Задрожало всё окрест: подскочили пушинками камни тяжёлые, с деревьев посыпались листья и сухие ветки, птицы в округе поднялись из гнёзд своих в небо. Заржали от страха кони богатырские, трое из них перестали слушаться хозяев и понесли их прочь, но, твёрдыми руками усмирённые, покорились и вернулись на место. Лишь кони Добрыни и ганса остались стоять как вкопанные – сразу видно, не одну битву прошли и верили всадникам своим.
А может быть, зря он так волнуется?..
Рудокур любовался своей питомицей. Взросла Горыня, окрепла, но для него, точно для родителя, она навсегда останется дитём. Так дитя ж ещё и есть, по годам – всего несколько сотен прожила…
Ш-ш-шух-х! – метнулась стрела пудовая и… соскользнув по шейным чешуйчатым пластинам, впилась в ближайшее дерево.
Ага! Знай наших, окрепла уж броня-то!
Воспрял духом Рудокур. И пошла канитель по поляне. Пыль столбом, мечущиеся кони, клацанье челюстей, звон стали, отскакивающей от чешуи, крики команд, поваленные деревья – одним словом, месиво. И в дополнение ко всему, над всем этим вопли Забавы, иногда заглушающие шум схватки.
Ну точно придётся растоптать её, когда всё закончится!
Вопль сей, подобно пению сирен, сводил онта с ума.
– У-у-у-у-у!!! – рёв Горыни хлестнул слух Рудокура.
– Ё-ё-ё-ё!!! – радостный клич богатырей последовал за ним.
Таки нашла стрела Добрыни слабое место на груди гидры, и первые капли густой крови обагрили траву.
Ну, потерпи ещё чуточку, Горынюшка!
Рудокур отчаянно вливал в дерево потоки силы, осталось только ноги оживить, туловище уже послушно шевелилось, как и корявые ветви – руки.
Заржал конь в нескольких саженях от Рудокура. Онт опустил взгляд: рядом стоял и грозно смотрел на него тот самый старший заморский воин.
Ну всё. Приготовления раскрыты… Этот ушлый вояка, видимо, заметил, как буйно шевелятся ствол и крона, и прискакал к нему.
Богатырь сделал вызывающий жест – рукой по горлу, метнул в ствол короткий меч и умчался прочь, туда, где стрелы и ножи норовили пробить тело Горыни. Онт отчаянно попытался схватить его ветвью, но лишь горсть земли зачерпнул за копытами его коня. Нет, не за гидрой человек пришёл сюда – онт ему нужен был! Что ж, тем хуже для него.
– Гони дракона из леса в степь, к реке! – крик богатыря заморского долетел из пылевого облака.
Повинуясь приказу, богатыри налегли на гидру с одной стороны, оттесняя её в нужном направлении.
– А-а-а! – Рудокур неимоверным усилием расколол ствол на две части и выдернул одну ожившую ногу из земли, затем другую. На них свисали порванные коренья с комьями почвы…
Ну, всё, игры кончены, примите смерть свою, воины доблестные.
Онт поднял руки к небу, издал дуплистым туловищем подобие рёва и направил махину своего тела к богатырям.
Те, завидев его, ошалели – все, кроме двух заморских воинов. Эти были явно к встрече готовы. Но минутное замешательство принесло свои плоды – Горыня ловко выхватила из седла дюжего крестьянина. Челюсти обхватили его торс, и орущее тело забилось высоко над землёй, поднятое длинной шеей гидры. Вторая голова смачно вцепилась зубами в ноги богатыря, рванула их в сторону, и полетели окровавленные человечьи конечности на головы прочих воинов. Третья пасть, довершая начатое, раскрылась над головой крестьянина, тот замолчал, чуя конец, и…
– А-а-а! – последний отчаянный вопль пронёсся в небе вместе со свистом его топора.
Тюк! Упала и забилась на длинной шее голова, не поспевшая завершить дело. Угодило лезвие топора в уязвимое место, под основание черепа.
Заревела от боли Горыня и метнула тело крестьянина прочь. Оно упало как раз у ног Рудокура, и было ещё в сознании, когда большая деревянная нога вознеслась над ним.
Чвяк! Чвяк! Чвяк!
Онт растоптал его, не скрывая ярости. Тело лопнуло, будто пузырь, кишки и ошметки внутренностей разлетелись брызгами в стороны.
– Ба-ба-а-ах!!! – раскат грома вновь пронёсся над поляной, затем ещё и ещё… Заморский воин кидал под ноги гидре свои глиняные горшочки, те превращались в клубы дыма и огня… ОГНЯ! НЕТ!!!
Испуганное животное помчалось прочь, валя стволы деревьев, а за ним и люди, гоня Горыню в степь, к реке.
Твари!!!
Рудокур пришёл в бешенство, он не мог так быстро перемещаться, и заковылял к образовавшейся тропе из поваленных деревьев. Звуки погони всё удалялись и удалялись…
Глава восемнадцатая
ВОЕННАЯ ИСТОРИЯ
«Счастливая» [8] праздновала дионисии [9]. Уже второй день.
Мать-истрианка учила Скила, будущего повелителя скифского, своему языку и грамоте, воспитывала сына в эллинском духе. Неудивительно, что испытывал царь склонность к эллинским обычаям. А потому, приезжая в Ольвию, оставлял свиту в предместье, сам же входил в город и приказывал запирать ворота. Затем снимал скифские одежды и облачался во всё эллинское, жил по-эллински и приносил жертвы богам по эллинскому обычаю.
А нынче возымел желание быть посвящённым в таинства Вакха…
Мало ему было богатого дома в граде нечестивых! Он ещё и жену себе завёл из эллинянок, и она родила ему двоих детей. Мальчика и девочку…
Ирида, как обычно, приглядывала за рабами, трудившимися по хозяйству, и ждала своего мужа с вакханалий.[10] Ей самой было не до праздников – носила третьего. Уж до разрешения от бремени оставалось совсем немного, видит Илифия.[11] Не сегодня-завтра могли грянуть роды…
Скил, однако, не спешил домой. Вакхическое безумие поглотило царя, отгородившегося от собственных подданных высокой стеной, возведённой чужеземцами, приплывшими из-за моря, чтобы захватить землю в устье большой реки и построить здесь свой город…
В час Совы постучали в дверцу, проделанную в воротах. Ирида, поддерживая руками живот, сама вышла на стук, отослав рабынь. Если кто стучит в ворота во время дионисий – непременно важное что-то!
За калиткой стояли двое мужчин. Один лет сорока – сорока пяти, благообразный, спокойный. Другой – юноша с серыми смешливыми глазами. Оба – внешности не эллинской, однако и не скифской. Уж соотечественников мужа своего Ирида отличала легко! Хотя и было в этих двоих нечто неуловимо скифское…
– Хайре, хозяйка. Дело у нас к тебе, – степенно провозгласил старший, оглаживая мозолистой рукой окладистую бороду. – Касаемое мужа твоего. Дома ли он?
– Нет, уважаемые. – Ирида приветливо улыбнулась пришедшим. – Празднует вакханалии, как и надлежит всякому эллину…
– О том и речь, уважаемая.
Старший из пришельцев поправил диковинный меч, заткнутый за пояс. Длинный, узкий и кривой. У младшего спутника имелся такой же. Таких клинков Ирида отродясь не видывала. А отец её первейшим был воином в Милете! Оба пришельца похожи на сколотов, но облачены в эллинские одежды и говорят по-гречески без малейшего акцента.
– Проходите в дом! – решила Ирида.
Оба гостя последовали за хозяйкой в андрон. [12]
– Что вас привело ко мне? – полюбопытствовала она, едва рабы поднесли гостям килики [13] с вином.
– Гера, Гестия, хай!
Старший из гостей благочестиво плеснул вином на пол, после чего выпил. Его примеру последовал младший.
– Мы, хозяйка, пришли по поводу деяний твоего мужа, Скила, – сообщил старший, утирая усы. – Его соплеменники узнали о том, что царь следует эллинским обычаям, и замыслили предать его смерти.
– Смерти?! – поразилась Ирида. – За что?!
– Сколоты очень ревностно относятся к своим обычаям, – ответил старший. – Они считают, что твой муж попрал обычаи их предков, и готовы предать его смерти за это.
– Лучше всего ему бежать отсюда на первом же корабле! – впервые подал голос младший из пришельцев, парень лет двадцати, высокий, стройный, широкоплечий.
