На ее лице появилась усталая улыбка – доктор Викфилд, или попросту Вик, был личным врачом Марион; он пользовал ее на протяжении многих лет и был хорошо осведомлен о состоянии здоровья своей богатой пациентки.

– Ты что, никогда не слушаешь, что тебе говорят, Марион?

– Нет, особенно если я этого не хочу. Что там с Майклом? Есть какие-нибудь новости?

И, озабоченно нахмурившись, она полезла за новой сигаретой.

– Да и куришь ты многовато. – Доктор Викфилд неодобрительно хмыкнул. – Что касается Майкла, то я только что его посмотрел. Состояние стабильное, и я уверен, что он выкарабкается, надо только дать ему время. То, что случилось, было серьезной встряской для всего его организма, но...

– Я тоже подверглась серьезной встряске, когда узнала об аварии. – Марион немного помолчала, вертя в пальцах незажженную сигарету, и врач сочувственно кивнул. – Ты уверен, что не будет никаких последствий в смысле... – Она запнулась, потом тряхнула головой и решительно закончила: – Я имею в виду сотрясение мозга, Вик. Я должна знать правду.

Викфилд потрепал Марион по руке и уселся на подоконник рядом с ней. Городок за их спинами купался в последних лучах солнца и был так красив, что его можно было снимать для пасхальных открыток.

– Я уже говорил тебе, Марион, что, насколько это известно современной медицине, для мальчика все должно пройти бесследно. Многое зависит от того, как долго он будет оставаться в коме. Но я пока не вижу никаких оснований для беспокойства.

– И все равно я боюсь, Вик...

Эти простые слова были так нехарактерны для Марион, что врач удивленно вскинул на нее глаза. Только сейчас ему открылись такие стороны характера его пациентки, о существовании которых он даже не догадывался.

Марион выдержала его взгляд.

– Что с девчонкой? – спросила она, зажигая сигарету и глубоко затягиваясь, и Викфилд машинально кивнул. Перед ним снова была та Марион, которую он хорошо знал – сильная, жесткая, решительная, не знающая ни страха, ни сомнений.

– Да, в общем-то, ничего серьезного. – Викфилд пожал плечами. – Она в сознании, но... Мы мало что можем для нее сделать. У нее легкий ушиб головы; со временем, она, безусловно, оправится, но ускорить этот процесс мы не можем и не должны. Что касается ее лица, то тут дело намного сложнее. В стране есть только один или два человека, которые смогли бы провести восстановительную операцию подобной сложности. От лица практически ничего не осталось: кости раздроблены, нервы и мускулы превратились в лохмотья, а глаза уцелели только чудом.

– Зато она сможет увидеть, какой она стала!

Эти слова были сказаны таким тоном, что доктор Викфилд с осуждением взглянул на нее.

– За рулем был Майкл, – напомнил он, но Марион только кивнула.

Она не считала нужным посвящать врача в подоплеку своего отношения к Нэнси Макаллистер. В том, что случилось с ней и с Майклом, была виновата только она сама, и больше никто.

– Что с ней будет, если не проводить восстановительной операции? Она будет жить?

– К несчастью, да. Только это будет уже не жизнь. Нельзя взять двадцатилетнюю девушку, превратить ее в чудовище и ждать, что она сумеет к этому привыкнуть. Ни один человек не способен на такое. Кстати, она была красива до того, как?..

– Думаю, да. Я не знаю, мы никогда не встречались. – От слов Марион веяло холодом, да и в глазах застыл вечный антарктический лед.

– Понятно. Тогда в любом случае ей придется тяжко. Кое-что ей, конечно, сделают здесь, в больнице, но на многое рассчитывать не приходится. У нее есть средства?

– Никаких. – В устах Марион это слово прозвучало как ругательство. «Нет денег» – для нее это был худший из пороков.

– Тогда никакого выхода у девочки нет. Хирурги, которые делают такие операции, отнюдь не склонны к благотворительности.

– Ты имеешь в виду кого-то конкретного?

– Да, я знаю несколько имен. Собственно говоря, гарантированно справиться с такой работой могут только двое. Самый лучший специалист живет во Фриско... – В сердце Викфилда вспыхнула слабая искорка надежды. Со своими деньгами Марион Хиллард могла бы... – Его зовут Питер Грегсон, – торопливо продолжил он. – Я познакомился с ним несколько лет назад, и, должен сказать откровенно, это человек удивительный во всех отношениях.

– Он может сделать это?

Викфилд почувствовал прилив признательности к этой женщине. Ему даже захотелось выразить свою благодарность, но он не решился.

– С моей точки зрения, – сказал он, – Питер – единственный человек, который способен справиться с этой работой хорошо. Быть может, есть и другие, но я их не знаю. Если хочешь, я могу позвонить ему прямо сейчас. Что скажешь?

Тут он поймал на себе холодный, сосредоточенный взгляд Марион и чуть не прикусил язык. Интересно, что у нее на уме, задумался Викфилд, чувствуя, как его восхищение на глазах тает, уступая место ощущению, подозрительно похожему на страх.

– Когда я приму решение, я дам тебе знать.

– Вот и отлично. – Викфилд кивнул и, бросив взгляд на часы, соскочил с подоконника. – А сейчас я хочу, чтобы ты спустилась вниз и как следует отдохнула. Я говорю совершенно серьезно, Марион. В конце концов, я твой лечащий врач, и...

– Я знаю. – Она одарила его холодной, чуточку напряженной улыбкой. – Но я никуда не пойду, и ты это прекрасно знаешь. Я должна быть с Майклом.

– Ты серьезно решила вогнать себя в гроб?

Марион покачала головой:

– Ничего со мной не случится. Я слишком скверный человек, чтобы так просто взять и умереть, Вик. Кроме того, у меня еще слишком много дел.

– Работа, вечно эта твоя работа... Скажи откровенно, Марион, стóит ли любая работа того, чтобы так перенапрягаться?

Врач посмотрел на Марион с любопытством. Будь у него хотя бы одна десятая ее честолюбия, он уже давно стал бы великим хирургом, однако Викфилд был лишен этого качества, и порой ему казалось, что это только к лучшему. Он даже не завидовал ей. Или почти не завидовал.

– Скажи, стóит? – повторил он снова, и Марион кивнула.

– Разумеется, да, можешь не сомневаться. Моя работа дала мне все, что у меня есть. Все, что я хотела от жизни. – «За исключением Майкла, – добавила она мысленно. – И если я его потеряю...»

Тут Марион крепко закрыла глаза и поспешила отогнать от себя эту страшную мысль.

– Ладно, – проворчал Вик. – Даю тебе еще час. Через час я снова зайду проведать его, и, если ты все еще будешь там, вот тебе мое честное слово: я лично впорю тебе в задницу пару кубиков нембутала и прогоню спать. Тебе ясно?

– Совершенно. – Марион встала и, бросив на пол еще один окурок, потрепала врача по щеке. – И еще, Вик... – Она бросила на него взгляд из-под длинных каштановых ресниц, и на одно – очень короткое – мгновение ее лицо сделалось мягким, почти нежным. – Спасибо.

Викфилд, весьма польщенный, почтительно поцеловал ее в щеку и отступил на полшага назад.

– С ним все будет в порядке, Марион, вот увидишь, – сказал он.

Напомнить о девушке он не посмел – об этом можно было поговорить позже. Вместо этого он тепло улыбнулся и пошел по своим делам, оставив Марион стоять в коридоре. Она выглядела такой одинокой, потерянной и легкоуязвимой, что Викфилд искренне порадовался тому, что догадался позвонить Джорджу Каллоуэю. Марион обязательно нужен был кто-нибудь, кто мог бы поддержать ее в трудный час.

Он думал о ней до тех пор, пока не достиг лестницы, ведущей наверх, и все это время Марион стояла неподвижно и смотрела ему вслед. Только когда фигура врача исчезла из вида, она медленно повернулась и пошла по коридору в противоположном направлении, возвращаясь в палату Майкла. По пути она проходила мимо открытых и закрытых дверей, за которыми медленно угасали последние надежды и отсчитывали свои последние удары истекающие кровью сердца. Увы, немногим суждено было выйти за эти стены и снова увидеть небо и зеленые холмы: на четвертом этаже больницы помещались самые тяжелые пациенты, выздоровление которых, по свидетельству Вика, было весьма и весьма проблематично.