— Концерт мы определенно пропустили, — сказал он, глядя вдаль сквозь ветровое стекло.

— Это мягко говоря, — откликнулась Леона. — Уже одиннадцатый час. Что будем делать?

Крэг не имел ни малейшего представления на этот счет. Он знал, что ему следует позвонить Джордану, и стремился оттянуть этот момент.

— Доктору, наверное, очень тяжело терять пациента, — заметила Леона.

— Иногда гораздо тяжелее иметь дело с теми, кто остался жив, — ответил Крэг, не зная, сколь пророческими могут оказаться эти слова.

Доктор Джек Стэплтон опять задержался на работе. Чет Макговерн ушел ровно в четыре часа, рванув в роскошный, расположенный в центральном Манхэттене фитнес-центр. Он не раз убеждал Джека вступить в клуб, соблазняя рассказами о сексапильных красотках в обтягивающих костюмах. Но Джек отнекивался, говоря, что в любом виде спорта предпочитает быть не зрителем, а участником. Джека очень удивляло, что Чет всегда хохотал над этой избитой шуткой.

Ровно в пять часов вечера доктор Лори Монтгомери (коллега и подруга Джека) просунула голову в полуоткрытую дверь и сообщила, что отправляется домой, чтобы принять душ и переодеться для романтического рандеву с Джеком в их любимом ресторане «Элиос». Лори посоветовала ему тоже освежиться, но Джек сказал, что встретится с ней прямо в ресторане, объяснив свое нежелание принимать душ загруженностью на работе. В отличие от Чета Лори не испытывала ни малейшего желания изменить его менталитет. Джек так редко отваживался на какие-либо телодвижения в будничные вечера, что она предпочитала отступать. И была награждена сегодняшней инициативой — вечерним походом в ресторан. Все его обычные вечера сводились к смертельно опасному рывку домой на горном велосипеде, изматывающей игре на близлежащей баскетбольной площадке и к забегаловке на Коламбус-авеню, где он перекусывал перед сном.

Говоря, что у него много работы, Джек слегка покривил душой. У него оставалось совсем немного незавершенных вскрытий. Он заставлял себя работать только потому, что пытался подавить волнение, связанное с его тайными планами на этот вечер. Но занять мозг чем-то иным почему-то не получалось. В течение четырнадцати лет лучшим бальзамом и спасением для него была работа и изнурительная физическая активность, и вот наступает время, когда он будет вынужден отказаться от своих привычек. Работа, которую он себе сейчас придумывал, была ему совсем не интересна. Его мысли начинали блуждать в запретной территории, и он опасался, что может отказаться от вечернего сюрприза. Именно в этот момент ожил его сотовый телефон. Он посмотрел на часы. До рокового момента оставалось чуть меньше часа. Джек почувствовал, как заколотилось его сердце. Телефонный звонок в такой момент был, вне сомнения, дурным предзнаменованием. Он скорее всего возвещал о том, что на противоположном конце линии находится человек, способный обратить в прах все его вечерние планы.

Сняв телефон с ремня, Джек посмотрел на дисплей. Звонил, как он и опасался, Аллен Айзенберг. Аллен был прозектором в одной из больниц, а в офисе судмедэкспертизы подрабатывал во внеурочное время, когда криминалисты считали, что требуется присутствие медика. Если проблема оказывалась слишком сложной для молодого патологоанатома, то в дело вступал дежурный эксперт. Этим вечером таковым был Джек.

— Простите, что беспокою вас, доктор Стэплтон, — произнес Аллен скрипучим голосом.

— В чем дело?

— Самоубийство, сэр.

— Ну и что из этого следует? Неужели ваши парни не могут справиться самостоятельно?

Джек плохо знал Аллена, но зато был прекрасно знаком с дежурившим Стивом Марриотом. Стив был опытным криминалистом.

— Это резонансное дело, сэр. Покойная была женой или подругой иранского дипломата. Он на всех кричит и грозится связаться с иранским послом. Мистер Марриот попросил ему помочь, но кажется, что для меня это слишком сложно.

Джек не ответил. Случилось неизбежное. Ему придется побывать в том месте. Такие дела неизбежно влекут за собой политические осложнения. И это была та сторона его профессии, которую Джек терпеть не мог. И успеет ли он к восьми вечера в ресторан, если сейчас отправится на место самоубийства? Его тревога усиливалась.

— Вы еще на линии, доктор Стэплтон?

— Да, во время последней проверки я все еще был на связи.

— Простите, доктор Стэплтон. Я подумал, что нас могли прервать, — сказал Аллен. — На всякий случай сообщаю адрес: квартира пятьдесят четыре D в башнях ООН на Сорок седьмой улице.

— Надеюсь, к телу не прикасались? — спросил Джек, надевая коричневый вельветовый пиджак. Он машинально прикоснулся к квадратному предмету в кармане.

— Во всяком случае, ни я, ни криминалист этого не делали.

— А полиция? — поинтересовался Джек, шагая по пустынному коридору к лифту.

— Я не спрашивал, но думаю, они ничего не трогали.

— А муж или… как его там… друг?

— Вы сможете узнать это у полицейских. Детектив стоит рядом, и он хочет с вами поговорить.

— Давайте его сюда.

— Эй, приятель! — Голос был таким громким, что Джек отвел трубку от уха. — Тащи сюда свою задницу!

Джек узнал голос. Это был его старый друг Лу Солдано, детектив из отдела расследования убийств департамента полиции Нью-Йорка. Дружили они лет десять, почти столько же, сколько он знал Лори. Собственно, Лори их и познакомила.

— Я мог и догадаться, что за всем этим стоишь ты! — простонал Джек. — Надеюсь, ты не забыл, что мы должны встретиться в восемь? И не рядом струпом, а в прекрасном ресторане.

— Я, как тебе хорошо известно, не планирую появление жмуриков. Это случается тогда, когда случается.

— Но как ты оказался здесь? Может быть, вы считаете, что это не самоубийство?

— Ничего подобного! Все нормально, это самоубийство, а торчу я здесь по личной просьбе нашего обожаемого капитана. Учитывая характер вовлеченных сторон и то, какую кучу дерьма они могут на нас вывалить, старик попросил меня сделать все, чтобы этого не случилось. Ну так ты едешь?

— Уже в пути. Скажи, тело трогали?

— Только не мы.

— Кто там так орет?

— Дипломат, естественно. Либо муж усопшей, либо ее дружок. Это нам еще предстоит выяснить. Парень потрясен, но уж очень горласт. Так что еще больше ценишь тех, кто страдает молча. Он орет на нас с того момента, как мы вошли. Пытается командовать нами так, словно он Наполеон.

— И что ему не нравится?

— Он требует, чтобы мы прикрыли голое тело этой женщины. Она совсем голая. Он чертовски разозлился, когда мы сказали, что не прикроем до тех пор, пока вы, парни, не закончите свою работу.

— Постой! Что, женщина обнажена?

— Голая, как ощипанная сойка. Даже волос на лобке нет. Все гладкое как колено, что говорит…

— Лу! — оборвал его Джек. — Это не самоубийство!

— Что? — спросил Лу таким тоном, словно не поверил своим ушам. — Ты хочешь сказать, что это убийство, даже не взглянув на место преступления?

— Место преступления я еще увижу. Но ты прав: я говорю тебе, что это не самоубийство. Предсмертная записка нашлась?

— Предположительно да. Но она на фарси. Поэтому не знаю, что там написано. Дипломат говорит, что это прощальная записка.

— Это не самоубийство, Лу, — повторил Джек. Подошел лифт. Джек зашел в кабину и, придержав двери, чтобы не терять связи с Лу, продолжил: — Готов поставить пятерку. Я никогда не слышал, чтобы женщина совершала самоубийство в голом виде. Подобное никогда не случается.

— Шутишь!

— Ни в коем случае. Дело в том, что женщины, совершая самоубийство, всегда думают о том, как они будут выглядеть, когда найдут их тело. Поэтому начинай действовать и вызывай своих ребят. И ты, естественно, знаешь, что этот горластый дипломат — не важно, муж или друг — является главным подозреваемым. Не позволяй ему сбежать в иранское представительство. Если он смоется, ты его скорее всего никогда больше не увидишь.