– Я люблю тебя, Сирина… Я люблю тебя.

Это было правдой, он и любил, и желал ее с такой силой, с какой до этого момента не желал ни одной женщины. Забыв, что она сказала на пороге, подхватил ее на руки и уложил на кровать, начал медленно ее раздевать. Она не сопротивлялась, ее руки блуждали по его телу, поглаживая, задерживаясь, снова приходя в движение, пока он не ощутил такого мощного взрыва собственного желания, что больше не мог сдерживать себя.

– Сирина, – хрипло прошептал он, – я хочу тебя, моя любимая… я хочу тебя…

Однако в его словах звучал и вопрос. Он всматривался в ее лицо, в ее глаза, и она кивнула. Он снял с нее оставшуюся одежду, и она предстала перед ним совершенно обнаженная. Он быстро разделся и лег рядом с ней, крепко прижавшись всем телом. Затем – сначала очень медленно, потом со все большей силой – он стал проникать в нее, понемногу все глубже и глубже, пока она не вскрикнула от боли, тогда он быстро ринулся вперед, зная, что это следует сделать резко, сразу же. Затем первая боль ушла, и она прильнула к нему, а он начал ласкать ее, обучая чудесам любви. Они занимались любовью до тех пор, пока внезапная страсть не выгнула ее дугой и она не издала крика, в котором, однако, не было боли. После этого и он дал себе волю и ощутил, как раскаленное золото потекло по его венам и он, казалось, воспарил по усыпанному драгоценными камнями небу. Вот так, тесно прижавшись друг к другу, они унеслись от реальности, как им казалось, навечно. Придя в себя, он увидел, что она лежит в его объятиях, прекрасная, как разноцветная бабочка, расправившая крылья у него на ладонях.

– Я люблю тебя, Сирина.

С каждым уносившимся в прошлое мгновением эти слова приобретали новое, более глубокое значение. На этот раз с улыбкой женщины она повернулась к нему, поцеловала, нежно заключив в кольцо своих рук. Казалось, прошло много часов, прежде чем он нашел в себе силы отстраниться от нее и, приподнявшись на локте, с улыбкой на лице любоваться этой невероятной золотой смесью женщины и ребенка.

– Привет, – проговорил он так, словно только что встретил ее. Она посмотрела на него и рассмеялась. Она смеялась над выражением его лица, над только что произнесенным им словом, над призраками, которых они оба отогнали в сторону, не грубо, но решительно. Она лежала в кровати, некогда принадлежавшей ее матери, смотрела вверх на полог из голубого атласа, напоминавший небо.

– Красиво, правда?

Он поднял глаза вверх на атласные драпировки, затем повернулся к ней и вновь улыбнулся. Сирина неожиданно рассмеялась, и этот смех придал ей вид таинственного ребенка.

– Да. – Она поцеловала его в кончик носа. – Тут всегда было красиво.

– Что? – спросил он недоуменно.

– Эта кровать, эта комната…

Он нежно улыбнулся, глядя на нее.

– Ты часто приходила сюда с Марчеллой?

Фуллертон задал этот вопрос так простодушно, что Сирина не смогла удержаться и рассмеялась. Теперь она должна рассказать ему. Она обязана. Дружественные духи тайно обвенчали их в саду и соединили на материнском ложе. Пришло время рассказать ему правду.

– Я не приходила сюда с Марчеллой. – Она на мгновение коснулась его руки, стараясь подыскать нужные слова. Затем, глядя прямо в его глаза, сказала: – Я жила здесь, майор.

– Не кажется ли тебе, что теперь ты могла бы звать меня Брэд? Неужели я прошу слишком многого?

Он склонился над ней и нежно поцеловал. Сирина улыбнулась в ответ и чуть отстранилась.

– Хорошо, Брэд.

– Что значит – ты жила здесь? С Марчеллой и своей родней? Вся твоя семья работала здесь?

Отрицательно покачав головой, она с серьезным выражением на лице уселась на кровати, обернув вокруг себя простыню, и крепко сжала руку возлюбленного.

– Эта комната была спальней моей матери, Брэд. А твой кабинет – моей комнатой. Вот почему, – голос ее звучал так тихо, что он едва различал слова, – вот почему я пришла туда в тот вечер…

Ее глаза не отрывались от его глаз, он в полном изумлении смотрел на нее.

– О господи! Так кто же ты?!

Сирина молчала.

– Значит, ты не племянница Марчеллы? – Он давно подозревал это.

– Нет.

Последовала еще одна пауза, затем Сирина глубоко вздохнула, выпорхнула из кровати и присела перед ним в глубоком церемониальном реверансе.

– Я имею честь быть принцессой Сириной Александрой Грациеллой ди Сан-Тибальдо…

Теперь она стояла перед ним во всей своей необыкновенной красоте, совершенно обнаженная, посреди спальни своей матери, а Брэд Фуллертон в изумлении не сводил с нее глаз.

– Ты… кто?

Однако он все прекрасно расслышал. Когда она начала повторять сказанное, он быстро поднял руку и внезапно засмеялся. Значит, вот кто она такая, эта итальянская «служанка», которую он так стремился соблазнить, вот она какая «племянница» Марчеллы! Все это казалось ему замечательным, совершенно невероятным и восхитительно сумасшедшим настолько, что он никак не смог успокоиться и перестать смеяться, глядя на Сирину. Она тоже рассмеялась, заразившись его смехом. Когда она наконец вновь оказалась в его объятиях, он стал серьезным.

– До чего же странная у тебя жизнь, дорогая… Живешь здесь, работаешь на армию… – Внезапно он вспомнил, какой работой ей пришлось заниматься в последний месяц, и жизнь ее более не казалась ему смешной. На самом деле она казалась ужасно жестокой. – Как же, черт подери, такое могло случиться?

И она рассказала ему все… Как Серджио предал ее отца, о смерти родителей, о времени, проведенном в Венеции, о бегстве в Штаты, о своем возвращении. Она рассказала ему всю правду. Правду о том, что у нее ничего не было, что теперь у нее не осталось никого, кроме старой служанки, работающей во дворце. Что у нее нет ни денег, ни собственности, за исключением прошлого, предков и имени.

– У тебя есть нечто гораздо большее, чем все это, любимая. – Он нежно посмотрел на нее, лежавшую рядом с ним. – Ты обладаешь волшебным даром, особой грацией, которой наделены очень немногие люди. Где бы ты ни оказалась, Сирина, этот дар сослужит тебе большую службу. Ты всегда будешь выделяться на фоне других. Ты необыкновенная. Марчелла совершенно права. Ты самая что ни на есть настоящая принцесса… Принцесса…

Теперь ему стала понятна окружавшая ее магия. Она принцесса… его принцесса… его королева. Он посмотрел на нее с такой нежностью, что от его взгляда у нее на глаза навернулись слезы.

– За что ты любишь меня, майор?

Задавая этот вопрос, она показалась удивительно повзрослевшей, мудрой и печальной.

– Охочусь за твоими деньгами, – усмехнувшись, ответил тот.

Он сейчас выглядел гораздо моложе своих лет.

– Так я и думала. Полагаешь, у меня их достаточно? – улыбнулась она, глядя ему в глаза.

– Сколько их у тебя?

– Около двадцати двух долларов после последней получки.

– Отлично. Я их забираю. Как раз то, что мне нужно. Но сначала…

И он начал нежно целовать высокую грудь своей принцессы. Он целовал ее до тех пор, пока Сирина не застонала сладко и они вновь не предались любовным утехам. Насытившись, он крепко прижал ее к себе и долго молчал, раздумывая, через какие испытания ей пришлось пройти в своей жизни только для того, чтобы вернуться домой, вернуться в свой дворец, где, слава богу, он отыскал ее. И теперь он никогда ее не отпустит. Неожиданно взгляд скользнул по фотографии в серебряной рамке, стоявшей на туалетном столике рядом с кроватью. Сирина, почувствовав, куда он смотрит, тоже повернулась посмотреть на Пэтти, улыбавшейся им обоим с фотографии. Она ничего не сказала, но посмотрела прямо в глаза Брэду. В них застыл немой вопрос. Он тихо вздохнул и покачал головой.

– Не знаю, Сирина. Пока что я не знаю ответа на этот вопрос.

Она понимающе кивнула. Внезапно ее охватило беспокойство. Что будет, если она его потеряет? И в то же время она понимала, что это неминуемо. Та, другая женщина была частью его мира, тогда как Сирина к нему не принадлежала и, вероятно, никогда не будет принадлежать.