Обвинение падало только на одного человека. За многие месяцы доставки грузов в Вампу Джонатан познакомился с большинством владельцев факторий и управляющих, но знакомство это было поверхностным. У большинства из них просто не было причин подсовывать дорогостоящую улику на борт его корабля. Он знал китайских чиновников, владевших складами, но до недавнего времени, пока не начал понемногу осваивать мандаринский и кантонский диалекты, не мог разговаривать с ними. Более того, имея дело исключительно с Сун Чжао, у него никогда не было причин общаться с другими членами гильдии.

Таким образом, оставался Оуэн Брюс, не скрывавший своей неприязни к американцу.

Джонатан решил отправиться к шотландцу и заставить его признать вину. Уж это он должен был сделать, хотя и не вполне представлял, как он поступит, если Брюс действительно признает свою вину.

Ничего не говоря двум своим помощникам, он тихо сошел на берег. За поясом у него были кинжалы, на боку висел пистолет.

Его уход заметил только Оливер, помощник боцмана, который с тревогой следил за капитаном, быстрым и решительным шагом направившимся к фактории Брюса.

Джонатан заметил, что солнце опускалось все ниже, и прибавил шагу. Он не хотел заставлять Сун Чжао ждать его, когда тот будет готов отправиться домой.

Английский мастер, худой и сморщенный, сидел в запущенной конторе, находившейся в центре склада, имевшего форму подковы. Он делал какие-то заметки в журнале и взглянул на посетителя без всякого выражения.

— Где я могу найти Брюса? — быстро спросил Джонатан.

Мастер махнул рукой.

— Последний раз я видел его в восточном крыле, — ответил он с сильным акцентом жителя Средней Англии.

— Как туда попасть?

— Пройдите приемную и поверните направо.

Едва кивнув в знак благодарности, Джонатан последовал в указанном направлении и пришел к восточному крылу склада. Свет, проникавший сквозь давно не мытые окна, был тусклым, но позволял достаточно хорошо различить коробки с чаем, рулоны ткани и другие товары.

Вскоре он услышал где-то впереди шум, затем заметил свет от зажженной масляной лампы, стоявшей на груде коробок. За лампой, делая заметки на клочке бумаги, стоял дородный Оуэн Брюс. Он повернулся, услышав шаги по утрамбованному грязному полу, и глаза его вспыхнули ненавистью, когда он узнал посетителя.

— Вероятно, вы удивлены, что видите меня, Брюс, — сказал Джонатан жестко и решительно. — Полагаю, вы надеялись, что к этому моменту китайцы уже арестовали меня и засунули в бамбуковую клетку для преступников.

— Вы меня не интересуете, — ответил шотландец, — и мне плевать на то, что станет с вами.

— Правда? Что-то не похоже было, когда я причалил и на борт поднялись представитель наместника и таможенники. Вы там вытягивали шею и разговаривали явно обо мне.

— Что вы хотите от меня, Рейкхелл? — сердито спросил Брюс.

— Вопрос в том, что вам нужно от меня. Я считаю вас виновным в том, что мне подсунули на борт пять коробок с индийским опиумом, когда я был в Сингапуре.

Наступило долгое молчание, прежде чем шотландец заявил:

— Это серьезное обвинение. Вы можете его доказать?

— Мы сейчас не в суде, — сказал Джонатан. — Я предъявляю вам определенное обвинение и призываю вас либо подтвердить, либо опровергнуть его.

— Черта с два! — заявил Брюс.

— Я больше никого не знаю на всем Востоке, у кого были бы основания доставлять мне неприятности.

Ленивая улыбка Брюса, скорее, напоминала злобную гримасу.

— Допустим, я скажу, что именно я сделал так, чтобы опиум был найден на твоем поганом корабле, Рейкхелл. Допустим, я ясно скажу, что меня воротит от твоего святого-пресвятого отношения. Допустим, я открыто признаю, когда нас здесь всего двое и никаких свидетелей поблизости, что я сделал бы все что угодно, чтобы навсегда освободить Вампу от твоего присутствия. И что ты будешь теперь делать?

На какое-то мгновение клокотавшая злость ослепила Джонатана. Но потом гнев его стал холодным и сдержанным. Он сделал несколько шагов вперед.

— Вот что я сделаю, — сказал он и со всего размаха двинул кулаком в широкое лицо шотландца.

Удар отбросил Брюса к внешней стене. Его первая реакция потрясения сменилась злостью, столь же глубокой, какую испытывал и молодой американец. Он потряс головой, отходя от удара, и приготовился к ответной атаке.

Джонатан заметил, что его противник безоружен, а это несомненно было к лучшему. Если он воспользовался бы своими кинжалами или пистолетом, это было бы убийством, а Джонатан не хотел заходить так далеко. Он лишь намеревался избить Брюса до бесчувствия.

Брюс оттолкнулся от стены, поднял оба кулака, но когда подошел к противнику на расстояние вытянутой руки, внезапно ударил его ногой в пах.

Шок и боль на минуту парализовали Джонатана, а мысль о том, что ему был нанесен нечестный удар, вновь заставила его вспылить. Тут же он почувствовал, что Брюс пытается вытащить у него пистолет. Хотя американец и не хотел применять огнестрельное оружие, хозяин склада явно не страдал подобной сдержанностью. Напротив, он мог бы убить совершенно безнаказанно, а потом заявить, что сделал это в целях самозащиты, когда его пытались обокрасть. Иностранцы в Вампу не подчинялись никаким законам, когда разбирались между собой.

Джонатан нанес противнику резкий, короткий удар. Пистолет уже был вытащен наполовину из кобуры, и Джонатан затолкнул его обратно.

Брюс выругался, затем вновь пошел в наступление.

Однако Джонатан был настороже, зная, что этот человек прибегнет к любой тактике, честной или нечестной, чтобы победить в борьбе.

Брюс вновь нацелился в пах противнику.

На этот раз Джонатан был готов к этому и, уклонившись в сторону, сделал шаг вперед, одновременно нанося удары по лицу и телу шотландца.

Выросший в трущобах Глазго, Оуэн Брюс умел драться. Он дождался очередной возможности и буквально вогнал кулак правой руки в живот своего противника.

Джонатан охнул и, пока приходил в себя, почувствовал, что Брюс вновь пытается вырвать у него пистолет. Быстро придя в себя, американец вновь взял инициативу в свои руки, разбил Брюсу нижнюю губу ударом левой, а затем нанес ему справа такой сильный удар в челюсть, что шотландец зашатался. Джонатан наносил удар за ударом.

Но Брюс никак не падал и, собрав все оставшиеся силы, боролся с Джонатаном, и ему удалось сбить его с ног.

Они вместе упали на грязный пол, катаясь по нему. В воздухе мелькали их кулаки.

Ни один из дерущихся не знал, что они уже не в одиночестве. Оливер последовал за Джонатаном на склад и, услышав звуки жесточайшей драки, нашел их. Он присел у окна с наружной стороны склада и был потрясен тем, что увидел. Здравый смысл подсказывал ему позвать Кая или Ло Фана, но он боялся, что, пока найдет их, Джонатан уже будет мертв.

Оливеру было ясно, что Брюс нацелился на один из кинжалов его противника. Он все время тянулся к ним, и ему это не удавалось только потому, что приходилось наносить удары. Рано или поздно он сумеет дотянуться до рукоятки кинжала, и тогда Джонатану не жить.

У Оливера оставался лишь один путь. Понимая, что ему далеко до любого из этих сильных великанов, он решил, что ничего не добьется, если вступит в борьбу на стороне Джонатана.

Вместо этого он перелез через окно на склад и, незамеченный двумя борющимися мужчинами, взял масляную лампу. Быстро подкрутив фитиль и сняв Стеклянный колпак, он поджег ящик в основании кучи.

Прошло еще несколько минут, прежде чем сырая сосна загорелась. Дерущиеся на полу вплотную приблизились к Оливеру, затем откатились в противоположную сторону, и оба обменивались такими сильными ударами, что помощник боцмана вздрагивал. Только белые, подумал он, могут драться с таким ожесточением.

Упаковочный ящик загорелся, и огонь быстро перебросился на его содержимое. Другие ящики в куче уже Дымились, и когда их охватило пламя, пожар начал стремительно распространяться.

Завершив свое дело, Оливер вновь вылез через окно.