И они ушли. Скрылись в темноте. А Луис-Жан и Клаус остались у костра. Посидели недолго в молчании, стараясь не смотреть друг на друга. Потом Клаус, пробормотав что-то неразборчиво, отправился в свой шатёр. Луис-Жан остался сидеть у костра, ожидая товарищей. Незаметно для себя он задремал. Разбудил его громкий шум, поднявшийся в лагере.

Молодой рыцарь разлепил глаза и вскочил, сжимая в руке кинжал. Уже начало светать, между погашенных костров метались вооружённые люди, звучали встревоженные голоса.

– Что? Что случилось?.. – Он схватил за руку пробегавшего мимо пожилого солдата. – На нас напали?

– Вроде бы нет, – замялся тот. – Не знаю, господин рыцарь!

– А чего же тогда такой шум?

– Не знаю… Все бегут, и я бегу.

Луис-Жан отпустил его и отправился искать своё «копьё». [4]

Причиной для поднявшегося переполоха, как оказалось, послужило возвращение отправившихся на вылазку. Алексиос Демойв, Квентин Маркон, Джизбелло Марко и Винсент Бийк вернулись из вражеского стана на трофейных конях и с повозкой, доверху нагруженной каким-то добром. Их по пятам преследовали вражеские всадники, но рыцари успели достичь границы лагеря, а лучники отогнали преследователей.

В повозке же, помимо разнообразного хлама, оказался внушительный бочонок вина, несколько мечей, три вражеских знамени и даже связанный рыцарь. Да не просто рыцарь, а сам граф де Монж – главнокомандующий вражеской армией, на свою беду подвернувшийся под руку пьяным бургундским воинам.

Несмотря на давешние пророчества Клауса де Брига, герцог Карл высоко оценил подвиг молодых людей, объявил их героями и щедро наградил…

Что по-настоящему вызывало досаду – сбои. Иногда восприятие вело себя странно. Её связь с носителями, что отыскивались в непосредственной близости от наблюдаемых, не то чтобы прерывалась… Она искажалась, как будто вмешивался некий посторонний мощный источник, генерирующий свою «волну». Когда такое происходило, всё плыло. Картина мира подрагивала, двоилась, словно некие высшие силы хватали и трясли, трясли её. Помеха не была фатальной, но коробила, раздражала, как сломанный ноготь, цепляющийся за всё что ни попадя.

Бывали минуты, когда необъяснимое наложение настолько застило поле зрения, что связь едва не пропадала. Она даже начала подумывать, что кто-то следит за нею самой. Наблюдение за наблюдателем. Если в реальном мире существует она со своими возможностями, то почему бы где-то ещё не появиться кому-нибудь с уровнем силы, превосходящим многократно?..

Она отогнала эту мысль, и больше не пускала обратно. В таком случае придётся признать, что за ней пристально следят силы, в сущности, божественные, тягаться же с богами – себе дороже. Ей необходимо выполнять задание силы пусть и не высшей, но вполне способной уничтожить её телесное воплощение… Хотя и лестно признавать, что ты удостоилась внимания богов, но лучше об этом даже не думать… Рассудок будет целее.

Думать надо о том, как выполнить. О победе над собственным неумением… До сих пор не научилась она постоянно удерживать отчётливый приём; а шёл уже чуть ли не пятый месяц путешествия по фронтам, позади добрых полтора десятка недель похода. И какого!

Принц и его учитель явно задались целью испытать все «прелести» разнообразных войн. Теперь они коллекционируют их, лихорадочно прыгая по градам, весям и эпохам. По-возможности нигде не задерживаются дольше, чем на несколько суток реального времени. Хотя вначале долго сидели в глухом лесу, усиленно тренировались, крепили дух и тело. Совершали ознакомительные вылазки в разные годы первой половины земного двадцать первого века и вновь возвращались в таёжный бункер. Пройдясь по нескольким годам и отработав некий курс базового обучения, старший зачем-то оставил младшего в одиночестве – отправил того служить в армию, называемую Советской. В ней принц и провёл полных три месяца.

Служба в СА произвела ярчайшее, неизгладимое впечатление на Алексея, он даже несколько изменился внешне. В этой огромной, могучей, но полной необъяснимыми контрастами армии наиболее примечательным было явление, называемое «дедовщина». В зависимости от срока, прошедшего с начала службы, солдат приобретал некий статус, не отражённый в официальном уставе, однако имеющий определяющее значение для условий жизни. Чем меньше пробыл юноша в войсках, тем более бесправным существом он считался. Зато солдаты, которым до демобилизации оставалось несколько месяцев, жили вольготно и сытно – за них всё делали те, кто пробыл здесь меньше. «Срочники» служили в этой армии, собственно, первый цикл, второй скорее отдыхали от тягот и ужасов первого. Сегодня ты раб, завтра ты хозяин раба. Некоторые, правда, до второго цикла службы не доживали, хотя военных действий в эту эпоху не велось. Очень странная армия. Чем угодно занимались её солдаты, но чаще всего делами, с подготовкой к войне ничего общего не имеющими. По-настоящему служили в основном офицеры, и только некоторая часть рядовых и сержантов помогала им крепить оборону.

Алекс вместе со всеми новобранцами принёс присягу на верность той стране и «пахал» (именно это слово употребил один из старослужащих, поучавший однажды принца, как рыть яму «отсюда и до обеда») ровно столько, сколько требовали местные традиции. Как положено, без дураков, оттянул всю начальную ступень. Выполнял все требования, как уставные, так и неуставные. Получал пайку унижений и побоев наравне со всеми. В ночь, следующую после обряда перехода на очередную ступень иерархии, он вызвал в ротную курилку (специальное помещение для проведения одиночных схваток и массовых турниров) наиболее жестокого своего обидчика, «дедушку» Чубарова. Потомства у того парня никогда не будет – уровень медицины тысяча девятьсот восьмидесятого года не настолько высок, чтобы восстанавливать раскромсанные сапёрной лопаткой половые органы. Минуту спустя реальная опасность получить аналогичное увечье нависла над самим принцем. Кореша (ближайшие товарищи) ефрейтора ворвались в курилку, полные решимости расправиться с «оборзевшим молодым».

Наставник появился в момент, критический для дальнейшей жизни Алексея. Точнее, за несколько секунд до того, как младший мог фактически жизни лишиться. Избитый кореш Чубарова, ушами которого она подслушивала разговор, по причине резко ухудшившегося состояния здоровья плохо понял сказанное, но суть слов примерно такова: старший сказал, что принцу рановато расставаться с этим светом. И уж всяко героичнее совершить это на какой-нибудь настоящей войне, а не в драке с безмозглыми одноклеточными.

После этого напарники переместились в будущее десятка на полтора циклов, и без всякого отдыха ринулись в самую гущу военных действий, что разразились в гористой местности, называющейся Чечня. Прибыв, за несколько суток они успели повоевать во многих точках, словно торопились побывать во всех местах одновременно.

Ей не показалось, что на ЭТОЙ настоящей войне расставание с жизнью имеет больший смысл, нежели в грязной, вонючей комнате – соприкосновение с разумами людей, участвующих в этой кампании с обеих сторон, было одним сплошным бредом. Пекло, в которое они превратили ещё недавно цветущий край, врезалось в память и рубануло по ней как раскалённый клинок. Будто осколки воспоминаний детства, вычищенные целителями воспоминания, которых у неё больше нет, вдруг воскресли и взметнулись в памяти от огненного удара…

После интенсивной войны в горах объекты наблюдения одним махом проскочили несколько столетий. Они ушли «вниз», в эпохи, когда судьбу воина решал клинок, а не пуля; туда, где личные качества бойцов ценились дороже, чем суммарная огневая мощь подразделения. По сравнению с чеченской мясорубкой поздне– и раннесредневековые войны поначалу выглядели развлекательными прогулками. После танков, давивших гусеницами живых ещё людей, залпов ракетных установок, сметающих целые селения, и противопехотных мин, искалечивших тысячи детей, женщин и стариков, даже сшибки двух конных лав не впечатляли.