно рассказ пациента о тех или иных симптомах болезни имеет значение для диагностики и разработки тактики лечения. В concierge-медицине врач сам распоряжается своим временем. Он может согласовать время и место встречи непосредственно с пациентом.

— Скажите, доктор Бауман, что, по вашему мнению, представляет собой практическая медицина — искусство или науку?

— Это, безусловно, искусство, базирующееся на достижениях науки.

— Можно ли практиковать, точно следуя учебникам и книгам?

— Нет, нельзя. Во всем мире нет двух совершенно одинаковых людей. Поэтому курс лечения необходимо подбирать для каждого отдельно взятого человека. Кроме того, книги неизбежно устаревают. Медицинская наука развивается по экспоненте.

— Какую роль играет в практической медицине субъективное суждение лечащего врача?

— Субъективное решение врача в каждом случае играет решающую роль.

— Значит, восьмого сентября 2005 года вы решили, что домашний визит к Пейшенс Стэнхоуп принесет больше пользы. Это так?

— Да.

— Можете объяснить присяжным, чем вы руководствовались, принимая это решение?

— Она недолюбливала больницы. Иногда я даже неохотно посылал ее в лечебные учреждения для обычных обследований. Любое посещение больницы усиливало симптомы и нервировало ее. Она хотела, чтобы я навещал ее дома. Я это делал практически еженедельно в течение восьми месяцев. И все эти вызовы были ложными, даже когда она говорила, что просто умирает. Восьмого сентября 2005 года Пейшенс не казалось, что она умирает. Я не сомневался, что вызов, как и все другие, окажется ложным, но в то же время не мог игнорировать реальную возможность заболевания.

— Мисс Раттнер сообщила во время допроса, что, направляясь к дому Стэнхоуп, вы высказали опасение, что на сей раз жалобы Пейшенс Стэнхоуп могут оказаться обоснованными. Это действительно так?

— Да, так. Просто мне тогда показалось, что мистер Стэнхоуп при разговоре по телефону был встревожен сильнее, чем обычно.

— Говорили ли вы мистеру Стэнхоупу, что подозреваете у Пейшенс инфаркт?

— Нет. Я сказал ему, что при жалобах на боль в груди следует исключить инфаркт — миссис Стэнхоуп и раньше жаловалась на боли в груди, которые, как оказалось, были нервного происхождения.

— Страдала ли миссис Стэнхоуп сердечными болезнями?

— Сравнительно недавно я провел испытание под нагрузкой. Результат оказался сомнительным. Этого было недостаточно, чтобы установить болезнь сердца, но я считал, что ей необходимо пройти дополнительное кардиологическое обследование в стационаре.

— Вы рекомендовали это пациентке?

— Да. И рекомендовал весьма настойчиво, но она отказалась, поскольку обследование означало госпитализацию.

— И последний вопрос, доктор, — сказал Рэндольф. — Я хочу уточнить, получает ли пациент под грифом проблемный больше внимания с вашей стороны или меньше?

— Значительно больше внимания! Ведь зачастую их недомогания вымышленные, и порой отличить подлинные симптомы болезни от ложных довольно трудно. И я общаюсь с такими пациентами чаще, чем с остальными.

— Благодарю вас, доктор, — сказал Рэндольф. — У меня больше нет вопросов.

— Мистер Фазано, — произнес судья, — вы желаете возобновить допрос?

— Да, ваша честь, — пролаял Тони и ринулся к трибуне, как преследующая зайца собака.

— Я хочу вернуться к проблемным пациентам. Доктор Бауман, не говорили ли вы своей подружке, когда восьмого сентября 2005 года катили на красном «порше» к дому Стэнхоупов, что не выносите подобных людей и считаете, что неврастеники ничем не лучше симулянтов?

В зале повисла пауза, Крэг смотрел на Тони такими глазами, словно они были огнестрельным оружием.

— Доктор, — продолжал Тони, — неужели вы проглотили язык, как говаривали наши учителя в начальной школе?

— Не помню.

— Не помните? — с преувеличенным недоумением спросил Тони. — Умоляю, доктор, это слишком простое объяснение — особенно для человека, который в силу своего образования должен запоминать малейшие детали. Мисс Раттнер сказала, что помнит это прекрасно. Возможно, вы припомните, что в тот вечер, когда вам вручили извещение о судебном иске, вы заявили, что ненавидите Пейшенс Стэнхоуп и что ее смерть является благом для всех? — Тони вопросительно вскинул брови и наклонился вперед через край трибуны.

— Да, я говорил нечто подобное, — неохотно признался Крэг. — Я тогда очень расстроился.

— Конечно, вы были расстроены, — подхватил Тони. — Вы были просто вне себя от ярости из-за того, что кто-то, вроде моего убитого горем клиента, выразил сомнение в том, что ваши суждения отвечают высоким медицинским стандартам.

— Протестую! — воскликнул Рэндольф. — Бездоказательно!

— Протест принят, — сказал судья Дейвидсон, обжигая взглядом Тони.

— На нас произвело сильное впечатление ваше повествование о том, как вы пробивали путь от нищеты к богатству, — презрительно произнес Тони. — Ваши пациенты в течение многих лет обеспечивали вам теперешний стиль жизни. Какова рыночная цена вашего дома?

— Протестую, — бросил Рэндольф. — Не имеет отношения к делу.

— Ваша честь, — жалобно сказал Тони. — Защитник показал, какие страдания пережил ответчик ради того, чтобы стать врачом. И присяжные имеют полное право знать, какое материальное вознаграждение получил он за эти страдания.

Судья Дейвидсон немного подумал, а затем сказал:

— Протест отклоняется. Свидетель может отвечать на поставленный вопрос.