Леона вошла в зал и решительно двинулась по центральному проходу. Видимо, по совету Тони, она была в строгом темно-синем брючном костюме и в белой блузке с высокой стойкой. Единственным намеком на ее обычный стиль были босоножки на высоких шпильках, делавших ее походку слегка вихляющей.

Хотя ее одежда была скромной, Джек сразу понял, что влекло Крэга к этой девице. В чертах ее лица не было ничего особенного. Весьма обычными выглядели и ее соломенного цвета волосы, темные корни которых говорили о краске. Но у нее была безукоризненная, словно излучающая свет кожа и откровенная, притягательная сексуальность молодого тела.

Леона несла себя, самоуверенно поглядывая на зрителей, как актриса на сцене, и явно этим наслаждаясь.

Джек покосился на сестру. Та сидела с каменным лицом и плотно сжатыми губами. Было видно, что она собрала всю волю, чтобы достойно встретить неизбежное. Джек подумал, что, заранее прочитав предварительные показания девицы, Алексис легче перенесет ее появление на свидетельском месте.

Леона подняла правую руку, и секретарь суда привел ее к присяге.

— Клянетесь ли вы говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?

— Клянусь, — ответила Леона немного в нос. Она, скромно потупившись, взглянула на судью сквозь тяжелые от туши ресницы.

Тони неторопливо поднялся на трибуну и привел в порядок свои заметки. Затем он привычно поставил одну ногу на невысокий медный барьер и приступил к допросу. Первым делом он попросил рассказать биографию: где родилась, где окончила школу и где в настоящее время живет. Затем Тони спросил, давно ли она работает в офисе доктора Баумана и какие вечерние курсы посещала трижды в неделю.

Пока Леона отвечала, Джек присмотрелся к ней более пристально. Он обратил внимание, что у нее был такой же выговор, как у Тони. У них была скорее бруклинская, а не бостонская манера речи. Джек также увидел в ней те черты характера, о которых говорил Крэг, — упрямство, нетерпимость и вздорность. Ему еще предстояло познакомиться с ее наглостью.

— Теперь перейдем к вашим отношениям с вашим боссом доктором Крэгом Бауманом, — сказал Тони.

— Протестую, — заявил Рэндольф. — К делу отношение не имеет.

— Советники, прошу подойти ко мне!

Рэндольф повиновался немедленно. Тони, дав знак Леоне оставаться на месте, последовал за ним.

Грозя Тони зажатыми в ладони очками, как хозяин грозит своему псу свернутой газетой, судья Джексон сказал с раздражением:

— Если это специально подстроенный трюк, то берегитесь. Я не уверен, что вся эта чушь уместна для данного процесса.

— Абсолютно уместна. Мисс Раттнер докажет, что доктор Бауман не хотел встречать Пейшенс Стэнхоуп в больнице из-за своих отношений с ней и их совместных планов на вечер.

— Хорошо. Я буду держать вас на длинном поводке, и нам остается надеяться, что вы на нем не удавитесь. Я допущу свидетельства, связанные с личной жизнью, по причинам, о которых я упоминал ранее, — их доказательная сила превосходит опасность предвзятости. — Махнув очками в сторону Рэндольфа, судья Дейвидсон продолжал: — Что касается защиты, то в ходе перекрестного допроса я предоставлю ей полную свободу, которую мистер Фазано обязуется уважать. А теперь я хочу, чтобы дело наконец сдвинулось. Знайте, вы оба, что эти перерывы меня безумно раздражают. Вам все ясно?

— Да, ваша честь, — в унисон откликнулись оба адвоката и разошлись по своим местам.

— Протест отклоняется, — сказал судья Дейвидсон, обращаясь главным образом к судебному протоколисту. — Продолжайте, мистер Фазано.

— Мисс Раттнер, — произнес Тони, — не могли бы вы рассказать нам о ваших отношениях с доктором Бауманом?

— Могу. Вначале я ничем не отличалась от его других служащих, но примерно год назад доктор Бауман положил на меня глаз. Вы догадываетесь, что я хочу сказать?

— Думаю, что догадываюсь, — ответил Тони. — Продолжайте.

— Поначалу мне было неловко и все такое. Я знала, что у него есть жена и дети. Но как-то вечером, когда я задержалась на работе, разбирая истории болезней, он пришел в регистратуру и завел со мной разговор. Ну а потом мы стали встречаться. Считаю, что в этом не было ничего плохого, так как он ушел из дому и купил квартиру в Бостоне.

— Это были платонические отношения?

— Нет! В постели он был тигром. Как-то по окончании рабочего дня мы занимались этим делом даже на смотровом столе. Он сказал, что его жена терпеть не может секс и, кроме того, сильно растолстела после рождения детей. Он просто умирал от желания, поэтому я пошла ему навстречу. И что хорошего за это получила?!

— Ваша честь, это уже переходит все границы… — вскочил Рэндольф, теряя невозмутимость.

— Сядьте, мистер Бингем! — Судья Дейвидсон посмотрел на Тони поверх очков. — Мистер Фазано, настало время обосновать уместность подобного рода показаний, и обоснование это должно быть убедительным.

— Конечно, ваша честь, — ответил Тони, подошел к столу истца, выпил воды и, облизнув губы, словно они пересохли, вернулся на трибуну.

Зрители, выражая нетерпение, перешептывались. Пикантные подробности всегда вызывают повышенный интерес.

Джек снова покосился на Алексис. Она сидела все в той же позе с мрачным выражением лица. Но он надеялся, что ее профессиональная подготовка поможет ей, несмотря на всю унизительность создавшегося положения.

— Мисс Раттнер, — продолжал Тони, — вечером восьмого сентября 2005 года вы находились в бостонской квартире доктора Баумана, где в то время жили.

— Да, верно. Я перебралась туда из дыры в Соммервиле, потому что домовладелец был сущим идиотом.

Судья Дейвидсон, наклонившись в сторону Леоны, произнес:

— Свидетель должен ограничиваться ответами на вопросы и воздерживаться от спонтанных монологов.

— Хорошо, ваша честь, — смиренно ответила Леона, хлопая ресницами.

— Не могли бы вы рассказать, что вы и доктор Бауман делали в тот вечер?

— Мы планировали поехать в филармонию на какой-то концерт. У Крэга… я хочу сказать, у доктора Баумана был в то время бзик. Он ходил на разные выставки, в театры. Компенсировал, в общем, пропущенное вовремя учебы. Он тогда купил мне потрясающее розовое платье вот с таким вырезом, — очертила она пальцем линию где-то между грудью и животом. — Мы оба с нетерпением ждали этого вечера. И в филармонии нужно было появиться вовремя. У доктора Баумана был сезонный абонемент, и наши места находились в первых рядах. Мы как бы находились на сцене, и он хотел, чтобы я выглядела сексуально.

— Создается впечатление, что доктор Бауман хвастался вами.

— Похоже на то, — согласилась Леона. — А я была не против. Та еще потеха.

— Но чтобы произвести впечатление, вам следовало приехать даже чуть раньше.

— Точно! Если опоздаешь, то, чтобы занять места, приходится ждать перерыва. А это совсем другое.

— Что произошло восьмого сентября 2005 года?

— Мы готовились к выходу, как вдруг зазвонил телефон доктора Баумана.

— Полагаю, что это звонил Джордан Стэнхоуп, — сказал Тони.

— Точно. И это означало, что вечер пропал, так как доктор Бауман сказал, что должен ехать к пациентке.

— Вы остались дома, когда доктор Бауман отправился по вызову?

— Нет. Доктор Бауман позвал меня с собой. Он сказал, что, если тревога окажется ложной, мы сможем от Стэнхоупов прямиком отправиться на концерт. Доктор Бауман сказал, что оттуда недалеко до концертного зала.

— Ближе, чем от Мемориальной больницы Ньютона?

— Протестую, — сказал Рэндольф. — Вопрос не имеет основания. Свидетель не упоминал о Мемориальной больнице Ньютона.

— Протест удовлетворен, — устало произнес судья Дейвидсон. — Присяжным следует игнорировать вопрос советника.

— Высказывал ли доктор Бауман по пути свое мнение о состоянии Пейшенс Стэнхоуп? — сказал нараспев Тони и облизнул губы. Не было ли у него такого чувства, что вызов может быть ложной тревогой?

— Протестую! — воскликнул Рэндольф. — Показания с чужих слов.