— Хорошо, я сама скажу Жаку. Голос Мари показался Питеру каким-то странным, и он с тревогой спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да, конечно. — Как она ни старалась, в ее интонациях отразились и растерянность, и беспокойство, и Питер без труда расслышал их.

— Ладно, Мари, я приеду к тебе через час. Лучше не подходи больше к телефону. Если этот придурок позвонит еще раз, я с ним разберусь.

После этого они обменялись еще несколькими фразами, и Мари положила трубку. Она чувствовала себя виноватой перед Питером за то, что не сказала ему всей правды о звонке Бена Эйвери. Бен не был ни маньяком, ни психопатом — просто он работал на Марион Хидлард, но Мари ни при каких обстоятельствах не хотелось рассказывать Питеру, что именно это расстроило ее больше всего. Ему вовсе незачем было знать, как слаба ее решимость никогда больше не вспоминать Майкла.

Она бы и не вспомнила, если бы Бен не позвонил…

К счастью, в этот день Бен больше не беспокоил ее, и к тому времени, когда вечером они с Питером поехали в итальянский ресторан, Мари почти совсем успокоилась.

Бен позвонил на следующее утро, застав ее буквально в дверях. Мари как раз собиралась отправиться в город, чтобы немного поснимать.

— Доброе утро, мисс Адамсон. Это снова Бен Эйвери.

— Послушайте, мистер Эйвери, мне казалось, что мы с вами еще вчера все выяснили. Ваше предложение меня совершенно не интересует.

— Но вы даже не дали мне сказать… и понятия не имеете, от чего отказываетесь. Почему бы вам не сменить гнев на милость и не пообедать со мной и моей коллегой? Мы могли бы все объяснить подробно, и тогда… В конце концов, встреча со мной ни к чему вас не обязывает, не так ли?

«Быть может, и не обязывает, Бен, но если бы ты только знал, как это больно!..»

— Прошу прощения, мистер Эйвери, но я занята.

Услышав это, Бен, сидевший вместе с Венди в своем номере в отеле, только закатил глаза. Случай безнадежный — вот что это означало. Мисс Адам-сон не только не изменила своего решения, но ни капли не смягчилась, и, судя по всему, той же позиции она собиралась придерживаться и впредь. А Бен никак не мог понять — почему. У него, правда, сложилось такое впечатление, что у молодой фотохудожницы есть какие-то личные счеты… Нет, не с ним, а со всей корпорацией «Коттер-Хиллард», но что это могут быть за счеты, он даже представить себе не мог.

— А как насчет завтра, мисс Адамсон?

— Послушайте, Бен… мистер Эйвери, я не собираюсь встречаться с вами ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Вообще никогда. Ваше предложение меня не интересует, а почему — это уж мое дело. И обсуждать это я не собираюсь ни с кем — ни с вами, ни с вашей, как вы выразились, коллегой. Надеюсь, это ясно?

— К несчастью, да. Абсолютно. И все же мне кажется, что вы совершаете большую ошибку. Профессиональную ошибку. Если бы у вас был агент, он сказал бы вам то же самое.

— К счастью, у меня нет агента, и я могу позволить себе роскошь поступать так, как мне хочется.

— Повторяю, мисс Адамсон, вы совершаете ошибку! Я вам еще позвоню, может быть, к тому времени…

— Это очень любезно с вашей стороны, мистер Эйвери, но на вашем месте я бы не беспокоилась. Все равно я не передумаю.

Стояло морозное февральское утро, и Бен Эйвери, втянув голову в плечи и подняв воротник пальто, бегом преодолел почти всю дорогу от метро до офиса корпорации на Парк-авеню. К вечеру наверняка пойдет снег, думал Бен на бегу. Он просто физически чувствовал приближение снеговых туч, хотя почти по-ночному темное небо оставалось безоблачным и звездным. Часы на фонарном столбе показывали половину восьмого утра, но Бен решил прийти сегодня пораньше, чтобы разобраться со множеством дел, накопившихся за время его командировки в Сан-Франциско.

В Нью-Йорк они с Венди вернулись только вчера, но уже сегодня — а если точнее, то в половине одиннадцатого утра — им предстояло выступить на созванном Марион совещании с отчетом о проделанной работе. Что ж, по крайней мере, у него есть для нее несколько хороших новостей.

Когда, потирая замерзшие уши и нос, Бен вбежал в вестибюль здания, он увидел, что, несмотря на ранний час, здесь собралось уже довольно много людей, и лифты трудились с полной нагрузкой. Деловой мир Нью-Йорка жил гораздо более напряженной жизнью, чем в других крупных городах, и каждый раз, когда Бену случалось возвращаться сюда из командировки, он бывал неприятно поражен этой суетой. Удивляться, впрочем, не приходилось — в Нью-Йорке, этой Мекке делового мира, поклонение золотому тельцу начиналось с самого раннего утра и не прекращалось до позднего вечера.

К счастью, на этаже, где размещалась корпорация «Коттер-Хиллард», еще никого не было, и Бен, идя к своему кабинету по длинному, застланному бежевой ковровой дорожкой и отделанному полированными деревянными панелями коридору, не встретил никого из сослуживцев.

Кабинет, который Марион выделила Бену, когда он согласился поступить на работу в фирму, был, разумеется, намного меньше, чем у Майкла, но так же превосходно обставлен, и Бен чувствовал себя здесь достаточно комфортно. Что ни говори, когда речь шла о престиже корпорации, Марион Хиллард денег не жалела.

Повесив пальто в стенной шкаф, Бен слегка поежился и потер руки, чтобы хоть немного согреться. Он никак не мог привыкнуть к пронизывающим ветрам, холоду и высокой влажности, которые безраздельно властвовали в Нью-Йорке в зимние месяцы. В отдельные дни Бену начинало казаться, что он уже никогда в жизни не согреется, и тогда невольно задавался вопросом, какого черта он торчит в этой бетонной могиле на берегу свинцово-серой Атлантики, когда на свете есть такие города, как Сан-Франциско, где люди круглый год живут словно в раю и даже не знают, что такое зима.

Даже собственный кабинет казался ему сейчас насквозь промерзшим, хотя паровое отопление работало исправно. Бен включил и кондиционер, однако ждать, пока комната прогреется, у него уже не было времени — дел накопилось порядочно.

Подойдя к столу, Бен высыпал на него содержимое своего кейса и принялся разбирать составленные им отчеты, образцы контрактов и прочие документы. В отдельную стопку он складывал все, что относилось к его командировке. Пожалуй, он неплохо справился с заданием. Все было в полном ажуре, за исключением одной досадной мелочи… Впрочем, Бен еще надеялся, что и это не поздно как-нибудь исправить.

Он посмотрел на часы и пошевелил губами, словно что-то подсчитывая, потом потянулся к телефону, и на лице его появилась виноватая улыбка. Бен набрал номер и, ожидая соединения, думал о том, какая это будет удача, если он явится на совещание и сообщит о своем полном успехе.

Из Сан-Франциско Бен привез несколько работ Мари Адамсон. Он приобрел их в галерее за собственные деньги, однако у него не было ни малейших сомнений в том, что дело того стоило и фирма непременно возместит ему материальные издержки. Бен был уверен, что, как только Марион и Майкл увидят эти снимки, они сразу оценят и стиль, и мастерство молодой фотохудожницы.

Правда, у него с ней ничего не вышло, но в крайнем случае Марион и сама могла взяться за дело. Уж она-то сумеет уговорить девчонку сотрудничать с корпорацией. Марион Хиллард всегда добивалась своего, и Бен не без злорадства подумал о том, как задрожат коленки у строптивой мисс Адамсон, когда ей позвонит сама великая Марион.

И все-таки было бы гораздо лучше, если бы он сам сумел вырвать у нее согласие.

То, что Бен задумал сейчас, было чистой воды безумием. В Сан-Франциско, куда он звонил, было половина шестого утра, но Бен рассчитывал, что, возможно, спросонок мисс Адамсон будет сговорчивее…

— Алло? Вас слушают… — Ее голос действительно был сонным, и Бен испугался, что она может бросить трубку, не разобравшись, кто ей звонит.

— Здравствуйте, мисс Адамсон. Это снова Бен Эйвери из Нью-Йорка. Прошу прощения, но сегодня утром у меня назначена встреча с президентом фирмы. Я планирую представить миссис Хиллард ваши работы, и мне очень хотелось бы сообщить ей о вашем согласии сотрудничать с нами по поводу оформления интерьеров медицинского центра. Мне казалось, что вы… — Но Бен уже понял, что совершил ошибку. Зловещее молчание, установившееся на линии с того самого мгновения, когда он назвал себя, не сулило ничего хорошего.