– Болотный дед, – шепнул Горбунок Владимиру. – Пропали наши головушки.

– Гой еси, добры молодцы. Далеко ли путь держите? – как-то недобро ласково спросил старик.

– Дорога наша лежит в царство Кощея. А едем мы к нему заколдованную царевну выручать, – с поклоном ответил Иван-царевич.

– Жаль мне вас, молодцы, и царевну жаль, да что поделаешь. Не видать вам царства Кощеева. Кто в болото попал, тот навеки пропал, – болотный дед противно захихикал, оглаживая бороду. – А вот тебя, молодец, я что-то не признаю, – обратился он к Владимиру. – Об Ивашке наслышан, длинноухого каждая жаба знает, а ты какого рода будешь?

Владимир задумался. Как объяснить, откуда он сюда попал? И сказал первое, что пришло в голову:

– Волшебник я. Прибыл к вам из-за моря-океана, поглядеть на ваше житье-бытье, себя показать.

– Гляди-ка, – поразился болотный дед. – Аж из самого заморя-окияна. Себя показать. Ну так покажи, коль за тем прибыл. Потешишь душу – живьем отпущу.

У Владимира уже возник план. Ну, не то, чтобы план, а так… Конечно, в обычном мире… А здесь сказочный… И, может быть, одно-единственное желание…

– Горбуночек, миленький, верни мне мою одежду, – прошептал Владимир.

– Что это вы там шепчетесь? – подозрительно осведомился дед. – Коль удрать задумали – сей же час русалки защекотят.

– Нет-нет, – поспешно сказал Владимир. – Мне для колдовства кое-что надо.

– Ну, тогда ладно. Вот только торопись, скоро солнце взойдет, а я страсть как его не люблю, так что поспешай – не то в трясину.

Горбунок тем временем подставил ухо, и Владимир осторожно, чтобы не повторить предыдущей ошибки, ткнулся в него. Убедившись, что на нем прежняя одежда, он сунул руку в карман, вытащил коробок и чиркнул спичкой.

– Ишь, чудо заморское, – восхитился дед. – А вот одежа твоя… тьфу. Ну-кась, повтори, а не то – в трясину.

– Ну что ты заладил – в трясину, в трясину… Сейчас.

При недолгом свете спички Владимир успел заметить то, что и надеялся увидеть, – что из-под пня выбиваются пузырьки газа и, не мешкая, бросил горящую спичку на лопающиеся пузырьки. И его одно-единственное желание исполнилось – сказка все-таки, – пень, начиненный метаном, окутался поначалу снизу паром, из которого вырвался вдруг яркий сноп огня. Болотный дед, вцепившись в него, со свистом, пронзительным воем и выпученными глазами унесся куда-то ввысь, а глазевшая на «колдуна» нечисть с визгом бросилась наутек…

…Как они вновь оказались на дороге, про то неведомо. Перед ними стоял маленький человечек в обычной крестьянской одежке с всклокоченными волосами и бородой, усыпанной репьями.

– Клубочек ваш я не отдам, – произнес он ласковым голосом. – Но и без подарка не отпущу. Попадете в беду – пригодится. К Кощею же прямо по этой дороге и попадете.

Сказал, и не стало его. С глаз пропал, а у Владимира в руках оказалась небольшая деревянная шкатулка.

– Кто это был? – обратился Владимир к всезнающему Коньку.

– Колдун какой-то местный, – буркнул Конек. – Ты подарок-от его подале убери, не открывай пока. Не ровен час, случится что…

– А как ты узнал, что колдун?

– Чего тут узнавать-то? Ты лапти его видел? Правый на левую ногу обут, а левый – на правую.

– Так может он того… – Владимир замялся, подбирая нужное слово. – Подгулял…

– Да где там подгулял! – неожиданно встрял Иван-царевич. – У него и глаза разного цвета: один синий, другой зеленый.

– А чего ж вы с ним? То есть, я хотел сказать, чего ж вы ему клубочек отдали?

– Была охота копыта бить, – поморщился Конек. – Попадется какой-нибудь нестандартный – наплачешься. Дорогу узлом завяжет.

– Как так? – не понял Владимир.

– А вот так, – опять вмешался царевич. – В прошлом годе это случилось. Как раз на свадьбу побратима моего, Ивана коровьего сына. Зимой. Я тогда дружкой жениха был. Тогда свадебный поезд аккурат при въезде в село у крайней хаты остановился. Потому – колдуна как-то впопыхах пригласить забыли. Вот он и осерчал. Крепко встали, ни тпру, ни ну. Ни тебе отъехать, ни объехать. А мороз, правду сказать, завернул – птица на лету замерзает. И, что обидно, вот она, хата колдунова, шагов двадцать, да и хозяин, по всему видно, дома – огонь в окошках, дым из трубы… Тут мужики и осерчали шибко. Сейчас мы, говорят, живо его обратаем, самому бока намнем, а сруб по бревнышку раскатаем… Ну, на худой случай забор повалим, что ли… Замерзли. Пошли они, а мы смотрим: шагов пять до ворот осталось, а они свернули – да в обход, вдоль забора. Обошли дом, глядят на нас, а мы – на них. Ничего понять не можем. Вдругорядь – то же самое. Тут уж почти все, кто в санях сидели, не удержались… Часа два вокруг бродили… Вот ведь что учудил – рядом дом, а не войдешь…

– Кончилось-то чем? – нетерпеливо перебил Конек.

– Чем, чем… Постояли, покричали. Повинились… Замирились, в общем, с хозяином, он и отворил проезд. Пирогов ему дали, сбитня, того-сего… Да только замерзло все, в камень обратилось… Я же говорю – мороз…

Уже рассвело, когда наши путешественники выбрались из леса. Дорогу им преградила широкая река. На небольшом мостке сидел, опустив хвост в воду, большой задумчивый волк и мечтательно созерцал облака. Владимир и Иван подъехали ближе.

– Что, приятель, рыбу ловишь? – улыбнулся Владимир.

Вместо ответа волк резко выдернул хвост из воды. На солнце блеснула чешуей небольшая плотвичка, которую серый мгновенно подхватил на лету и проглотил.

Владимир едва не упал с Конька от удивления.

– Как… так…

– А вот так, – волк победоносно взглянул на него. – Патрикеевна, спасибо ей, надоумила.

И серый поболтал хвостом, отчего по воде пошли пузырьки и круги.

– Вот зимой плохо. Рыба, вишь, все больше по дну ходит, хвост не достает. Опять же холодно. Да и мужики от проруби гоняют…

Волк не докончил. Взвыв, он вскочил и пулей бросился в лес. На хвосте у него висел крупный рак.

Из реки выглянул довольный своей проделкой водяной – кочка, густо покрытая тиной, нос картошкой, толстые, словно пиявки, губы, глаза что раковины-перловицы. И странная отметина на голове.

– Ишь повадился, браконьер серый. Ужо гляди у меня… Сказано тебе – в нерест на два крючка, в остальное время – на десять. И больше чего – ни-ни… Совсем озверел, – пояснил он нашим путешественникам. – Мало того, что снастью неразрешенной ловит, так еще приловчился хвост об траву натирать. Анисовую. Так, говорит, лучше клюет. А зимой, покуда я спал, мешок налимов в проруби наловил. Ну, там где бабы белье стирают. Наловил, и у мужиков на горилку сменял. Так они с медведем того… Лешего подняли и давай гонять по лесу. Чего он, мол, зверье в карты проигрывает, добычу… А того не понимают, что сезонные миграции способствуют перекрестному опылению, – видимо процитировал кого-то водяной, сморщив лоб и пожевав губами, словно пробуя произнесенное на вкус. – Грек тут у нас один завелся. Ехал, понимаешь через реку, и увидел рака. Ишь, какая невидаль – рак! Ну и полез. А там омут, сажен пять… Вот и остался у нас. Грамотный больно, заел всех. Уж я и так, и этак пытался от него избавиться, чего только ни делал, кому только ни предлагал – отказываются… Может… – И он с надеждой глянул на отведших глаза в сторону путешественников. И тут же, погладив шрам на голове, неожиданно заорал на Ивана-царевича: – Ты б стрелять научился, прежде чем лук в руки брать! Не видишь, где река, а где болото! Утоплю в следующий раз!.. – И скрылся под водой.

– А я что? Я ничего… – сконфуженно пробормотал Иван. – И вообще, это не я был… А так, другой Иван… Какой-то… Вовсе мне и незнакомый…

Конек задумался.

– Речка эта Смородиной зовется. И мост на ней один, да и тот Калиновый. Хоть неподалеку, а все не то – змеи живут там, чего доброго, съедят.

– Так ведь он сам ведун, – встрял Иван, кивнув на Владимира.

– И то верно! – Горбунок разом встряхнулся и вихрем помчался по берегу.